Окрестности Конотопа как место битвы
Опубликовал: zampolit, 11-05-2017, 20:52, Путешествие в историю, 1 474, 0
После смерти в 1657 году Богдана Хмельницкого новым гетманом Войска Запорожского был избран генеральный писарь Иван Выговский, первыми политическими шагами которого стали военный союз с враждебным России Крымским ханством и заключение в сентябре 1658 года Гадячского договора с Речью Посполитой, предусматривавшего возвращение Украины в состав Польско-Литовского государства.
Измена Выговского, ранее присягнувшего царю Алексею Михайловичу (1629—1676), в значительной степени способствовала началу гражданской войны на Украине, получившей впоследствии название «Руины». Противники Выговского призывали на помощь Москву, его сторонники готовились к борьбе с ней.
В марте 1659 года царь Алексей Михайлович направляет на Украину армию под командованием князя А.Н. Трубецкого для «успокоения междоусобия подданных его великого государя, Войска Запорожского жителей» и для защиты «черкас, которые государю служат», от нападений крымских татар.
20 апреля 1659 года русские войска осадили крепость Конотоп, в которой находился активный сторонник Выговского полковник Г. Гуляницкий с 4000 казаков. Искусной ложью он сумел убедить казаков, что царское войско хочет «гетмана и казачью старшину позабивати, права и вольности их поломати, казаков крестьянами вечными сотворити». При этом Гуляницкий жестоко расправился с теми, кто войны с Москвой не хотел.
Трубецкой, расположившись обозом в селе Подлинное (к югу от Конотопа), предложил Гуляницкому прекратить сопротивление и сдать город. Получив отказ, князь велел своим стрельцам и драгунам «вести к городу шанцы и в шанцах поставить наряд». 21 апреля под Конотоп прибыл князь Ф.Ф. Куракин «с товарищи и с государевыми ратными людьми». Трубецкой приказал им «стать под Конотопом по другую сторону города». Третий «воеводский полк» (Белгородский) князя Г.Г. Ромодановского расположился западнее, прикрывая дороги и переправы, шедшие к Конотопу от сел Сосновка и Поповка. Таким образом, с трех сторон Конотоп был плотно окружен осадными лагерями, а с четвертой протекала болотистая и труднопроходимая река Езуч.
Согласно документам Разрядного приказа — главного в то время военного ведомства Московского государства, численность всей русской армии, блокировавшей Конотоп, составляла примерно 28600 человек. В осадном лагере также находились верные царю украинские казацкие полки — около 7000 человек — под началом наказного гетмана Ивана Безпалого.
29 апреля русские войска предприняли первый штурм Конотопа, окончившийся значительными потерями (452 убитыми и 2655 ранеными). После этого Трубецкой приступил к правильной осаде, затянувшейся почти на два месяца.
К концу июня положение осажденных становится критическим. Гуляницкий умоляет Выговского о помощи — или он прекратит сопротивление и сдастся Трубецкому.
Рано утром 27 июня 1659 года у Сосновки, это примерно в 10 верстах юго-западнее Конотопа, крымские татары и казаки Выговского атаковали сторожевые сотни русских, однако после короткого боя на переправе через речку Куколку (в летописях неверно называемую Сосновкой) отошли. Трубецкой не смог в должной мере организовать разведку и потому не имел представления ни о численности войск неприятеля, ни о местности, на которой предстояло вести боевые действия. Князь решил, что против него действуют незначительные отряды, а между тем к Сосновке приближались основные силы гетмана и союзных ему крымских татар. Русским противостояли 10 казацких полков гетмана — Черниговский, Переяславский, Каневский, Уманский, Черкасский, Кальницкий, Паволоцкий, Белоцерковский, Поднестрянский и Прилуцкий (всего около 16 тысяч человек), 11 наемных хоругвей из поляков, немцев, сербов, валахов и молдаван (около 3000 человек), а также драгунский полк Й. Лончинского (около 600 человек) из польского коронного войска А. Потоцкого.
Согласно сведениям толмача Посольского приказа Терентия Фролова, который в то время находился в обозе хана Мухаммед-Гирея, он вел с собой 60 тысяч «крымских татар, и нагайцов, и белогородцов, и азовцов, и темрюкских черкас». Было с ним и 240 янычар, но не из Турции, а тех, «которые живут в Крыме». Если даже предположить, что численность крымско - татарской орды толмачом была завышена примерно в два раза, как это нередко бывало, то и в этом случае противник Трубецкого имел почти двукратное превосходство в живой силе.
