Западносибирские татары живут в основном в сельских районах Тюменской, Омской, Новосибирской областей, в окрестностях Томска, а также в Тюмени, Тобольске, Омске, Новосибирске, Томске, Барабинске, Таре и других городах Западной Сибири.

В литературе они именуются в зависимости от их постоянного места жительства тюменскими, тобольскими, тарским, барабинским, томскими татарами. Татары, обитающие по рекам Иртышу и Тоболу, носят название тоболо-иртышских татар. Сами себя татары называют, также сохраняя территориальные наименования: тубыллык (тобольские), тарылык (тарские), бараба (барабинские).

Упомянутые группы сибирских татар имеют родовые и племенные подразделения, названия которых они иногда употребляли в качестве самоназвания. Например, тарские татары делились на племена: аялы, туралы, курдак, сарт; тобольские — курдак, тугус, яскалбы, нанга; барабинские — торена, тара, барама, келебе, лонга, ловей, каргапы.

Соседи — ханты и манси, башкиры и казахи — называли татар хатань, туралы, погай, селькупы-тыи. Каждая из этнографических групп сибирских татар имеет специфические особенности, отражающиеся в традиционной материальной и духовной культуре, а также в разговорном языке.

В процессе исторического развития сибирские татары вступали в контакты с такими народами, как ханты и манси, сибирские бухарцы, казахи, татары Поволжья, башкиры, народы Саяно-Алтая. Эти народы оказали то или иное влияние на материальную и духовную культуру, а также на язык сибирских татар и даже в какой-то степени приняли участие в формировании последних в этническую общность.

Известно, что в так называемое монгольское время многие племена и народности часто насильственно перемещались со своих территорий в другие места, что вело к смещению между собой разных племен и народностей. Например, выселившиеся из районов Хантайского и Саяно-Алтайского нагорий различные этнические группы, племена и народности «приняли участие в формировании киргизов, казахов, башкиров, кочевых узбеков, сибирских (тюменских, тобольских и др.) татар».

В политической зависимости от Сибирского ханства находились не только входившее в него население, но и племена и роды, обитавшие на смежных с ханством территориях. К таким племенам и родам относились, например, «барабинские татары», чагаты («чатские татары»), формально зависимые от хана Кучума. Чагаты в XVI в. населяли большую территорию, преимущественно в Саяно-Алтайском нагорье и севернее, в бассейне верхнего течения Оби, достигая на юге Ордоса. Барабинские татары и чагаты, несомненно, контактировали с основным населением Сибирского ханства, оказывая на него свое влияние.

О существовании исторических контактов тобольских татар с алтайцами свидетельствуют интересные данные, приведенные Л.П. Потаповым о татарской волости Токуз (Тогус) и селении под тем же названием. Одна из волостей Сибирского ханства, расположенная по Иртышу, по-видимому, на территории нынешнего Вагайского района (Тюменская область), носила название Токуз. В этой волости, когда она после падения ханства вошла в состав Тобольского уезда, жило всего 3 чел. В связи с этим историческим фактом Л. П. Потапов замечает, что «нельзя сомневаться в том, что эти люди принадлежали к группе (возможно, роду) Токуз, потомки которого до настоящего времени проживают среди северных алтайцев—тубаларов».

Старинное селение тобольских татар Токуз (бывший центр Токузской татарской волости) расположено примерно в 70 км к юго-востоку от с. Вагай, на обоих берегах р. Агитки, впадающей в р. Вагай, левый приток Иртыша.

Факт наличия в Токузской волости всего 3 чел. (трех дворов) в момент ее вхождения в состав Тобольского уезда подтверждается данными топонимии. При существовании общего названия Токуз южная, наиболее старая часть этого селения называется «уч уйле» (от татарск. уч — три, уй —дом, двор+тюркский аффикс наличия, присутствия ле), т. е. селение, состоящее из трех домов (дворов), но в дальнейшем — в XVIII — начале XX в.— Токуз является одной из самых крупных по численности населения татарских деревень. В 1795 г. (по данным 5-й ревизии) в Токузе, числившемся в Уватской волости Тобольского наместничества, насчитывалось 333 чел. (всего населения), в 1816 г,— 480 чел., в 1850 — 710 чел., в 1858 г.— 745 чел. Относительно быстрый рост численности населения д. Токуз, по-видимому, происходил в основном за счет переселения сюда татар из других селений Тобольского уезда, а также за счет отдельных групп алтайских племен, оказавшихся уже в XVIII в. в пределах Тобольского уезда в поисках защиты от проследовании джунгарских ханов. Сказанное, конечно, только наше предположение.

