Население юго-западного Забайкалья преимущественно состоит из коренных сибиряков (потомков прежних завоевателей края), которых приблизительно восемьдесят процентов; остальные двадцать составляют семейские старообрядцы, живущие почти исключительно в деревнях Большой Куналей, Бичура, Кочены, Окино-Ключи и так называемые «карымы», или крещеные инородцы Цонголова рода.

Смешанное русское населения городов и сел, конечно, не идет в расчет. В последних три четверти населения - позднейшие пришельцы из разных мест Западной Сибири и Европейской России. Также не идет в счет и ссыльный элемент, равно и поселенцы из отбывших наказания в Сибири.

Мы остановимся лишь на бытоописании потомков первых пришельцев в Забайкалье, а именно: «коренном сибиряке» и «семейском старообрядце». Совместная жизнь сибиряка и семейского, несмотря на общность интересов, занятий, условий жизни и прочее, тем не менее, далеко не одинакова. Стойкость убеждений семейского, его особенный взгляд на жизнь поставили последнего в некоторую отдаленность от сибиряка. В особенности это заметно во взаимных отношениях.

При всем том, насколько совместная жизнь налагает известные условие уважения к соседу-сотоварищу, в данном случае приходится удивляться, что отношения сибиряка и семейского, в общем, далеко не таковы. Если сибиряк относится к семейскому в большинстве безразлично, или с некоторым недоверием, то семейский даже не скрывает своего полного неуважения, а также и презрения к сибиряку. Чем вызвано такое отношения, трудно проследить, но тем не менее оно существует и по настоящее время.

Конечно, такие отношения не отзываются на общественном строе жизни, что доказывается уже тем, что селятся в деревнях и селах совместно те и другие. Но факт остается фактом и, в обыденной жизни, нельзя не заметить этой розни и взаимной не дружелюбности.

Сжившись с этим отношениям, как те, так и другие принимают его совершенно хладнокровно. Эпитет семейского - «желторотый», одинаково не причинит ему чего-либо оскорбительного, как и сибиряку кличка «нечесть». Как тот, так и другой совершенно сжились с этим.

Сибиряк привык видеть в каждом семейском воплощения хитрости, обмана и бояться его как искусного вора и вообще, отдавая должное его силе и ловкости, боится какого-либо насилие и мести. В некоторых отношениях боязнь его не плод фантазии. Семейский же считает почему-то сибиряка нечистым, как в прямом, так и переносном смысле: также мало верит ему и, вообще, ставит его далеко ниже себя по развитию.

В наружности сибиряка преобладающим является бурятский тип: смуглый цвет кожи, значительно выдающиеся скулы, чаще темные волосы. По внешнему виду ростом выше среднего, крепкий, коренастый. Низкорослых встречается мало. Несмотря на то, что тип его значительно отошел от великоросса, красивые лица и сложения не могут считаться исключениям.

Семейский же старообрядец сохранил вполне тип великоросса, чему не мало способствовало и то, что он не смешивается с сибиряками, или инородцами. В этом отношении он оказался устойчивее сибиряка, как и вообще более противостоял взаимодействию соседа инородца.

Ведя более правильную жизнь, не злоупотребляя вином, табаком, распутством, семейские дали краю крепкий, здоровый, сильный и красивый тип населения. И это тем резче выделяется и бросается в глаза в деревнях и селах, где они живут рядом с коренными сибиряками.

Не редкость встретить 80-ти летнего старца семейского настолько бодрого, что он работает наравне с молодыми, тогда как среди сибиряков 70 лет уже редкость, у бурят же 60 лет почти предел. Средняя продолжительность жизни семейского - 48, сибиряка - 40, а бурята - 38. Крещеные инородцы «карымы» по наружности своей, как и потомство их от браков с сибиряками, конечно, ближе всего стоят к инородцу и в большинстве представляют низкорослый, некрасивый тип населения.

Во втором или третьем колене наблюдается иногда преобладающим тип сибиряка, но некоторые черты инородца, как например, значительно выдающиеся скулы, смуглый цвет лица и разрез глаз остаются слишком заметными.

