Начало Великого Сибирского похода - от Омска до Новониколаевска
Опубликовал: zampolit, 10-02-2017, 16:38, Путешествие в историю, 1 672, 0
20 ноября 1919 г. командующий 3-й армией генерал В.О. Каппель отдал директиву № 05728 о сведении пяти дивизий сибирцев (1, 2, 3,4 и 5-й), Отдельной Сибирской казачьей бригады, а также 6-го кавалерийского полка в Сибирскую казачью группу во главе с генералом В.И. Волковым. На управление вновь создаваемой Сибирской казачьей группы обращалось управление Конной группы, которое подлежало переформированию по штату кавалерийского корпуса. Естественно, Конная группа и Войсковой Сибирский казачий корпус подлежали расформированию. Таким образом, Каппель попытался после сдачи Омска, столицы войска, собрать всех сибирских казаков в мощный конный отряд, взяв за его основу лучше сохранившееся соединение Волкова. Однако эту директиву, по-видимому, реализовать сразу не удалось, т. к. в тот же день — 20 ноября — после нескольких суток отдыха, пополнения и передислокации красные возобновили наступление в полосе Транссиба.
Белые надеялись задержать врага перед станцией Татарской. Во 2-й и 3-й колчаковских армиях было еще, не считая прочего, 6 тысяч шашек — против 3 тысяч сабель 5-й и 3-й советских армий. В белой коннице по-прежнему численно преобладали сибирские казаки. На овладение Татарской командующий 5-й красной армией Эйхе двинул 27-ю и 35-ю дивизии. 27-й дивизии РККА противостояло пять стрелковых дивизий белых: 12-я Уральская, Ижевская, 1-я Самарская, 3-я Симбирская и 13-я Казанская, — а также два бронепоезда и конница. Но по числу бойцов 27-я советская дивизия и столкнувшиеся с нею белые части примерно равнялись. Правда, соотношение родов оружия было различно. В кавалерии колчаковцы имели на этом участке фронта трехкратное превосходство. Согласно советским источникам, против 27-й дивизии действовали Волжская кавалерийская бригада и Войсковой Сибирский казачий корпус.
На подступах к Татарской в течение 23 - 24 ноября шли упорные бои. Контрударом колчаковцы попытались остановить врага. Сибирские казаки также участвовали в контратаках и обороне, но сдержать коммунистов не удалось. Станция была оставлена. Белые и в дальнейшем пытались сопротивляться. Город Каинск, станции Убинскую и Дуплинскую они сдавали только после серьезных боев (соответственно 2, 6 и 11 декабря 1919 г.). Да и сам город Новониколаевск 5-я красная армия заняла лишь после многочасового боя (14 декабря 1919 г.). Вероятно, двухдневные бои за станицу Татарскую были последней операцией, в которой Войсковой корпус генерала А.И. Белова действовал как боевое соединение, затем его расформировали. Кроме того, под Татарской, очевидно, был последний случай, когда Сибирские казачьи полки как составная часть Русской Армии адмирала Колчака пытались наступать на противника.
К началу декабря генерал В.И. Волков, видимо, взял под свое начало большинство сибирцев. Однако вряд ли ему удалось собрать все части, предназначенные в состав Сибирской казачьей группы, т. к. на пути к Оби поток расстроенной и бегущей армии захлестнул и разъединил фронтовые соединения, перемешав части и подразделения различных армейских групп и дивизий.
События в иртышско-обском междуречье развивались стремительно, приближая роковой конец. Белые войска откатывались на восток. Строевые части Сибирского войска шли к Оби. Как и вся колчаковская армия, они не имели зимнего обмундирования. А морозы начались лютые. При почти полном отсутствии ухода и отдыха лошади не выдерживали нагрузок, быстро выбивались из сил, гибли. Организованного снабжения уже не существовало. Войскам самим приходилось добывать все необходимое. Главным было спасти себя, поэтому с населением особо не церемонились: действовали по праву сильного — «человека с ружьем». Сибирские казаки, как и остальные колчаковцы, широко прибегали к реквизициям. Отбирали у крестьян лошадей и сани, зимнюю одежду и валенки, продовольствие и фураж.