По словам наших информаторов, лет 25—30 тому назад в Токузе еще встречались старики, хорошо знавшие историю своего селения. Рассказы их могли бы пролить свет на историю взаимоотношений токузских татар с алтайскими племенами. К сожалению, мы уже лишены этой возможности.

Значительный интерес представляют также предания тарских татар (проживающих в Тарском, Большереченском, Колосовском, Седельниковском районах Омской области) о пребывании на территории Тарского уезда алтайцев-теленкутов (телеутов). По одному из преданий тарских татар, теленкуты пришли на территорию бывшего Тарского уезда, спасаясь от «жестоких калмыцких ханов». Проживая долгое время среди татар, теленкуты смешались с ними, стали говорить по-татарски, приняли ислам. Так появилось среди татар «теленкут тукум» — теленкутское племя.

Свидетельством о пребывании теленкутов па территории Тарского уезда могут служить некоторые этнонимы и гидронимы алтайского происхождения. Например, в районе татарской д. Кумуслы (Большереченский район Омской области) имеется оз. Мерет (Мереткуль) и поле под тем же названием. Возможно, что гидроним «Марет» у кумуслинских татар связан с названием р. Мерет (притока Оби), по которой в начале XVII в. находилась кочевая ставка одного из наиболее крупных телеутских князей Абака и его преемников. Название «Мерет» озеру и полю дали телеуты из улуса Абака, оказавшиеся в XVII в. на территории Тарского уезда.

По-видимому, то же самое надо сказать о татарских деревнях Коготово (Кугытау) и Тоскино (Тоскима, Тускима), расположенных в Колосовском районе Омской области. По словам некоторых наших собеседников, в районах указанных татарских деревень когда-то пребывали теленкуты (телеуты) и были основателями этих деревень. Здесь нельзя не видеть близости между названиями современной татарской д. Кугытау и телеутского улуса Кугутей. Как известно, Кугутей — это собственное имя телеутского князя. (Кугутей так же герой одноименного героического сказания алтайцев-телеутов.) По данным русских ясачных книг, он в XVII в. владел улусом, названным его именем, и платил ясак. Улус его числился в Итеберской волости. Вполне возможно, что во время кочевок в Тарском уезде телеуты могли основать эту деревню как место для временного пребывания и дать ей свое название.

Что касается современного названия деревни Кугытау, то оно, благодаря влиянию местной татарской народной этимологии, по созвучию могло быть преобразовано в понятное татарам название Кугытау (кугы-рям — мелкий сосняк, растущий на мшистой почве, тау — гора, т. е. рям, расположенный па горе).

В конце XVII —начале XVIII в. на территории ряда волостей Тарского уезда кочевали орчаки (иногда в русских документах— «коурчаки»), относившиеся к тувинским племенам.

По данным Б.О. Долгих, в 1691 г. в Тарском уезде числилось 106 коурчаков, плательщиков ясака, т. е. взрослых мужчин. Уже в конце 20-х годов XVII в. в Тобольском уезде имелась Туртасская ясачная татарская волость. Эта волость располагалась на территории нынешнего Тобольского района Тюменской области, ниже Тобольска, по правобережью Иртыша. Название волости связано с телеутским (или аккиштымским) сеоком Терт-Ас.

Туртасская волость подразделялась на Би-Туртас, Кул-Туртас и Уват. В 1629—1631 гг. в указанной волости числилось 43 плательщика ясака, а в 1717 г.— 85. Пребывание тертасов на Иртыше нашло свое отражение в гидронимике. Правый приток Иртыша, впадающий в него немного ниже Тобольска, называется Туртас, он имеет свой приток под названием Малый Туртас.

Важным аргументом существования в прошлом исторических контактов сибирских татар с саяно-алтайскими племенами являются предания последних об их пребывании в районах обитания татар.