По внешнему виду, насколько семейский чаще выглядит бодрым, резким в своих действиях и словах, настолько сибиряк смотрит, наоборот, вялым, ленивым и в то же время часто забитым, трусливым. Предприимчивость, трудолюбие, сибирская «смекалка» резче замечается у того же семейского, чем у - сибиряка. Последний и здесь неохотно оставляет общероссийское «авось», которое не меньше, чем где-либо на Руси дает сомнительные результаты. Зажиточность семейских, конечно, всецело является результатом их трудолюбия и более крепкие основы обыденной жизни, а также и сплоченность взаимных интересов и помощи.

Сибиряк же в большинстве живет не так тесно со своими сородичами, трудолюбием не отличается; водка и леность дополняют его жизнь и не дают возможности поднять свое благосостояния. Малоземельность, неурожаи, отсутствие возможности удержать свое хозяйство без разорения заставляют большую часть населения искать работу на стороне. Редкая сибирская деревня не считает половины своего населения годами в отхожем промысле. Больше всего нанимаются на золотые промыслы, заводы или уходят в «ямщину». Подспорьем в хозяйстве в некоторых местностях являются: лесной промысел, звериный, сбор орехов и в незначительном размере кустарный.

Земледелие, хотя и является у местного крестьянина главным его занятием, но в общем не всегда и далеко не везде оправдывает его труд. Повсеместных урожаев в крае почти не замечалось. Периодические же в известных районах далеко не часты. В редких случаях сибиряк - крестьянин не живет в нужде. Видимая его зажиточность в сущности далека от действительности.

Кустарная промышленность среди местного населения очень незначительна и заключает в себе почти исключительно производство домашнего крестьянского обихода. Сбыт на сторону ограниченный и далеко не носит характера постоянности.

Местный крестьянский холст очень грубый и непрочный; делают его почти исключительно семейские. Бараньи сукна в некоторых деревнях по Чикою и Хилку вырабатывают довольно порядочного качества, но в небольшом количестве. Сукно это исключительно употребляется самими крестьянами и на рынок почти не поступает. Глиняная и деревянная посуда изготавливается в большом количестве, так же и берестяные «туязья» и все это находит большой спрос в округе.

Населения верховьев Чикоя занимается в основном выжиганиям извести и ломкой мрамора. Вся известь, которая поступает на продажу в крае, исключительно кустарного приготовления чикойских крестьян и бурят, живущих по реке Джиде.

Чикойская известь идет исключительно только для строительных работ, благодаря своему невысокому качеству, джидинская (туфовая) вдвое дороже, но и белее, почему и употребляется для побелок и в кожевенном производстве. Обжигания извести ведется в крае примитивным способом; занимаются этим люди мало знакомые с делом, почему страдает и качество продукта, а нерасчетливость в топливе удорожает самый продукт. В особенности плохо поставлено дело у чикойских крестьян. Получаемая от них известь заключает в себе до 30 процентов совершенно необожженного камня, что, конечно, и заставляет ценить ее слишком низко.

Из других промыслов забайкальского крестьянина, которые составляют подспорье в его материальной обеспеченности, более значительны: добывания кедровых орехов рыбный и «белковье». То и другое годами приносит значительный заработок. Орех добывается в урожайные года в районе реки Чикоя до 100 тысяч пудов. Часть всего количества перерабатывается домашним способом на масло, остальное же вывозится и распродается на Верхнеудинской ярмарке. Скотоводством с промышленной целью не занимаются. Держат скот для своего хозяйства, и только излишек продают на сторону. Мясной скот в крае исключительно поступает от монгол и в незначительном сравнительно количестве от бурят.

Материальное положения забайкальского казачества в общем настолько же незавидное, как и крестьян. К тому же необходимость казака, состоящего на службе, иметь полное снаряжения за свой личный счет, как -то: лошадь, седло, полное обмундирование, всегда отнимает у него значительную часть сбережений. Долгие же отлучки его из дома отражаются на благосостоянии хозяйства. Одновременная служба, вне дома, отца и сына в некоторых семьях совершенно расстраивает заведенное долгими трудами хозяйство, так как не всегда оставшаяся дома жена или дочери найдут возможность поддерживать, без сторонних работников, обработку полей или сенокосов. Наемный же труд в сибирских деревнях слишком невыгоден.

