Иван Иванович Пущин был просто человек - добрый, умный, тонкий, отзывчивый, очень ироничный, любитель дружной компании и всего того, что этому сопутствует - и вина, и женщин. Особенно женщин. И таким он остался в воспоминаниях современников.

Даже если бы Пущин не оказался в рядах заговорщиков и не вышел на Сенатскую площадь 14 декабря 1825 года, он, все равно занял бы свое место в российской истории. Такие люди не исчезают бесследно.

Отпрыск древнего, хотя и обедневшего рода вырос в семье, где, кроме него, было еще одиннадцать детей. Так что отец его, Иван Петрович, с радостью воспользовался, как бы мы сейчас сказали, предоставленной возможностью и отправил сына в Царскосельский лицей. Так был сделан первый шаг в Историю.

Ум, честность и невероятное чувство справедливости - эти черты всегда отличали Ивана Пущина. Неудивительно, что, уйдя в 1823 году в отставку из гвардии, где он служил после выхода из лицея, Пущин объявил, что собирается служить квартальным надзирателем, то есть занять низшую полицейскую должность, что для дворянина было неприемлемо.

Благородное семейство пришло в ужас. Поддавшись уговорам семьи, Иван Иванович поступил в Петербургскую уголовную палату, а затем в Московский надворный суд, где разбирались дела малоимущих людей.

«Пущин - первый честный человек, который сидел когда-либо в русской казенной палате», - так прокомментировал поступок Ивана Ивановича один из его приятелей.

Участие Пущина в Тайном обществе, и появление его на Сенатской площади тоже можно считать закономерным. Он - один из немногих последовательных революционеров, действовавших в соответствии со своими убеждениями. Его трудно назвать «жертвой обстоятельств, как тех же Анненкова, Ивашева, Враницкого и десятков других, осужденных за участие в антиправительственном заговоре. Если «диктатор» Трубецкой не явился на Сенатскую площадь, несмотря на то, что должен был возглавить восстание, то Пущин был с восставшими от начала и до конца: «Я остался у каре до того самого времени, как все войско от картечных выстрелов разбежалось...».

Декабрист А.Е. Розен вспоминал: «Всех бодрее в каре стоял И.И. Пущин... Солдаты охотно слушали его команду, видя его спокойствие и бодрость». За эту бодрость Пущин едва не поплатился головой: он был осужден, как преступник I разряда, и приговорен к смертной казни путем отсечения головы. Кстати, Пущин - один из немногих, кто мог бы скрыться из России, избежав таким образом ареста и наказания: лицейский друг, князь А. Горчаков приехал к нему утром 15 декабря с заграничным паспортом, умоляя немедленно покинуть страну на иностранном корабле. Пущин отказался. И в этом - весь он.

«Он считал постыдным, - писал Е. Якушкин, - избавиться бегством от той участи, которая ожидает других членов тайного сообщества: действуя вместе с ними, он захотел разделить их судьбу».

Разделил. Хотя и не в полной мере. Пятерых повесили, а ему смертную казнь заменили ссылкой в вечные каторжные работы. Когда декабристов после окончания следствия вывели для объявления приговора суда, «Иван Иванович, по обыкновению, был весел и заставлял громко хохотать ... собравшийся кружок».

Иван Иванович Пущин был не просто веселым человеком. Он был своего рода эмоциональным лидером, объединяющим центром, связующим звеном. Именно Пущину в большой степени потомки должны быть благодарны за сохранившиеся в многочисленных письмах документальные свидетельства о жизни изгнанников в сибирской ссылке.

Пущин «... был общим нашим любимцем... - вспоминал Н.В, Басаргин, - его открытый характер, его готовность оказать услугу и быть полезным, его прямодушие и честность, ... умение кстати беззлобно пошутить ... увлекательно действовали на всех...».

В Туринске, небольшом городке, входившем в те годы в состав Тобольской губернии, Иван Иванович Пущин оказался 17 октября 1839 года после двенадцати лет, проведенных в Нерчинских рудниках. «Новый городок мой не представляет ничего особенно знаменательного, - писал он лицейским друзьям, - я думал найти более удобств для жизни, нежели в самом деле оказалось... Природа здесь чрезвычайно однообразна, все плоские места, которые наводят тоску...».