Утром 28 июня 1659 года (8 июля по новому стилю) татары и казаки снова появились у Сосновки. Все еще полагая, что перед ним небольшие силы врага, Трубецкой послал к сосновской переправе с целью разведки боем, а также чтобы отогнать и рассеять малочисленного противника, конницу, поручив командование ею энергичному и храброму князю С.Р. Пожарскому и его товарищу князю С.П. Львову. Верный царской присяге, гетман Безпалый направил с отрядом две тысячи украинских казаков под началом полковников Григория Иванова и Михаила Козловского. В состав группы вошли также несколько сотен дворян московских и городовых, два рейтарских полка под началом иноземцев Анца Георга Фанстробеля и Вильяма Джонстона с приданными им драгунскими ротами.
Пожарский и Львов, перейдя у Сосновки речку Куколку, атаковали обнаруженных в степи татар под началом нуреддина и наемников Выговского. Участник боя на русской стороне есаул Семен Черкес свидетельствовал, что «на татар и на немец ударили смело без опасу». И увлеклись. Пожарский не знал, что еще накануне битвы Мухаммед-Гирей с основными силами укрылся возле Торговицкого болота и ждал, когда преследовавшие наемников и татар Адиль-Гирея русские не приблизятся к урочищу Пустая Торговица. Выбрав удобный момент, татары внезапно атаковали конницу Пожарского как раз со стороны болота, которое русское командование считало непроходимым.
Мухаммед-Гирей не руководил боем. Он «с несколькими храбрыми воинами с возвышенного места обозревал театр действия и молился о победе», записал турецкий летописец Наима-Челеби. Обязанности командующего фактически выполнял Карачбей Перекопский, наиболее опытный и талантливый военачальник крымско-татарского войска. Шотландец Патрик Гордон записал в своем дневнике, что «хан, незаметно стоявший с войском в долине, вдруг вырвался оттуда тремя огромными, как тучи, массами и, будучи слишком проворен для русских, окружил и одолел их, так что спаслись немногие».
Интереснейшее описание Конотопской битвы приводится в документе середины XVII века, известном как «Новгородский хронограф». Анонимный автор, вероятно, бывший участник сражения, сообщает, что, когда у переправы были замечены татары, «окольничей князь Семён Романович Пожарской нача говорити князь Алексею Трубецкому: “Я-де еду с своим полком и проведаю, каковы люди, болшие и малые, а что буде видя против себя, и учиню с ними брань, и я-де бой тотарской знаю, каковы оне на бранех”. Той же князь Семен Пожарской собрався со всем полком, что под его подраментом, и поиде против нечестиваго. А говорит князь Алексею Трубецкому: “Каково есть нам, и в тое время мне о сем помощь учини”».
Тот же источник повествует, что Трубецкой сдерживал устремления Пожарского, говоря ему, «чтоб он не ехал (за переправу?), дожидал бы о едином месте. Он же (Пожарский. — И.Б.) не послушав и поиде с своим полком против нечестиваго варвара», полагая, что перед ним находятся небольшие силы.
Если Трубецкой запрещал Пожарскому переходить через переправу, то последний, перейдя через речку, конечно, нарушил приказ главнокомандующего. Однако действия Пожарского можно объяснить целесообразностью и крайней необходимостью разведки боем, ибо главный воевода не имел представления ни о численности врага, ни о расположении его сил. В такой ситуации можно было либо ждать новых неожиданных ударов по русскому лагерю под Конотопом, либо кому-то вызвать огонь на себя, рискнуть, ввязаться в сражение, выманить противника в поле. В этом случае инициатива Пожарского оправдана. Если бы Пожарский не сделал этого, неожиданное нападение неприятеля могло привести к полной гибели всей армии Трубецкого.
Что касается летописи Величко, то в ней содержится рассказ о пленных казаках, взятых Пожарским в ходе погони, которые якобы предупреждали его о многочисленности неприятеля. Они «остерегали его, чтобы он не гнался далее за Выговским; праведно сказали, что еще впереди многие есть войска от Выговского нарочно оставленные, козацкие и ордынские с ханом, калгою и нурадином султанами, а также с Ширинбеем и Дзяман-Сайдаком великими мурзами; однако он, князь Пожарский, правдивый распрос пленников уничтожил и не поверил; будучи распаленный Марсовой охотой, о перемене фортуны своей не мыслил, и перед всеми военачальниками своими, против сказки козацкой, сказал полные излишней думы и высокого о себе мнения слова такие: “Давай, ханишку, давай калгу и нурадина, давай Дзяман-Сайдака и Ширин-бея, всех их с войском их... вырубим и выпленим!” А сказав это, тотчас выступил снова, и крепко стал на Выговского налягать».