Земельные наделы в Забайкалье, ввиду особых местных условий, даже и значительные, не могут быть показателем благосостояния населения. Стихийные бедствие, резкие климатические переходы, частые неурожаи (иногда несколько лет к ряду), примитивная обработка земли и вечный материальный недостаток населения мало способствуют его обогащению. Много земель не разработано или по недостатку средств, или из боязни понести убыток при недороде.

Кроме того, в земельных наделах много мест совершенно неудобных для земледелия, которые и пустуют все время. Вместе с тем распределение наделов не всегда равномерно, почему малосемейные обогащаются, большие же семьи беднеют. Некоторые, например, деревни почти не имеют выгонов и должны нанимать их или у бурят или у жителей соседней деревни. Более крепко и определенно стоит земельное хозяйство в районе Чикоя и Хилка. Наделы земли инородцев далеко значительнее, что, конечно, всегда вызывает у русского населения зависть и недовольство. Масса казенных пустопорожних земель в крае и предполагающееся новое правительственное разграничения земель дает надежду населению, что в недалеком будущем коренная перемерка прежних наделов даст возможность устроить свое хозяйство более выгодно. Несмотря на то, что край считает уже столетие своей оседлости, он все еще выглядит устраивающимся и во всем заметен отпечаток чего-то как бы временного. Отдаленность и географические условие слишком ярко отразились на развитии края и надолго остановили его возможное процветание.
Наблюдения последних лет дают ясную картину тому, что все без исключения отрасли забайкальского хозяйства значительно ослабели, упали даже и те, которые еще так недавно выглядели прочными. Так, главное занятие населения - земледелие оскудело. Бывшие «житницы» края все чаще и чаще страдают от неурожая. Земля истощилась. Засухи, инеи, выдувы, сорные травы, головня, кобылка уже не такие редкие явления, как были ранее. Голодовки в Забайкалье также теперь не редкость. Примитивный способ обработки полей, неумелое внесение удобрений, плохие семена, конечно, не дают надежды поднять урожайность.

Вырубленные и уничтоженные лесными пожарами леса, при отсутствии необходимой влаги, дают еще более шансов к упадку и обесцениванию прежних богатых по урожаю участков. Упадку скотоводства способствовали как бескормица, равно и эпизоотии. Скот измельчал, в особенности рогатый. Лесной промысел не давал и ранее особых выгод населению, теперь же, когда ближайший к населенным пунктам лес во многих местах уничтожен пожарами, а пользования в дальних участках сопряжено с платой пошлины и другими расходами, доходность лесного промысла упала до минимума. К тому же соседние китайцы и монголы являются большими конкурентами, доставляя городскому населению все лесные материалы в большом количестве.

Некоторые, ближайшие к границе, местные русские лесопромышленники считают для себя более выгодным арендовать лесные участки у монголов, чем пользоваться остатками своего и платить налог. Конечно, здесь не столько играет роль плата, сколько сложная процедура и по выкупу билета на рубку, в виду разбросанности поселений в крае и отдаленности конторы лесничего.

Хотя и доставленный из Монголии лес нередко принуждается лесничеством к оплате, но и в этом случае все же для лесопромышленника выгоднее заплатить за вывезенный и запроданный лес, чем «выхаживания» разрешительного билета лесничества на вырубку в своих дачах. Охотничий промысел, равно и ореховый также год от году заметно падают. Причина оскудения последних - частые лесные опустошительные пожары.

Правильно поставленного рыбного промысла в крае не наблюдается, несмотря на то, что местные реки и озера содержат достаточно разных сортов рыбы. По свидетельству старожилов, лет пятьдесят тому назад особенно много добывалось рыбы в Гусином озере (до 20000 пуд. в год), но в настоящее время добыча сократилась там до 2000 пуд. Главными потребителями рыбы являлись семейские, которые и способствовали уничтожению рыбы в озере несвоевременной и нерациональной ловлей. Те же семейские и сейчас являются главными рыболовами в крае. Не довольствуясь рыбой из рек и озер Забайкалья, они заезжают и в соседнюю Монголию. Добыча рыбы с годами падает. Город Троицкосавск, Кяхта и станицы снабжаются рыбой, почти исключительно вылавливаемой в Селенге, Хилке и Гусином озере, и только «омулем » (любимой рыбой сибиряков ) из Байкала. С годами количество рыбы в реках Забайкалья заметно уменьшилось и уменьшается.