Тоска переросла в болезнь, скорее душевную, чем физическую. То, что сегодня мы назвали бы депрессией. «Его любящая душа глубоко потрясена, - писал в 1840-м году верный друг Пущина Е.П. Оболенский, - и не может снести тяжести разлуки. Он живет в Туринске с добрыми товарищами, но друга там нет...».

К этому стоит добавить, что упомянутые Оболенским добрые товарищи - Анненков, Ивашев, Басаргин жили с семьями, которыми первые двое обзавелись, еще будучи каторжанами, а третий - едва выйдя на поселение. Вряд ли одинокий Пущин должен был испытывать душевный комфорт, глядя на эту окружающую его семейную идиллию.

И, тем не менее, Иван Иванович предпочитал оставаться холостяком. У него был свой взгляд на семейную жизнь товарищей по несчастью. Во-первых, революционеру Пущину, как ни странно, были далеко не чужды сословные предрассудки.
«Красавица без отпечатка хорошего общества теряла в его глазах всякую прелесть. Поэтому между сибирячками ему могли нравиться только дочери его товарищей. Тогда в горьких шутках он высказывал сожаление, что его время ушло, что для них он стар, а они слишком молоды, чтобы остановить на нем свое внимание. Он никогда не ухаживал за молодыми барышнями», - писала в своих воспоминаниях Августа Созонович, воспитанница М.И. Муравьева-Апостола.

Брак, по мнению Ивана Ивановича, должен был основываться на взаимном чувстве и равенстве. «Надобно иметь большую храбрость или большое упрямство, чтобы тут находить счастье. Впрочем, я этим еще более убеждаюсь в ничтожестве сибирских супружеств». Пример друзей, женившихся на аборигенках, довольно убедительно подтверждал правильность занимаемой Пущиным позиции:
Пожалуй, единственный брак, который не вызывал едких замечаний Пущина, - это брак Василия Петровича Ивашева и Камиллы Ле Дантю. В этом был свой смысл. Во-первых, Камилла была хоть и француженкой, хоть и обедневшей, но все-таки аристократкой с хорошим воспитанием и образованием. Во-вторых, брак был совершен с благословения родителей. Ну, и, в третьих, он, безусловно, был счастливым.

Зато Николаю Васильевичу Басаргину, женившемуся на дочери местного поручика Маврина - Марии Елисеевне, «доставалось» по полной программе.

Так случилось, что после смерти Ивашевых Пущин и Басаргины занимали комнаты в доме умерших друзей. Семья Басаргина состояла из четырех человек - он сам, его жена, теща Степанида Ивановна и сестра последней Авдотья Ивановна Котельникова. Если о самом Басаргине Пущин отзывался всегда хоть и сдержанно, но, безусловно, положительно, то женская часть семьи вызывала у него чувства противоречивые.

«Басаргин хлопочет и кой-как устраивает свои дела... С ним беседуем часто, он - человек очень приятный подчас... Мы живем ладно, но и эта женитьба убеждает меня, что в Сибири лучше не венчаться... Это люди добрые, которых можно видеть иногда; часто же с ними быть - тоска. ... Разговор наш за столом иногда преоригинальный. Муж (Басаргин) доволен - надобно радоваться искусству быть счастливым, если оно так есть, и умению себя обманывать из упрямства, когда уже нет возможности переменить».

Пущин как в воду глядел. После нескольких лет совместной жизни Басаргину пришлось пережить тяжелую семейную драму, закончившуюся уходом жены в монастырь и постригом в монахини. Эта семейная тайна неизвестна в подробностях. В архивном «сибирском» деле Басаргина находятся собственноручные письма его «преступной жены» и её матери на высочайшее имя с просьбами о разрешении Марии Елисеевне оставить мир и похоронить себя в монастырской келье, чтобы «замолить» тяжелый грех нарушения супружеской верности. В 1844-м году жена Басаргина поступила в Екатеринбургский женский монастырь, но пробыла там недолго и в августе того же года вернулась к мужу. Умерла спустя два года, в 1846 году. Умерли и двое детей Басаргиных.