После падения Сибирского ханства часть тюркоязычных племен и этнических групп откочевала на восток, причем некоторые племена достигли Чулыма и Енисея. Исследователями народов Саяно-Алтайского нагорья в разное время были записаны предания чулымских татар, кизильцев, качинцев о том, что они (или их предки) находились в пределах Сибирского татарского ханства, а после падения ханства перекочевали на восток.

Длительные и тесные исторические контакты алтайских племен с сибирскими татарами нашли отражение в традиционной материальной культуре татар. Многие предметы двух этнических общностей совершенно тождественны или очень близки как по материалу, конструкции, назначению, так и по терминологии. Попытаемся проиллюстрировать сказанное конкретными примерами.

У татар и алтайцев одинаковое назначение имели такие предметы, как пасрык, таскак, пычкак, шабур и т. д. Пасрык у северных алтайцев — шест, придавка. У тарских татар пасрык — также шест, длина которого немного больше длины телеги или саней, применялся как придавка (по-русски «бастрык») при перевозке сена, соломы, снопов.

Алтайское происхождение имеет такой предмет интерьера сибирских татар, как таскак. По В. Вербицкому, у алтайцев тастак — это навес, на который клали кости принесенного в жертву животного, сруб для хранения мяса. Тастаки племенами Северного Алтая строились в лесу около охотничьих шалашей, предназначались для хранения съестных припасов от зверьков, особенно росомахи. Столбики или жерди, на которых держался тастак, гладко отесывались, поэтому зверьки не могли по ним взобраться.

У тарских татар таскак был местом для сна, сооружаемом в жилом помещении на четырех столбиках высотой 1,5—2 м. Столбики сверху соединялись, закреплялись поперечными и продольными брусьями, на которые клались доски. Нижние части столбиков соединялись между собою узкими тонкими досками или обструганными палками, т.е. «обрешечивались». Это место использовалось татарами для содержания зимой новорожденных телят, козлят и ягнят. Возможно, у сибирских татар до принятия ими ислама одним из назначений таскака так же, как и у алтайцев, было хранение костей принесенного в жертву животного. Однако после принятия ислама (XIV в.) таскак потерял это свое назначение, «вошел» в дом и стал составной частью интерьера. Таскак широко бытовал среди тарских татар вплоть до конца 20-х годов XX в. Это нашло свое отражение и в топонимии татар. Например, в 40 км юго-западнее от районного центра Колосовка (Омская область) находится русская деревня Тоскатлы. По словам наших информаторов, в первой половине XIX в. на этом месте стоял татарский аул Таскаклы. Это название в русской топонимии Сибири является татарским заимствованием, где оно подверглось фонетическим изменениям.

Среди предметов материальной культуры сибирских татар до 20-х годов XX в. встречались также орудия охотничьего промысла алтайского происхождения. В коллекции Омского краеведческого музея нами обнаружен деревянный капкан (чиркан) для ловли горностая. Капкан был приобретен музеем в 1927 г. в Тевризском районе Омской области. По музейной инвентарной карточке — это «чиркан бухарских татар», т. е. сибирских бухарцев. Указанный капкан совершенно одинаков с капканом для ловли колонков у алтайских племен, описанным Л. И. Потаповым. Такую ловушку алтайцы назвали «чергеи», а шорцы и тубалары — «шергеи».

Подобный капкан был распространен не только среди татар, но и других народов края, в том числе среди русских. Алтайское название его под действием русской народной этимологии преобразовалось в «чиркан».

В прошлом у алтайских племен и сибирских татар встречались обувь и одежда, сшитые из шкурок, снятых с лапок (пычкак) пушных зверей. Например, у алтайцев: «пычкак одук» (пышкак одук) —обувь, сшитая из кожи (шкурки), снятой с лапок зверьков, или из кожи ног животных.

Но с середины XIX в. пычкак начинает вытесняться из быта сибирских татар сафьяновыми полусапожками с мягкой подошвой — «ату, оту, ичеги»,— поступавшими в Сибирь из Казани, Оренбурга и городов Средней Азии.