В походе от Омска к Новониколаевску резко уменьшилась огневая мощь сибирцев. Отступать, естественно, лучше налегке. И, как водилось при плохо организованных отходах и бегстве, войска постепенно, под разными предлогами и без них, бросали тяжелое вооружение и имущество. Зато в их обозах появились семьи офицеров и казаков. Плохо обстояло дело с артиллерийской поддержкой, т. к. некоторые Сибирские казачьи батареи и матчасть ряда других батарей перебрасывались в Новониколаевск по Транссибу. На железной дороге образовались заторы, и исчезли последние признаки порядка. Координировать движение эшелонов с артиллерией, тыловыми службами, войсковыми запасами и конных частей, следовавших походным порядком, не представлялось возможным. А перед Новониколаевском поезда вообще встали.
2-я батарея 1-го Сибирского казачьего артдивизиона отступала к Омску двумя группами: почти весь личный состав шел походным порядком, а небольшая команда с материальной частью, под началом хорунжего Е.М. Красноусова, продвигалась по железной дороге. Эшелон с матчастью из-за перегруженности магистрали смог добраться до Омска только 10 или 11 ноября, т. е. тогда, когда уже было принято решение оставить город. Там команда Красноусова получила приказ следовать с матчастью далее по Транссибу до Новониколаевска, причем по пути заготавливать для батареи фураж и продукты, получая их с интендантских складов на станциях и погружая на артиллерийские платформы. У Красноусова и его казаков начались новые мытарства. Вскоре их эшелон «встал в очередь» подобных же воинских эшелонов и санитарных поездов и пошел «черепашьим шагом». Нередко он останавливался и часами стоял на станциях, разъездах, а то и в поле. Воинские чины эшелона сами снабжали свой паровоз дровами и водой, для чего выстраивали на станциях цепи передатчиков. Среди личного состава поезда начался сыпной тиф. Белые части, следовавшие вдоль железнодорожного полотна походным порядком, легко обгоняли эшелоны. А те с каждым днем шли все медленнее и медленнее. Между прочим, второй путь двухколейной железной дороги был монополизирован чехами и поляками и функционировал более или менее нормально. Поезда интервентов быстро и без задержек обгоняли русские. Фактически союзники, забрав себе одну колею, сорвали белую эвакуацию и прикрылись от наступавших коммунистов эшелонами с ранеными, беженцами и материальной частью Русской Армии.
Связи ни с комбатом, ни с другим казачьим начальством у хорунжего Красноусова не было. Поэтому в разное время он высадил четырех казаков с лошадьми и отправил их на розыски батареи. Двое из них смогли найти в Новониколаевске своих. У станции Чик, перед Новониколаевском, верстах в 30 от него, паровоз замерз окончательно, как и паровозы всех эшелонов, стоявших лентой впереди. Тут к Красноусову явились посланцы комбата, забрали денежный ящик, кольты и передали убийственное приказание: следовать эшелоном далее до станции Тайга, где матчасть и будет принята батареей. Оказывается, высшее начальство имело план «оживления» замерзших поездов. Видимо, была надежда на окончание эвакуации интервентов и использование второй колеи. В помощь Красноусову был оставлен хорунжий А.А. Васильев. Однако спасти эшелоны командованию не удалось. Простояв у станции Чик два дня, казаки дождались того, что в 15 верстах появились передовые подразделения 5-й красной армии. Начальник эшелона приказал Красноусову и Васильеву немедленно выгружаться и идти своим ходом. Но в распоряжении двух молоденьких хорунжих имелось всего 12 казаков и 8 строевых лошадей. Этого было недостаточно для перевозки даже двух трехдюймовок. Поэтому казакам пришлось бросить в эшелоне все зарядные ящики с их передками, снаряды, запасные лафеты, обозное и иное имущество, огромный, заготовленный в пути, запас продовольствия и фуража, а для транспортировки орудий мобилизовать крестьян с лошадьми. Все четыре пушки были увезены чуть ли не из-под носа врага.