Однако согласно показаниям непосредственного участника боя С. Черкеса Пожарский и Львов сражались не с казаками Выговского. Напомним, воеводы, «переправу перешед, на татар и на немец ударили смело», которые выполняли роль «приманки». В этом свете рассказ Величко о казаках, якобы взятых Пожарским в ходе погони и предупреждавших его о засаде и о многочисленном неприятеле, и высокомерный и пренебрежительный ответ князя на это предупреждение, скорее всего, сочинены самим летописцем. Напомним, Величко не являлся свидетелем данного события, он писал свою историю спустя 60 лет после сражения, добавляя вымышленные эпизоды, вымышленных лиц и вымышленные речи.
Удивительно, что рассказ Величко о мотивах и действиях Пожарского многими историками воспринимается как непреложная истина, не вызывающая сомнений и не требующая доказательств. Не обращаясь к первоисточникам, повторяя давно заученные штампы, эти «специалисты» делают из рассказа С. Величко далеко идущие выводы о якобы легкомыслии князя как военачальника, о его виновности в гибели тысяч русских воинов.
Теперь обратимся к «Новгородскому хронографу», в котором так сообщается о пленении Пожарского: «И бысть бой велий с полудни и до вечера. Той же князь Семён Пожарский многих варвар посекаше и храбрство своё велие простираше. И прииде же день над вечер, окаяннии же варвари бусормени подстрелиша под князем коня, и неуспе надругово всести. Тии же татарове нападоша множество и ухватиша его, и поведоша пред нечестиваго царя хана».
В результате рейда конный отряд князя Пожарского (не более 6000 человек) попал в засаду, атакованный всей крымско-татарской конницей (до 30 тысяч ордынцев). Пожарский и его воины, окруженные, прижатые к болотистому руслу речки недалеко от того места, где позднее возник ныне не существующий хутор Сарановка, дрались до последней возможности. Именно здесь татары истребили большую часть конницы Пожарского и Львова. О том, что кульминация этого боя происходила в районе Сарановки, писал историк и краевед XIX века А.М. Лазаревский, подтверждая свои слова сообщением о находках на месте битвы. Следует согласиться с ним в том, что главным местом битвы под Конотопом «были окрестности хутора Сарановки, по правую сторону почтовой дороги в Полтавскую губернию. На это указывают могилы, разсеянные близ урочища Городище; тут же часто были находимы обломки сабель, кольчуг, ядра и прочее». Дополнить картину боя можно сообщением Безпалого. По его словам, увлекшись погоней, русские «не малый задор и бой за переправою с обе стороны чинили».
Г.Г. Ромодановский, получив первые сообщения от вырвавшихся из кольца всадников об огромных силах врага, приготовился к обороне переправы через р. Куколку.
Польский участник боя Т. Карчевский так описывал начало сражения на берегах Куколки: «28 июня, согласно старого календаря, идя под Конотоп, чтобы освободить пана Гуляницкого из осады, встретили мы в миле от Конотопа на переправе Москвы пятнадцать тысяч». На самом деле на переправе стояло не более 3000—4000 русских. Это были дворянские сотни, рейтары и драгуны, и, возможно, оставшиеся казаки Безпалого. Вся пехота Ромодановского находилась в это время в шанцах под Конотопом и в бою под Сосновкой — Шаповаловкой не участвовала.
Спешив свою кавалерию и разместив бойцов по берегу Куколки, Ромодановский принял на себя удар значительно превосходивших сил неприятеля. Выговский, стремясь быстрее овладеть переправой, бросил в дело польских драгун Лончинского, казаков и своих наемников. Как отметил польский участник боя, «над переправою была стычка с московитами. Их отбили от переправы пан капитан Закржевский с полком его милости пана Лончинского, коронного полковника, с его милостью паном Яном Косаковским, наемным капитаном с литовского войска». Жестокое сражение на переправе затянулось до самого вечера. Однако, несмотря на преимущество в силах, Выговскому не удалось взять переправу с ходу. Сам гетман в своей реляции сообщал, что не казаки, а «драгуны выбили (русских. — И.Б.) с переправы, а потом конница переправилась и задержала их стычками. Орда же, напав с тыла, так их [русских] смешала, что почти не осталось порядка, они стали убегать».