Сибирские татары сохранили за этой обувью ее старое алтайское название, правда, в несколько преобразованном виде (ср.: алт. одук, сиб.-тат. — ату (оту), тат. Поволжья — читек). Мужские и женские шубы, сшитые из шкурок, снятых с лапок лисиц и других зверей — «пыцкак тун (тон)», - в XIX — начале XX в. были распространены главным образом среди представителей эксплуататорской верхушки сибирских татар — баев, купцов и духовенства.

До конца 20-х годов XX в. тарские татары и бухарцы (мужчины и женщины) носили летнюю верхнюю рабочую одежду из холста, без подклада, со стоячим воротом и прямыми рукавами. Одежда немного напоминала среднеазиатский халат, наглухо застегивалась на 4 - 5 пуговиц. Эту одежду татары называли «шабыр» (шавыр). Почти под таким же названием (шабур) подобная одежда в конце XIX в. бытовала у северных лимуров. Экземпляр шабура нами обнаружен среди экспонатов Омского областного краеведческого музея. По-видимому, шабур был заимствован сибирскими татарами у алтайцев. Конечно, мы не отрицаем возможную связь алтайского и сибирско-татарского шабура с одеждой, существовавшей в прошлом под тем же названием у русского населения Сибири.

Среди коллекции предметов быта черневых татар Омского музея имеются также деревянная ступа с пестом в виде высокого деревянного бокала с широким дном, деревянная чашка — «аяк» — без ручки в виде перевернутого усеченного конуса с блюдцем, окрашенные в светло-коричневые тона, «канза»—курительная трубка с железной инкрустацией, «сусха» —деревянный ковш с ручкой для разливания жидкой пищи.

Такие предметы традиционной материальной культуры алтайских племен, какие хранятся в фондах Омского областного музея, в XIX — начале XX в. часто встречались в быту сибирских татар. Об этом же свидетельствуют результаты наших опросов ряда старейших представителей тарских и тобольских татар.

Возможно, алтайское происхождение имели распространенные в прошлом среди татар региона изделия из бересты— «тос» (тус). Как известно, изделия из бересты широко применялись в быту у алтайцев. Берестяные сосуды использовались не только для хранения пищи (различных размеров туеса), но и как ларцы-коробки, куда складывались мелкие и наиболее ценные вещи. Из бересты шили лодки. По данным Л.И. Потапова, тубалары для кипячения воды использовали иногда берестяную посуду, называемую ими «тос казан» — берестяной котел. У шорцев почти вся посуда изготовлялась из бересты, начиная от маленькой чашки (тозаяк) и кончая огромным бураком (кушпак) емкостью до 100—120 л жидкости или коробом для хранения зерна (улап), вмещающим до 240 кг зерна. Делались также из бересты мелкие сосуды цилиндрической формы, с деревянным дном и крышкой.

Берестяные туеса цилиндрической формы разных размеров сибирскими татарами употреблялись до конца 20-х годов нашего столетия. В них татары хранили сливочное масло, творог, сметану и некоторые другие виды пищи во время полевых работ и в дороге. Широко были распространены маленькие берестяные коробки цилиндрической и прямоугольной формы, в которых хранились мелкие деньги, ценные вещи и женские украшения. Кстати, в лексике сибирских татар до настоящего времени широко употребляется название «то заяк» в значении обычного тазика. Но наличие этого названия в разговорном языке татар свидетельствует об употреблении татарами в прошлом «берестяной чашки», заимствованной у шорцев или других алтайских племен.

Еще одно татарское селение (Большереченский район Омской области) носит название Тусказан: от «тос» (туе) — береста, «казан» (касан) — котел, буквально — «берестяной котел». По легенде, сообщенной нам представителями тарских татар, основавшие указанные селения татары кипятили чай в берестяных котлах, а рыбаки шили лодки из бересты, так как поблизости не оказалось больших осин для изготовления лодок-долбленок.

По данным 7-й ревизии (1816 г.), в Саргатской волости Тарского уезда числилась татарская деревня Берестянок. Этот топоним, несомненно, отражал широкое использование татарами бересты для изготовления различных предметов.