Еще более иронично и даже раздраженно Пущин отзывался о «сибирской» жене Вильгельма Кюхельбекера. «Три дня гостил у меня оригинал Вильгельм. Проехал на житье в Курган с своей Дросидой Ивановной, двумя крикливыми детьми и с ящиком литературных произведений. ... Он тот же оригинал, только с проседью в голове.... Не могу сказать, чтобы его семейный быт убеждал в приятности супружества. ... Признаюсь вам, я не раз задумывался, глядя на эту картину, слушая возгласы мужиковатой Дронюшки, как ее называет муженек, и беспрестанный визг детей. Выбор супружницы доказывает вкус и ловкость нашего чудака, и в Баргузине можно было найти что-нибудь хоть для глаз лучшее. Нрав ее необыкновенно тяжел, и симпатии между ними никакой. Странно то, что он в толстой своей бабе видит расстроенное здоровье и даже нервические припадки, боится ей противоречить и беспрестанно просит посредничества; а между тем баба беснуется на просторе... Все это в порядке вещей: жаль да помочь нечем».

А женитьба в 1845 году лучшего друга Евгения Петровича Оболенского на Варваре Самсоновне Барановой, вольноотпущенной из рабства и причисленной в мещанское звание, бывшей прислугой в доме Пущина и Оболенского, и вовсе вывела Ивана Ивановича из состояния душевного равновесия. Настолько, что он поссорился с Оболенским, тот снял другую квартиру, и друзья разъехались. Прошло время, прежде чем Пущин примирился с выбором Оболенского и стал навещать друга.

«Мне вдвойне было грустно с ним расходиться - первое, потому что привык видеться с ним, не ходя друг к другу в гости, а второе, что в этом супружестве ничего не вижу для него радостного.... Кажется, вообще мало может быть симпатии: и лета, и понятия, и привычки, и связи - все разное.

Он говорит, что ему хорошо, а я как-то не верю. Впрочем, это дело конченное, до венца я говорил все, что мог, а теперь стараюсь сам про себя оставлять свои мнения и, сколько умею, приноровляться к этому быту, видя тут новую обязанность дружбы».

Может сложиться впечатление, что Пущин не только закоренелый холостяк, а ему в это время было уже за сорок, но еще и женоненавистник. Однако это не соответствует действительности. В женщинах, как свидетельствуют очевидцы, Иван Иванович Пущин был счастлив. Много лет спустя Августа Созонович вспоминала: «Молодые и старые вдовушки смело и назойливо шли на приступ (Пущина), исключая при этом не только возможность брака, но и взаимность чувств».

А теперь такой маленький штрих. Выступая против неравных браков, Пущин, тем не менее, не останавливался перед тем, чтобы вступить в далеко не романтичные отношения с представительницами низшего сословия. Причем очень умело скрывая их от собратьев по ссылке. Единственный человек, от которого, кажется, у Пущина не было тайн, - Евгений Оболенский. Зная о взаимоотношениях друга с женщинами, тот даже пытался женить его, но... этот номер не прошел. «Ты меня смешишь желанием непременно сыграть мою свадьбу, - писал ему Пущин, - Нет! Любезный друг. Кажется, не доставлю тебе этого удовольствия». Еще бы! Ведь героиней «романа» декабриста стала ... туринская жительница, якутка из бедной семьи по имени Аннушка. И это все, что о ней известно. Она стала матерью дочери Ивана Ивановича Пущина, которая появилась на свет 8 сентября 1842 года. Правда, самого счастливого отца в это время в Туринске не было, - он находился на лечении в Тобольске.

Аннушка осталась на попечении верного Оболенского, ставшего крестным девочки. Пущин писал ему нежные, по другому не скажешь, письма: «Спасибо, друг Евгений, за письмо от 11 числа (видимо, о рождении ребенка). Благодарю Бога и тебя за успокоительное чувство. Я узнаю тебя в твоей доброй попечительное. Проси Аннушку, чтобы она береглась. Перекрести за меня малютку, твою крестницу. Скажи Аннушке, чтобы терпелива была». «Благодарю Бога за твою бескорыстную дружбу... Проси (Аннушку), чтоб была спокойна и умна. Это необходимо для здоровья малютки. ... Малютка часто, почти беспрестанно у меня перед глазами». «Не рассказывай мне о прелестях твоей крестницы - и на уродика, и на нее давно хотелось бы взглянуть».

Девочку назвали именем матери - Анна. Уезжая из Туринска на новое место жительства в Ялуторовск, Пущин забрал девочку с собой: «Сплетни на этот счет, верно, идут, но не в том дело, лишь бы исполнить мне должным образом мою новую обязанность». Тут надо добавить, что мать ребенка осталась в Туринске.