К этим словам можно добавить сведения из статейного списка событий в Малороссии 1659 года, в котором очевидец говорит: «И был бой до вечера, вечером татары и черкесы обошли русских спорным гребенем и от д. Поповки стали побивать их и в полон брать». Переправившись через Куколку у Поповки, противник ударил в тыл правого крыла войск Ромодановского. В то же время хан с ордой перешел речку Куколку по неизвестной русским переправе под Торговицей в районе Сарановки и ударил по левому крылу полков Ромодановского. «Татаровя де в то время, зашед с обе стороны, на государевых ратных людей ударили и государевых ратных людей полки и сотни смешали», — сообщали после боя бывшие в плену у Выговского донские казаки.
Трубецкой не мог послать значительных подкреплений на помощь Ромодановскому, поскольку не хотел снимать осаду Конотопа. Ромодановскому все же удалось организовать отход своих основных сил к Конотопу. Потери его оказались не столь большими, как у Пожарского, — всего 829 человек. Прикрывая отступление, в плен попал не Ромодановский, а третий воевода Белгородского полка Лев Ляпунов — сын известного предводителя Первого ополчения 1611 года Прокопия Ляпунова. Его также пленили татары, поскольку он впоследствии разделил участь русских пленных, казненных по приказу хана утром следующего дня. Бой закончился уже в сумерках, когда «Москва, что стояла в трех окопах (таборах), до одного сомкнулась». Князья Трубецкой, Куракин и Ромодановский, соединив свои силы, сняли осаду Конотопа и затем в полном порядке начали отход к Путивлю.
На утро после битвы хан приказал привести к себе пленных русских воевод. Князь Семен Романович Пожарский, отличавшийся богатырским сложением, увидев невзрачного и трусоватого «крымского царя», выказал к нему свое полное презрение. Если верить Величко, князь оскорбил Мухаммед- Гирея, «выбранив хана обычаем московским», и плюнул хану в глаза. Хан тут же приказал отрубить Пожарскому голову. До наших дней дошла «Песня о гибели Семена Пожарского», в которой речь князя перед ханом напоминает слова былинного богатыря Ильи Муромца, обращенные к Калину-царю. В песне нет ни слова о казаках Выговского, а противниками русских выступают крымские татары и другие восточные народы. Впрочем, как видно из анализа источников, Пожарский под Конотопом действительно сражался с крымскими татарами и ногайцами, а не с украинскими казаками.
В 1659 году воевода был причислен церковью к лику святых как «Благоверный князь Семион Пожарский».
Утром 29 июня по приказу хана казнили весь командный состав и многих рядовых воинов, попавших в плен. Это следует из сообщения полковника Г. Каплонского, который написал, что «князя Пожарского, князя Львова Семена, Бутурлиных дву и многих началных бояр на завтрее головы порубили». Среди взятых в бою под Конотопом русских воинов не было отмечено ни одного изменившего и перешедшего на сторону врага. Если бы такие факты имели место, они бы, несомненно, получили отражение в источниках. В живых остались только те пленники, которых укрыли от расправы сами татары, надеясь на последующий выкуп.
Причиной массовой казни русских пленных был страх крымского хана и его высших сановников перед возможной изменой союзников — украинских казаков Выговского. Татарские вельможи запугали Мухаммед-Гирея тем, что казаки могут восстать против гетмана и освободить русских пленных, вместе с которыми они затем нападут на крымцев. Как записал Наима Челеби, первоначально всех русских дворян хотели отпустить за выкуп, но «сие предложение не было одобрено дальновидными и опытными татарами... Посему мы теперь должны употребить все старания, чтобы укрепить вражду между россиянами и казаками и совершенно преградить им путь к примирению».
29 июня, на следующий день после битвы, гетман Выговский со своими казаками двинулся к селу Подлипное, где стоял табор князя Трубецкого. Как сообщается в «Статейном списке», «и июня же в 29 день изменники Черкасы учали по обозу и в обоз стрелять из пушек, и повели к обозу шанцы». Русские успели хорошо подготовиться к обороне и ответили сильным огнем из орудий и мушкетов. Сооружением шанцев противник попытался окружить лагерь Трубецкого и осадить его. В ночь на 30 июня мятежники предприняли атаку, но их отразили с большим уроном. Разбитые выговцы не только бежали от русской пехоты, но даже бросили свои шанцы. Еще немного, и войско Трубецкого «овладело б (нашим) табором, ибо уже вломилось в него», — писал об этом бое сам гетман.