В качестве параллелей в области материальной культуры алтайцев и сибирских татар мы можем указать на некоторые пищевые продукты, как, например, разновидность сушеного на солнце сыра (алт.—ээжегей, сиб.-тат.— эцегей), желтое молоко (молозиво) от только что отелившейся коровы (алт.— ос, сиб.-тат.— оус и др.).

Рассматривая вопрос о параллелях алтайцев и сибирских татар в области материальной культуры, мы отмечаем, что многие предметы традиционной культуры алтайских племен, проникшие к сибирским татарам, с течением времени изменились, усовершенствовались под влиянием других народов, а некоторые вовсе перестали употребляться. Например, бытовавший в прошлом среди тарских татар алтайский вариант деревянной ступы претерпел значительные изменения. Если пест алтайской ступы был рассчитан на работу руками, то пест сибирских татар приводился уже в движение при помощи ног. Татарский пест закреплялся на конце деревянного рычага, установленного на специальном станке. Толщина и длина рычага зависели от веса песта. Что касается «канзы» (кансы) — деревянной курительной трубки черневых татар —, то она давно уже почти не употребляется. Но в лексике сибирских татар продолжает бытовать термин «канса» в значении «козьей ножки».

Этногенетические связи западносибирских татар с алтайскими племенами прослеживаются и на данных языка татар рассматриваемого региона. В разговорном языке у всех групп сибирских татар наблюдается большое количество лексических, морфологических и фонетических параллелей с тюркоязычными племенами Саяно-Алтая. Элементы языков алтайцев, хакасов, шорцев, телеутов, кумандинцев, тувинцев мы находим в живом разговорном языке сибирских татар.

В рассматриваемых языках встречается большое количество слов, удивительно совпадающих или очень близких как по семантическому значению, так и по своему фонетическому звучанию. Это обстоятельство не может быть объяснено лишь случайным совпадением, а свидетельствует о существовании давних этногенетических связей между сибирскими татарами и алтайскими племенами.

Элементы общности языка сибирских татар и алтайских племен проявляются в названиях различных видов пищи, одежды, домашней утвари, орудий труда, в словах и терминах, характеризующих явления природы, и т. д.

Этногенетические связи западносибирских татар с алтайскими племенами прослеживаются также в пережитках доисламских верований, в религиозном мировоззрении татар. Вопрос этот совершенно не изучен и до сего времени не нашел своего освещения в литературе.

Однако даже самое общее и предварительное знакомство с религиозными представлениями отдельных групп сибирских татар подтверждает наличие в них доисламских (шаманистских) элементов, характерных для многих других тюркских племен и народностей. Мы коротко остановимся на некоторых аналогиях, анализируя лишь отдельные сведения, полученные нами от представителей сибирских татар старшего поколения.

Всем группам сибирских татар знакомо верховное божество древних тюрков Тенгри — Небо. Термин «Тенгри» сибирскими татарами-мусульманами употребляется параллельно с термином «худай» (от персидск. худай — бог) в значении мусульманского бога. Как известно, своим высшим божеством считали Небо (Тенгри) и шаманисты-алтайцы, тувинцы, качипцы, бельтиры и другие народности и племена Саяно-Алтайского нагорья. Кстати, термин «худай» известен также тюркам-шаманистам. «Кудаем, —пишет С. В. Иванов, — саяно-алтайские тюрки называют и христианского бога». Это подтверждает наличие общности и в религиозной терминологии сибирских татар и алтайцев.

Татарам региона известны и такие древнетюркские божества, как Йер-Су, т. е. бог Земли и Воды; Умай (Ымай), дух Кут, Натагай (Нацагай) и т. д. О существовании в доисламском пантеоне предков современных сибирских татар божества Земли и Воды свидетельствует сибирско-татарское выражение: «Йер-Су тартаты» — «Земля и Вода тянут (к себе)». Это выражение татарами употребляется тогда, когда они хотят сказать, что тот или иной человек, ныне отсутствующий в деревне, непременно когда-нибудь возвратится в родные места, ибо его «тянет» или «притянет» божество Земли и Воды. Правда, это языческое значение приведенного нами выражения современными сибирскими татарами среднего и тем более молодого поколений давно уже забыто.