Из промысловых рыб имеются здесь следующие: щука (по-бурятски «сурахой»), язь, плотва (чебак), сорожина (уландын -красноперка), окунь (алгана), налим (кутар), карась, таймень, линок и довольно редко осетр. Ловят рыбу исключительно неводами и вершами, причем время для лова не ограничено, хотя промышленники обыкновенно наезжают ранней весной и осенью.

Жизнь населения все усложняется, и прежнее лучшее время отходит в область воспоминаний. Сравнивая жизнь сибирского крестьянства с таковой же Европейской России, все же можно сказать, что первая находится, в общем, в лучших материальных условиях. Беднота, конечно, есть и здесь, но не в таком количестве и безысходности. Сибирский крестьянин домовитее, что ясно сказывается и в наружном виде сибирских деревень, которые в большинстве выглядят более благоустроенными, в особенности деревни, населенные семейскими.
Захудалых деревень в крае немного. Дома и дворовые постройки в Забайкалье все деревянные с тесовыми или драньевыми крышами. Усадьба, огороды обыкновенно также огорожены бревенчатым, тесовым или реже ивовым заплотом. Улицы в деревнях довольно широкие и правильные. Одно, что особенно резко бросается в глаза в сибирской деревне, это отсутствие садов и вообще древесных насаждений. В последнее время, по особому назначению местного начальства, крестьяне понемногу стали засаживать небольшие палисадники перед своими домами в улицу, но мера эта пока является для населения лишь обязанностью, почему и ведется насаждения деревьев без особенного рвения и желания. Засаживают такие палисадники обыкновенно тополем, березой, черемухой.

Большая часть деревень расположена на открытых местах и только позднейшие среди лесных участков, и лес этот по приговорам общества охраняется от рубки. Самые значительные села и деревни Забайкалья расположены вблизи рек. В особенности густое население в верхнем и среднем течении Чикоя.

Наружный вид местного деревенского дома ничего особенного не представляет. Общий тип построек близок к великорусскому. Беднейшее население обыкновенно живет в так называемых «зимовьях», т. е. в небольшой, довольно низкой квадратной бревенчатой избе (2 кв. саж.) с одним, реже двумя небольшими окнами, затянутыми вместо стекла пузырем. Сеней чаще нет; одна входная дверь ведет в единственную низкую комнату, занятую почти на одну треть громоздкой, неуклюжей глинобитной русской печью на деревянном, или каменном

фундаменте.

Дом более зажиточного крестьянина, и в особенности семейского, конечно, много отличается как по наружному виду, так и по внутреннему расположению и устройству. Сибирские крестьяне вообще не любят низких построек, почему каждый, кто только располагает лишним десятком бревен, старается построить свой дом возможно высоким. Каменных фундаментов встречается мало, строят же чаще на деревянных стойках. Пространство под полом засыпается землей. Двойные полы только у богатых.

Дом зажиточного крестьянина обыкновенно состоит из двух половин, разделенных сенями: черной - с кухней и помещениям для работников и чистой — хозяйской. Печь чаще глинобитная и в редких случаях кирпичная. В чистой половине встречаются печи-голандки, хотя и к ним обыкновенно пристроены очаг или плита. Чистая половина обыкновенно разделена перегородкой на две комнаты, из которых ближняя от входа служит для гостей или заезжих. Потолки и стены до половины обыкновенно побелены известью. Полы застланы холстинами, или в некоторых, менее зажиточных домах посыпаны песком, которым посыпаются полы в жилых помещениях и кухнях не только в деревнях, но и у некоторых городских жителей в кухнях.