Таким образом, в течение ноября — первой половины декабря 2-я батарея 1-го артдивизиона, одно из лучших артиллерийских подразделений Сибирского казачьего войска, реально не имела ни орудий, ни даже пулеметов. Следовательно, она была небоеспособна и не могла оказывать огневую поддержку конным и пластунским частям войска.
По мере отступления от Омска в Сибирских казачьих частях и соединениях усиливалось внутреннее разложение, выражавшееся в росте дезертирства и сдачи в плен. Если бы удалось закрепиться на рубеже Татарской и восстановить некоторый порядок на фронте и в тылу, может быть, такого оттока людей не было. После Татарской же основная масса совершенно потеряла даже следы былой надежды на победу. Офицеры, тоже павшие духом, не могли переубедить нижних чинов, а часто и не пытались этого делать. Теперь группы казаков покидали свои части открыто или почти открыто. При этом дезертиры говорили, что возвращаются в станицы, чтобы защитить домашних. Конечно, речь шла не о продолжении борьбы, а о том, чтобы собственной сдачей спасти семьи от мести победителей. Вероятно, бывали случаи, когда уходили целыми подразделениями: взводами, командами, сотнями. Иногда прихватывали с собой, где уговором, где силой, офицеров. Если брали силой, значит, хотели офицерскими головами купить жизнь себе. Между Иртышом и Обью дезертирство в рядах сибирцев и сдача в плен достигли, очевидно, небывалых ранее масштабов.
Судя по всему, к Оби основная масса нестойких и слабых покинула части. Да, Сибирские казачьи полки в пути «поредели», «съежились», но сохранили лучшие кадры и относительную дисциплину. В результате большинство полков дошло до Красноярска. Однако после Татарской штаб В.И. Волкова потерял или не смог установить связь с рядом частей и подразделений сибирцев. Некоторые полки, сотни и команды в наступившем хаосе оторвались от своих дивизий.
Страшнее дезертирства был тиф. Эпидемия его в рядах Российской армии во второй половине ноября - декабре 1919 г. достигла апогея. Болезнь буквально косила колчаковцев, потери исчислялись десятками тысяч. С белогвардейцев волна тифа перекинулась на беженцев, местное население, на преследовавшие советские войска. Участники событий, вторгшиеся в Западную Сибирь в составе Красной армии, вспоминали потом, что после Омска их части вступили в сплошную полосу тифа. Сибирские казаки, так же как и прочие колчаковцы, сначала сдавали своих заболевших в санитарные поезда. Но те и так были переполнены, и начальники эшелонов принимали тифозных крайне неохотно — «с боем». Когда железнодорожное движение было окончательно парализовано, пришлось везти больных в обозах частей, а при большом их количестве — бросать. Много тяжелых, метавшихся в тифозном бреду казаков было оставлено в населенных пунктах по ходу движения частей, обычно после ночевок. Их дальнейшая судьба зависела только от ресурсов организма и милосердия хозяев домов. Умерших в эшелонах выносили на станциях и разъездах из вагонов и складывали около железнодорожных путей, хоронить их было некому.
И скоро образовались целые штабеля трупов. Коммунисты потом, силами военнопленных и мобилизованного с лошадьми и подводами населения, вывозили их и сжигали. Санитарные поезда почти все погибли перед Новониколаевском: замерзли вместе со всеми ранеными и больными или же достались красным преследователям, что также означало для большинства их обитателей смерть. Коммунисты в то время не могли обеспечить больничными местами и уходом своих больных, конечно же они не стали бы возиться с больными колчаковцами. Их, как правило, предоставляли собственной участи, максимум, помещали в концлагеря, но также безо всякой помощи, не говоря уж о лечении. Очевидцы с белой стороны рассказывали о вымирании санитарных эшелонов такие ужасы, которые потрясали даже видавших виды участников Гражданской войны.