Как пережиток в памяти сибирских татар до настоящего времени сохраняется представление о древнетюркском божестве Умай. По нашим этнографическим наблюдениям, представление тарских, тобольских и тюменских татар об Умай иногда имеет противоречивый характер.

Это, по-видимому, объясняется тем, что татары указанных районов в течение нескольких столетий исповедуют ислам. Поэтому первоначальное языческое значение Умай так же, как и других божеств и духов, ими забыто. По сведениям, полученным нами от тарских татар и бухарцев, Умай (сиб.-тат.—Ымай) — это некое духовное начало, находящееся в человеке, поддерживающее его физические и духовные силы. Но в то же время нам приходилось слышать и иные толкования. В некоторых местах те же тарские татары Умай представляли себе как один из внутренних органов человека, который может «сдвинуться» со своего места (ымай елаты). Поэтому каждый человек должен заботиться о своем Умае. Человеку не следует, например, поднимать непосильную тяжесть, иначе он может заболеть, остаться калекой или даже умереть. У тарских татар существует выражение: «Анынг умацэе осельте» — «он надорвался, у него иссякли физические и духовные силы»; буквально — «у него (нее) оборвался умацэй» (умацэй — уменьшительное от Умай). Так говорят татары о человеке, который перенес сильное физическое напряжение или тяжелое психическое потрясение.

Татары Ярковского, Ялуторовского районов, а также некоторых селений Тобольского района Тюменской области под термином «ымай» подразумевали пуповину ребенка. В данном случае мы видим отождествление татарами Умай с пуповиной ребенка. Характерен существовавший во второй половине XIX в. следующий обычай тарских татар. Пуповину младенца заворачивали в тряпку или кожу и хранили в щели между матицей и досками потолка. Термин «умай» в древнетюркском языке означал: 1) послед, детское место, чрево матери; 2) имя богини.

Этот термин был известен в прошлом веке и некоторым алтайским племенам, например северным алтайцам (так называемым черневым татарам). В известном уже нам словаре В. Вербицкого об Умае сказано: «Умай енези, умай енчези, умай ичези (добрый дух, хранитель младенцев, ангел смерти, дух, который берет душу умирающего»).

Вопрос об Умае как божестве древних тюрков глубоко освещен в названной уже нами статье Л. П. Потапова «Умай — божество древних тюрков в свете этнографических данных». В этой работе Л. П. Потапов на основе собранного им в течение многих лет богатого этнографического материала подвергает научному анализу культ Умай в историческом плане, рассматривает происхождение Умай и представления о нем тюркских племен и народов Саяно-Алтая и некоторых тюркоязычных мусульманских народов Средней Азии.

В представлениях сибирских татар об Умай много общего с представлениями тюркоязычных племен Саяно-Алтая. По данным Л. П. Потапова, сагайцы, шорцы и бельтиры словом «умай» (ымай) называли душу ребенка с момента рождения примерно до трех лет. Но с этого времени душа уже именовалась «кут», вплоть до самой смерти человека. Словом «умай» в указанном районе называли и пуповину ребенка. Интересно отметить, что способ хранения пуповины указанными алтайскими племенами и сибирскими татарами был почти одинаков. Разница здесь заключалась лишь в том, что тарские татары, как уже мы отмечали, завернутую в тряпку или в кожу пуповину хранили обычно в щели между матицей и досками потолка, а алтайские племена пуповину зашивали в маленький мешочек из кожи или материи и подвешивали на шнурке к колыбели. Шорцы также называли словом «умай» пуповину младенца. Как нам кажется, особенно близки представления сибирских татар (например, тарских) об Умай с представлениями о ней кумандинцев.

По представлениям последних Умай появляется вместе с зарождением ребенка еще в утробе матери и охраняет младенца после рождения в детском возрасте и далее в течение всей его жизни. Тарские татары тоже не ограничивали защитную роль Умай для периода младенчества, по их представлению, Умай находится в теле человека на протяжении всей его жизни.