Окна, часто и с двойными рамами, заставлены горшками с цветами, в особенности в семейских домах. Мебель: лавки, столы, стулья, шкафы, хотя и грубой работы, но часто покрашены в яркие пестрые цвета. У некоторых зажиточных крестьян не редкость встретить и простеночное, в деревянной раме, зеркало, хотя и низкого качества. Мебель менее зажиточных и бедных исключительно состоит из длинных лавок и столов, шкафы заменяют прибитые по стенам полки, завешанные холстинкой. Кровати (не у всех) обыкновенно широкие с массой перин и подушек. Спят на них только взрослые, и чаще одни хозяева; дети же и работники спят где придется на полу; в теплое же время года на дворе, в сенях, под навесами и на сеновалах.

Передний угол крестьянской избы, как у бедняка, так и у зажиточного, пользуется особым вниманиям. Смотря по состоянию, весь этот угол по стене занят обыкновенно иконами у сибиряка и медными крестами в киотах - у семейского. Иконы устанавливаются на полках в один или два ряда. К каждой иконе обыкновенно прилеплена восковая свеча. Тут же, на полках, кладут просфоры, вербу, пасхальное яйцо, ставят масло в бутылочках и проч. Особенно уважаются крестьянами иконы старинного письма. Наравне с иконами часто можно встретить и различные духовно-нравственного содержания картины. Большинство икон в фольговых ризах, киотах и украшены бумажными цветами, материей, пихтой или вересом.

У семейских, вместо икон, ставят киоты с вделанными в них медными восьмиконечными крестами, с рельефным изображениям распятия. Также как сибиряк, семейский украшает божницу цветами, материей, золотой и серебряной бумагой и проч. Передний угол у того и другого считается почетным.

Посетитель и гость, которому крестьянин хочет оказать свое уважение и почет, обыкновенно усаживаются в передний угол, где и угощают его. Тут же стоят стол и лавки. Обычай приема и угощения гостя в переднем углу более всего сохранился у малозажиточных крестьян; те же, которые побогаче, уже не придерживаются строго этого обычая.

Вообще крестьяне пригородных деревень, вкусивши городской цивилизации, во многом изменили свой строй жизни, и можно сказать, что, утративши много хорошего из своей прежней жизни, приобрели от горожан больше худого.

В особенности деревенское кулачество заметно проявляет много отрицательных сторон в отношении своих односельчан. Случайные заработки по поставкам и подрядам за последние годы народили не малое число деревенских богачей-кулаков. Явления это и тем еще нежелательно, что в общем и здесь заметно сильное оскудения деревни. Год от года прибавляется бедняков; условия жизни делаются труднее, отсутствие заработков и неурожаи гонит население или вон из деревни, или же заставляют по необходимости закабалить себя навеки такому кулаку-ростовщику.

Сельских банков не существует, кулаки же, ссужая деньгами или семенами малоимущих, ставят такие условие, что крестьянин раз попавшийся в руки такому богачу, обыкновенно на век остается неоплатным. Более частые условие такой помощи бывают следующие. За пуд семян кулак получает или деньгами в два-три раза более, или хлебом по цене, какая ему вздумается, или же отработкой.
Богатство и благосостояния местного крестьянина, равно и инородца, в редких случаях выражается денежными сбережениями. Сотня или две рублей свободных денег, даже у более или менее зажиточных, встречается не часто. Только деревенские богачи и кулаки располагают свободными капиталами, которые и хранят обыкновенно при себе.

К вкладам в банк крестьяне вообще относятся недоверчиво и прибегают к ним в редких случаях. Причинами этого является отчасти отдаленность от некоторых деревень банка, а также и ложное представление крестьянина об операциях банка. Главное же еще и то, что почти каждый местный деревенский богач старается всегда скрыть от своих односельчан размер своего состояния, вкладывая же в банк, он думает, что при такой операции достояние его делается гласным и невольно заставит жителей обращаться к нему за денежными пособиями. Вклады в сберегательные кассы деревенского населения также не велики. Большинство крестьян среднего состояния все свои свободные средства, барыши и заработки обращают или на благоустройство своего хозяйства, приобретения скота, лошадей, или же на аренду земельных участков у соседей и монгол. Так что, в общем крестьянин за всю свою трудовую жизнь почти не видит денег, обращая их немедленно на свои нужды. Конечно, есть и исключения, как везде и всегда, но они в расчет не могут приниматься. А потому богатство крестьянина и инородца — его хозяйство.
Не так, конечно, дело стоит у кулаков, которые, все же свои заработки, случайные барыши почти всегда стараются обратить непременно в деньги, которыми и орудуют в округе, наживая капитал довольно скоро.