В Ялуторовске Пущин долгое время скрывал тайну рождения Аннушки. Девочка была приучена называть его дядей, а мамашей и папашей звала супругов Муравьевых-Апостолов. Что касается родственников в далекой России, то они и понятия не имели о существовании племянницы, считая ее лишь воспитанницей одинокого холостяка: «Брат будет знать о твоей крестнице, - предупреждал Иван Иванович верного друга Оболенского, - о приемыше, а больше ничего. Я думаю, не надо дальнейшего рассказа».

К чести сердцееда Пущина надо сказать, что, будучи «неверным» мужчиной, он оказался необычайно заботливым отцом. В Ялуторовске Аннушка росла в его доме, у нее была няня - Варвара Самсоновна Баранова, та самая, что спустя несколько лет станет женой Оболенского, а Иван Иванович посвящал дочери все свободное время: «Малютка наша Аннушка... Понятливая, неглупая девочка. Со временем... возня с нею будет еще разнообразней и занимательней.... Лаской снискала полное моё повиновение. Мы живем с нею ладно, скоро надобно будет приняться за учение, память и способности есть».

О судьбе Аннушки Пущиной известно мало. В 13 лет она уехала учиться в Нижний Новгород, где ее удочерила директриса института, знакомая И.И. Пущина М.А. Дорохова - двоюродная сестра декабриста Ф. Вадковского. Сохранились воспоминания о ней современников. М.С. Щепкин пророчил ей славу театральной актрисы. Тарас Шевченко предрекал большое будущее художницы. Величайший пианист, композитор А.Г. Рубинштейн соглашался учить ее в Петербургской консерватории, а Иоганн Штраус подарил ей ноты своих произведений.
Анна Пущина, в замужестве Палибина, умерла в 1863 году. Ей едва исполнилось 20 лет.

Психологам есть, о чем поразмышлять, изучая связи И.И. Пущина с женщинами. Трудно поверить, что в его окружении не было достойных и при этом равных ему по положению женщин. Точнее, они были, но Иван Иванович намеренно уклонялся от серьезных отношений.

Это накладывало бы на него соответствующие обязательства, которых он не хотел. Почему? - об этом можно только догадываться. С простолюдинками было проще. Они любили его и ничего не требовали взамен. А если и требовали, то не получали. Так, к примеру, произошло с Дросидой Ивановной Кюхельбекер, с Дронюшкой.

После смерти Вильгельма Кюхельбекера И.И. Пущин по доброте душевной поселил в своем доме его многочисленное семейство. Чем уж соблазнила его «мужиковатая» Дронюшка, сказать трудно. Но факт остаётся фактом: Пущин зачастил во флигель, где жила «толстая баба». Дело кончилось беременностью Дросиды Ивановны.

Пущин «сослал» Дронюшку в Коптюль - село неподалеку от Ялуторовска. Там находился стекольный завод, принадлежавший О.И. Медведевой, в девичестве - Менделеевой, она стала женой Н.В. Басаргина после смерти его супруги. А сам уехал, как это уже однажды случилось, на лечение - сначала в Тобольск, потом в Иркутск.

Опекать же Дросиду поручил ... верному другу, хранителю тайн Е.П. Оболенскому. Самое удивительное, что ребенка Иван Иванович тоже решил оставить себе.

«... Положение ее - тоска, как ни ворочай. Дай Бог, чтобы благополучно свершилось главное событие. Тогда она свободна будет в своих действиях - и с меня снимется большая тяжесть, хотя начнется новая забота, но та в моих руках».

В Коптюле появился на свет сын Пущина - Иван, Иван Николаевич, продолжатель рода Пущиных, потомки которого живут и поныне. Отчество он получил по крестному отцу - Н.В. Басаргину.

Но жениться Пущин категорически не хотел, хотя Дросида Ивановна и требовала этого. Иван Иванович заявил, что если он женится, то только лишь за тем, чтобы сразу после венчания пустить пулю себе в лоб.