Таким образом, западносибирские татары несмотря на то, что они в течение нескольких веков исповедовали ислам, в своей памяти продолжали сохранять представления о древнетюркском божестве Умай. Это свидетельствует о существовании давних исторических контактов между сибирскими татарами и алтайскими племенами. Правда, у татар в изучаемый период представления об Умай были более смутны, чем у тюркоязычных шаманистов Саяно-Алтайского нагорья. Наши информаторы из татар старшего поколения даже не знали, например, к женским, мужским духам или божествам относили Умай их предки. Представления разных групп сибирских татар о духе Кут (кот) так же, как и представления об Умай, близки к представлениям алтайских племен. Термин «кут» употреблялся сибирскими татарами, как и многими другими тюркоязычными народами, в основном в значении душа, счастье, богатство.

Понятие о Кут у татар почти тождественно с их понятиями о душе и Умай. В представлениях татар Кут, как и душа, находится в человеке и при определенных условиях может «вылететь» из тела человека, затем возвратиться назад. Татарами часто употребляется выражение: «котым оцты» — «кут мой улетел», которое соответствует русскому идиоматическому выражению: «душа в пятки ушла». Термин «кут» в указанном выше значении встречается у казахов, башкир, татар Поволжья, якутов и других тюркских пародов. В якутском языке, например, бытует выражение: «кутум ыстанна» — «душа ушла в пятки».

Как известно, термин «кут» в значении одного из духов встречался в призываниях шамана у алтайцев. Например:
Аидап ялаттап малдыыг.
Азраиттан паштынг кудун.
Кудун анапг пычылаттан.
Азран ядар паштынг,
Куди канди?
Кут перегоняемого скота.
Кут душа-счастье головы для питания (детей).
Затем вырезается.
Будет ли кут на детей,
Которых будем кормить?

У алтайцев кут — это жизненная сила, присутствие уха плодородия. У телеутов кут — зародыш, приходящий в человека извне (от духов-небожителей), дающий начало жизни человеку и растущий вместе с ним, начало, поддерживающее жизненную силу. У хакасов кут — душа живого человека. Если она покидает его, человек начинает болеть, а если не возвращается вовсе — человек умирает; у тувинцев кут — душа, животворная сила, а у якутов — одна из душ. Термин «кут» существует и у современных киргизов в значении зародыша детей и скота, как и у алтайцев.

Близость представлений о куте алтайских племен и сибирских татар мы видим в том, как высоко алтайские племена и предки сибирских татар ценили кут, сравнивая его с драгоценным металлом. Например, телеуты сравнивали Кут с золотой конской головой или серебряной овечьей:
Ат бажынча алтын кут С голову коня — золотой кут,
Кои бажынча кушум кут. С голову овцы — серебряный кут.

Эти же строки встречаются в зафиксированном нами причитании тарских татар (Большереченский район Омской области) при «лечении» знахарем (имце) больного от испуга. Лечение заключалось в легких ударах ладонями рук по спине и груди больного и сопровождалось следующими причитаниями:
Эп йорэк, кайт йорэк,
ай кайтты, синтэ кайт,
кон кайтты синтэ кайт,
Ат пашынтай алтын йорэк,
куй кашынтай, комош йорэк,
Урнынг тан, урнын тап!
Имлэмэсэм — мынга язык,
им пулмаса, синга язык,
Миниыг культм тугел
Гайша, Фатыми апалар кулы.
Сердце, сердце, вернись (на свое место),
Луна вернулась и ты вернись,
Солнце вернулось и ты вернись,
Сердце, как золото с конскую голову,
Сердце, как серебро с овечью голову,
Найди (свое) место, найди место!
Не лечить тебя — мне грех,
Не вылечишься — тебе грех,
Не мои руки тебя лечат,
Это руки матерей Гайши и Фатымы.

Приведенное причитание татар напоминает нам призывания шамана возвратиться Кут, отделившемуся от человека. Но в татарском причитании имце в отличие от шамана обращается не к духу Кут, а к сердцу («кайт орэк»—буквально «сердце, возвратись»). Это можно объяснить тем, что татары-шаманисты, вероятно, отождествляли сердце с Кут так же, как они и некоторые другие тюркоязычные народы Саяно-Алтая отождествляли пуповину младенца с древнетюркским божеством Умай. Это причитание, по существу, имеющее языческое содержание, но переплетающееся с обрядами ислама (упоминание имен жены и дочери пророка Мухаммеда).
Вероятно, татарам-шаманистам было известно такое свойство души, как тын. «Тын, — по определению А.В. Анохина, — есть духовное свойство, присущее человеку, скоту, зверям, птицам, гадам, траве и лесу». По представлениям телеутов, в момент смерти тын выходит из человека: «тыны чыкты» — «дыхание прекратилось», т. е. человек умер.