Ростовщичество среди русского населения, к сожалению, заметно увеличилось за последние годы. Насколько же деревенский богач радеет о нуждах своего односельчанина, показали последние голодные годы в крае. Не преувеличивая можно сказать, что каждая такая голодовка родит несколько новых деревенских кулаков. В редких случаях местный богач -кулак, скупая в урожайные года хлеб по 30, 40 коп. пуд, не надеется исключительно на недород в будущем, когда и сбывает свой хлеб вольной ценой до и р. 80 к. за пуд. Запасные крестьянские общественные склады могут удовлетворить в большинстве только зерном для посева; все же необходимое количество для пропитания идет исключительно из запасных амбаров скупщиков - богачей.

Как лошади, равно и рогатый скот не дорог. Почему редкий крестьянин не имеет одну, две лошади и несколько голов скота. Средняя цена местной рабочей лошади 20—30 рублей; коров же, смотря по качеству, от 15 до 40 рублей. Конечно, цены эти берутся на месте в деревне, или в табуне у монгол и бурят.

Бесснежные зимы дают возможность иногда держать круглый год весь домашний скот на подножном корму, хотя в деревнях обыкновенно подкармливают скот и сеном, в особенности у семейских. Буряты же очень редко делают запасы сена в хорошие года, почему скот их к весне обыкновенно сильно тощает и дохнет. Занимающиеся извозом крестьяне имеют по десятку и более лошадей и зарабатывают в некоторые года значительные суммы.

Табунов лошадей и рогатого скота почти не держат. Перепродажей скота занимаются очень немногие. Молочного хозяйства с продажей на сторону его продуктов почти не ведется, если не считать как исключения некоторые пригородные деревни и станицы. Семейские держат еще и разводят свиней, которых и перепродают обыкновенно китайцам, имея от этого солидный заработок. Скотоводство в крае исключительно находится в руках местных бурят и соседей монгол, которые и снабжают население как молочным, так и мясным скотом.

Забайкальский скот, хотя и мелкорослый (редко более 10, 13 пудов), но мясо его очень хорошего качества, в особенности если скот выходился лето на траве и зажирел. Кормленый скот и по цене далеко выше, чем только что пригнанный из Монголии. Забайкальская баранина также отличается своим хорошим качеством и отсутствием, присущего вообще овцам, особенного специфического запаха. Мясо забайкальского скота заготовляется осенью в большом количестве для вывоза в Иркутск и на Лену (на золотые промысла). Если по цене оно выше западно-сибирского, то и качеством стоит далеко выше первого.

В прежние годы мяса был избыток, но со времени опустошительных эпизоотий, масса скота в Монголии и у местных жителей передохло; цена на скот увеличилась, но и скупка его для вывоза также возросла намного. Борьба с чумой рогатого скота долгое время не приводила к чему-либо положительному. Предохранительные меры - карантины и пр., которые практиковались десяток лет, только на время приостанавливали распространения эпизоотии. Более серьезную пользу, несомненно, принесет устроенная в 1903 году, вблизи Кяхты, противочумная прививочная станция, широко обставленная и обеспеченная материально местными предпринимателями-коммерсантами.

Действие станции открыто, и опыт дал блестящие результаты. Пройдет десяток лет, и страшный в былое время бич края, чума — отойдет в область преданий. Имена же инициаторов этого полезного для края дела будут благословляться поколениями как родного по духу населения сибиряка, так равно и соседей монголов.

Говоря о сибирской деревне, нельзя обойти молчаниям так называемые здесь «заимки», или дачи некоторых деревенских жителей. В прежнее время такие «заимки» составляли исключительно временное местопребывания сельчан в летние месяцы где-либо вблизи деревни, на свободных землях, со скотом, или для сенокоса. Каждый выбирал себе излюбленное место и устраивал временное жилье-зимовье, или балаган. Селились на заимках преимущественно люди зажиточные. Постепенно количество заимок увеличивалось, на них заводились понемногу хозяйства, пашни, выгоны и временное проживания обращалось в более постоянное.