Странные взаимоотношения связывали декабриста и с Матреной Михеевной Мешалкиной, женщиной мещанского сословия, которую он привез с собой из Туринска. Заметим: мать своей дочери оставил, а Матрену Михеевну привез. Нет документальных подтверждений тому, что Мешалкина играла иную роль в доме, чем просто экономки. Только однажды в письме одной из корреспонденток И.Д. Якушкина проскакивает фраза: «Пущин ухаживает за своей больной женой». Речь шла о Матрене Михеевне, которую году в 1853-54 разбил паралич, и она ослепла.

В 1856-м году, покидая Ялуторовск, Пущин отправил больную женщину обратно в Туринск. Нежелание Пущина связывать себя узами брака стало притчей во языцех среди декабристов. Поэтому его женитьба стала полной неожиданностью. Тем более, что избранницей оказалась Наталья Дмитриевна Фонвизина, вдова декабриста М.А. Фонвизина. Они познакомились в Тобольске, где Иван Иванович проходил курс лечения.

Многие исследователи считают, что роман их развивался постепенно, от письма к письму, от встречи к встрече. Однако, кажется, это не совсем так.

М.А. Фонвизин освободился из ссылки раньше других. Он умер уже свободным человеком. Наталья Дмитриевна, женщина экспансивная, иногда до безрассудности, решила навестить в Тобольске И.И. Пущина, к которому давно уже питала нежные чувства. Ожидая ее приезда, Иван Иванович пишет в письме: «Я жду тебя... Нетерпение то же, что в Тобольске».

Надо сказать, что Наталья Дмитриевна, не любившая мужа, последовавшая за ним на каторгу и в ссылку, только руководствуясь христианским смирением и состраданием, долго не могла определиться в своем выборе между И.И Пущиным и другим декабристом - Н.С. Бобрищевым - Пушкиным. Портреты и того, и другого стояли на ее туалетном столике. И все-таки чаша весов склонилась в сторону Пущина. И, как ни странно, тот отвечал ей искренней привязанностью и любовью.

«...Вот уже три дня, что мы с тобой расстались, заветный друг мой!.. ...Будем надеяться на бога любви - он устроит один то, что настоящим образом не укладывается в голове... В пятницу, проводив тебя, я долго бродил по комнатам, наполненным воспоминанием о тебе... Я радовался хорошей погоде, думал о дорогой моей путешественнице... Целую тебя несчетно раз. Верный твой Иван Пущин».

Но жениться все же не хотел. Это раздражало Наталью Дмитриевну. Она даже советовала своему сердечному другу жениться на какой-нибудь другой женщине. И тогда Иван Иванович сдался. Свадьба состоялась 22 мая 1857 года в имении Фонвизиных. Чтобы избежать ненужных разговоров, венчались тайно. К этому времени Пущин был уже тяжело болен. Н,Д. Фонвизина едва узнала в худом, изможденном человеке прежнего Пущина. Кто знает, может, именно подорванное здоровье стало причиной того, что Иван Иванович решил расстаться со своей холостяцкой жизнью.

В письме декабристу А.Ф. Бриггену он сообщает: «Слух о моей женитьбе справедлив... Благодарю Бога за наш союз. Покамест пользуюсь деревенским воздухом и пью воды в деревне жены...».

Иван Иванович Пущин, Большой Жано, как звали его в Царскосельском лицее, друг А.С. Пушкина, один из самых известных декабристов, не изменивший своим убеждениям до последних дней жизни, скончался спустя два года, в 1859 году в возрасте 61 года. Его единственная законная супруга пережила его на 10 лет.

Источник: О. Ожгибесова, «С другом любо и в тюрьме». г. Тюмень – 2010 г.

Заинтересованность наших читателей темой декабрьского восстания 1825 года на Сенатской площади, а еще больше судьбами участников восстания, вылилось в ряд материалов, посвященных:
В.К. Тизенгаузену,
Ивану Пущину,
Василию Ивашеву,
Муравьеву-Апостолу,
Ивану Якушкину,
Николаю Басаргину,
Евгению Оболенскому,
Ивану Пущину,
Враницкому, Ентальцеву, Черкасову,
семье Ентальцевых,
декабристам, отбывавшим ссылку в Кургане,
картинам, на которых изображены декабристы в Ялуторовске,
школам декабристов,
церкви декабристов в Чите,
месту казни декабристов,
городу декабристов – Ялуторовску,
музею декабристов в Ялуторовске ,
роще декабристов.скачать dle 12.1

---