В религиозных понятиях тарских татар как реликт их доисламских верований существует название Нацагай. По представлению татар, Нацагай — это зигзагообразная молния, сопровождаемая сильным громом. Нацагай считался божественной силой, преследующей злых духов. Но в то же время Нацагая боялись, ибо, по поверьям, он мог ударить и в людей, находившихся в открытом месте с непокрытыми головами.

Сибирско-татарский Нацагай, по нашему мнению, связал с духом Натигай, встречавшемся во второй половине XIX в. в пантеоне некоторых алтайских племен (например, у теленгитов), проживающих по долине р. Чуя, который, в свою очередь, по-видимому, восходит к Натигаю средневековых кыпчаков, зафиксированному итальянским путешественником Марко Поло некоторые параллели алтайских племен и сибирских татар прослеживаются в их мифологии. В качестве примера можем указать на бытовавшее в мифологии алтайских племен представление о злых духах Ельбеген (Челбеген). Ельбеген — людоеды. Они бывают одноглавые, трехглавые, семиглавые и двадцатиглавые; по цвету подразделялись на «кара» и «сары» (черных и желтых), по месту обитания — на морских и земных. У многоголовых Ельбеген некоторые головы имели особое назначение.

Ельбеген (Челбеген) встречался в устном творчестве алтайских племен. Например, в записанной В. В. Радловым со слов одного сагайца на Верхнем Абакане около с. Таштыка поэме «Алтын-Пыркан» имеются строки о Чолбогене: «...Сарыг-Кан вызывает чудовище Челбегена. Это чудовище пугает своим страшным видом простых смертных:
Челбеген имеет семь голов,
Живет он под Землею.
В исполнении поручений он проворен,
Торс его из красной меди.
В другом месте:
Сарыг-Кап вызывает на помощь одного из своих слуг Челбегена, живущего под 9 слоями земли, обладающего медною палкою и 7 головами».

Ельбеген как злой дух, чудовище о семи головах часто встречается в фантастических сказках татар. Это земной дух, но имеющий крылья и могущий совершать многодневные полеты. По представлению татар, Ельбеген с человеком встречается редко, по при встрече непременно умерщвляет и съедает его. Представление о Ельбегене как пережиток доисламских верований продолжает бытовать в религиозной идеологии части татар до наших дней, хотя часто употребляется в переносном смысле. Семиголовым Ельбегеном (етте пашлы Ельбегэн) татары называют сварливых, с дурным характером женщин. По отношению к лицам мужского пола термин «Ельбеген» не употреблялся. Это дает нам возможность предположить, что Ельбеген у татар считался злым женским духом. Сибирским татарам известен также злой дух Аза (Ыза), бытовавший, например, в мифологии тувинцев. Когда человек тяжело заболевал или с ним случалось какое-либо несчастье, татары говорили: «ыза пулты» — «он подвергся нападению злых духов» (Азалар — мн. число от аза), буквально—«он стал Азой (Ызой)».

Из рассмотренных нами некоторых материалов, относящихся к историческим контактам западносибирских (тюменских, тобольских, тарских) татар с племенами Саяно-Алтайского нагорья, а также параллелей в области их материальной, духовной культуры видно, что между предками современных сибирских татар этого региона и предками алтайских племен существовала общность исторической жизни, имели место этногенетические и этнокультурные связи. Однако проблема нуждается в дальнейшем всестороннем изучении. Только комплексный подход с привлечением данных различных наук (этнографии, истории, археологии, антропологии, лингвистики) может дать возможность глубже раскрыть вопросы исторических взаимодействий и взаимовлияний западносибирских татар и племен Саяно-Алтая.

Источник: Ф.Т. Валеев «Алтайские этнические элементы у западносибирских татар», Этнография народов Алтая и Западной Сибири, издательство «Наука» - Сибирское отделение, Новосибирск – 1978 г.