Насколько изменившиеся условие края отражались на деревне в смысле упадка благосостояния ее населения, настолько заимочное заселение разрасталось. В особенности это замечалось в последние годы, когда собственно в деревне стало нечем жить. В некоторых местах Забайкалья значительные заимочные хозяйства настолько разрослись, что в действительности они уже являются особо заселенными пунктами, с которыми должна считаться и местная администрация.

Взаимные отношения заимочников со своими односельчанами также являют не мало недоразумений, неудовольствий и споров. Удалившись навсегда из деревни, заимочники живут как бы особняком, не принимая какого-либо участие в жизни своих односельчан. А так как к тому же почти все заимочники люди более состоятельные, то и неудивительно, что остающееся в селе беднейшее население должно нести на своих плечах всю тяжесть трудной деревенской жизни. В свою очередь, и заимочники, когда видят, что и их интересы могут страдать от враждебного отношения сельчан, заявляют свои претензии, споры, что и вызывает вечную вражду и неудовольствие тех и других.

Не все крестьяне избирают для своих заимок новые места. Многие из них строят свои заимки вблизи принадлежащих им пашен, где и селятся. Большинство же отдаленных и новых заимок строятся у воды, в больших падях, заросших лесом и с удобной пахотной землей. Селиться без средств на заимках, конечно, нельзя, так как в общем заимочное хозяйство не служит к обогащению, а скорее к сохранению своего благосостояния и более выгодному его ведению. Конечно, более благоустроенные заимочные хозяйства иногда приносят и доход. Некоторые заимочники разводят скот довольно успешно и продают его гуртами крупным поставщикам тут же на месте. Также свежие, неистощенные земли дают годами хороший урожай, избыток которого продается на сторону.

Жизнь забайкальского заимочника близко подходит к жизни мелкого помещика, хотя в некоторых отношениях, пожалуй, имеет более выгодности. В числе заимочников встречаются и такие, которые являются совершенной противоположностью большинства. Если есть заимки богачей, то есть также заимки и отбросов сельского населения. Заимки или, вернее, зимовья последних устраиваются в глухих и далеких уголках забайкальской тайги, в хребтах, вдали от проезжих дорог и поселений и служат обыкновенно или жильем какого-либо отщепенца общества, или притоном скрывающегося преступника. Нередко годами существования таких заимок неизвестно, а если и сделается случайно известно какому-либо промышленнику, то скрывается им из опасения мести хозяина заимки.

Существует такой заимочник исключительно воровством, или платным притоном покровительствуемым проходимцам. Конечно, заимки эти временные и, часто беспокоемые населением, перемещаются с места на место. В прежние года они встречались ближе к деревням, но впоследствии стали отдаляться в более глухие пади и чаще встречаются вблизи золотых промыслов, если и сами заимочники не занимаются хищнической добычей того же золота, чем и поддерживают свое существование.

Совместная жизнь местного крестьянина с инородцами вызвала в обыденной жизни некоторые отличия и изменения как с наружной, так и с духовно-нравственной стороны, равным образом положила заметный отпечаток и на язык. Крестьянское населения Забайкалья в своих занятиях и промыслах также резко отличается, чему одинаково способствовало, главным образом, особенность климатических условий местности и пример жизни аборигенов - бурят.

Забайкальскому земледельцу, ввиду тех же климатических условий, приходится больше затрачивать сил и средств, чем таковому же других местностей Сибири. Резкие колебания и неустойчивость климата, как и неустойчивость хлебного рынка края одинаково отражаются на труде земледельца. Общее мнение, что за Байкалом с «деньги дешевы», в сущности, вытекает положительно из ложных взглядов.

Большинство судит так потому, что труд и услуга в крае оплачиваются выше, чем хотя бы в Западной Сибири, но забывает то, что забайкальцу и достать что-либо, даже и из предметов первой необходимости, стоит нередко в два, три раза дороже, чем в другой местности нашего отечества. На памяти и такие случайности, когда и деньгами не достанешь потребного продукта. А потому жизнь в крае не может считаться дешевой, в особенности для людей малодостаточных. Земледелие здесь никого не обогащало, почему число лиц, составивших себе состояния землей и только ею одной, без посторонних занятий, почти не встречается.

Большинство деревенских богачей составили свой капитал или скупкой и продажей золота, или же ростовщичеством. Небольшое исключения составляют разве еще скупщики белки и другой пушнины. Торговля в крае, хотя довольно выгодна, но в последнее время и она стала как - то собираться больше в руки тех же богачей. Как каждый крестьянин, так и сибиряк работает, что называется, не покладая рук. В лености его нельзя упрекнуть; если же что и тормозит развитие, вообще культурности края, так это единственно отдаленность его. Населения очень мало выросло и как бы даже осталось таким, как оно было сотню лет тому назад.

Всякое новшество, представляй оно и неоспоримое преимущество, прививается очень туго. Местный крестьянин очень неохотно расстается со своими прежними убеждениями и привычками. В особенности беднейший класс, находящийся почти в вечной кабале у более состоятельных. Постоянное же безденежье и задолженность населения у казны, общественников и отдельных лиц, отразились и нравственно. Забитость, низкопоклонство и вынужденная показная льстивость сибиряка перед власть-имущими — общеизвестны.

Отдаленность края не могла, конечно, не отразиться и на взаимных отношениях деревенского ближайшего «начальства» к населению. Произвол, взяточничество прежних исправников, приставов оставили по себе очень незавидную память в сибирской деревне. Проезд их являлся событием, в большинстве далеко не радостным для населения. Насколько и тут играли главную роль деньги и состояния — можно видеть из того, что семейские, как более зажиточные и менее пугливые, заставляли тоже начальство обращаться с собой с большим снисхождениям, чем с сибиряками. Все это, конечно, отражалось и на взаимных отношениях и давало повод к зависти и неприязни.

К сожалению, и теперь еще сибирские деревни и села не вполне ограждены от произвола, хотя с введениям крестьянских начальников положения начинает меняться к лучшему. Новые поколения уже не будут испытывать того гнета, под которым жили их деды и отцы. Будущность забайкальской деревни представляется теперь уже не в тех красках. Желательно, конечно только то, чтобы, крестьянские начальники взялись за дело с уменьем и, ознакомившись с действительными нуждами деревни, не являлись бы одними лишь «чиновниками» для населения.
При всей своей забитости и трусости, забайкальский крестьянин весьма чуток к распознанию действительно дельных людей и отзывчив на все начинания, которые заставляют его убедиться в их несомненной пользе. Все же различные косвенные способы, к которым местное начальство прибегало иногда для достижения того или другого, всегда были открыты и поняты, и мера эта оставляла обыкновенно весьма нежелательные впечатления в народе. Каждое открытое действие находило всегда полное участие. Местному крестьянину, пережившему тяжелые времена подкупа и взяточничества бывших чиновников и испытавшему произвол, довольно трудно изменить свои убеждения и отнестись к новшествам с доверием.

В обыденной жизни населения Забайкалья имеет много симпатичных сторон. Так, например, сибиряки отличаются гостеприимством, отзывчивостью и хлебосольством, в особенности семейские. Такими же качествами обладают и инородцы буряты, а также и монголы. Гость сибиряка, как и инородца, несмотря на благосостояние, всегда может найти и приют, и угощение. Редкий крестьянин, или бурят, откажет в ночлеге проезжему и тем реже еще согласится получить за свое гостеприимство плату. В прежнее же время, когда через деревни проходило много беглых каторжников и вообще темного люда, местные крестьяне, желая оказать посильную помощь голодному путешественнику, выставляли на ночь за ворота своей усадьбы на лавке, или на завалине хлеб, молоко, соль и прочее. Делалось это отчасти и ради того, чтобы предотвратить и воровство темного люда. И нужно заметить, что, действительно, беглые никогда не приносили какого-либо вреда населению. Как ни тяжки были, быть может, преступления, за которые попадали эти люди в далекие сибирские рудники, но население, тем не менее, относилось к ним с жалостью и всегда, чем могло, помогало этим, как они называли, «несчастненьким».

Источник: Г.М. Осокинъ, «На границъ Монголiи», Очерки и матерiалы к этнографiи Юго-Западнаго Забайкалья. С.-Петербургъ, 1906скачать dle 12.1

---