В ходе последующего отступления русских к Путивлю 2—10 июля яростные атаки казаков и татар на обоз Трубецкого также не имели успеха. «А как де боярин со всеми людми от Конотопа пошли к Путивлю обозом и как крымской хан и Выговской всеми силами к обозу приступали и хотели разорвать, и в то де время языки сказывали, что татар и черкас на одной помычке побито с 6000 человек, потому де они помалу от обозу стали и отходить». Даже если эти данные завышены, несомненно то, что в боях при отступлении русской армии татары и казаки Выговского потеряли больше людей, чем в битве 28 июня. Так, наибольший урон в людях наемные польские хоругви гетмана понесли не 28 июня, а в бою 2 июля, в ходе неудачных попыток разгромить отступавших к Путивлю русскую армию. Именно на 2(12) июля приходятся основные боевые потери наемников (большое количество раненых и убитых) во всех 11 хоругвях. Упомянутый ранее толмач Т. Фролов позднее рассказывал, что при отступлении войска Трубецкого от Конотопа к Путивлю татары и казаки «над обозом ничего не учинили», а сами потеряли убитыми: «черкас с 3000 и татар с 500 человек».
Большую роль в успешном отражении атак конницы противника сыграли солдаты и артиллеристы полка Н. Баумана. На вооружении полка состояли изобретенные полковником скорострельные казнозарядные орудия («с клиновым затвором»). Согласно свидетельству современника, скорострельность этих орудий была выше, чем у мушкета. Прикрываясь рогатками и обозом, русские вели настолько плотный и мощный огонь «дробью» (картечью), что весь путь от Конотопа к Путивлю был усеян телами крымских татар и казаков Выговского. В признание заслуг Николая Баумана по царскому указу осенью 1659 года, ему, впервые в России, было присвоено звание генерал-поручик. 10 июля русское войско переправилось через р. Сейм и пришло в Путивль.
Что касается общих потерь русского войска, то историки, пишущие на тему Конотопской битвы, обычно ссылаются на слова С.М. Соловьева: «Цвет московской конницы, совершившей счастливые походы 54-го и 55-го годов, сгиб в один день... Никогда после этого царь московский не был уже в состоянии вывести в поле такого сильного ополчения. В печальном платье вышел Алексей Михайлович к народу, и ужас напал на Москву». Сам того не ведая, ибо ему не удалось найти архивных документов о реальных потерях русского войска, наш выдающийся ученый приложил руку к появлению «конотопского мифа» о разгроме русского войска. Не подтверждаются никакими источниками и сведения Т. Фролова о 5000 пленных. Скорее всего, эту информацию толмач получил от самого хана, когда он отпускал его в Москву, чтобы тот рассказал царю о «великой» победе татар.
Исходя из анализа имеющихся данных можно сделать вывод о том, что число убитых русских воинов в боях 28 июня — 6 июля составило примерно 3500 человек, а количество пленных вряд ли превышало 1000 воинов. Около 400 пленных, согласно Карачбею, татары увели в Крым, остальных казнили утром 29 июня.
В октябре 1659 года по указу Алексея Михайловича путивльскому воеводе князю Г.Д. Долгорукову повелевалось послать на место битвы двух «добрых попов» и людей «кого пригоже» для отпевания и погребения павших. Следует отметить, что тела убитых татар и мятежников, возможно, были захоронены сразу после сражения. Тела же погибших русских воинов враги не хоронили.
Посланные служилые люди «побитых собрали телеса в трех местах и, пев над ними погребение, похоронили». Путивльцы под Шаповаловкой «побитых людей тела збирали... и собрали они побитых людей костей да 1521 голову» и, «выкопав магилу под деревнею Шепаловскою, похранили их в одном месте». На месте боя ордынцев с Пожарским «за селом за Сосновкою, где стоял крымской хан с татары», посланные из Путивля собрали еще «человек 1465 голов и кости», всех их также «в одном месте погребли».
Указание на три пункта сбора костей погибших и захоронение их в двух братских могилах свидетельствует о том, что место казни пленных находилось поблизости от одного из мест боевых действий. Таким образом, всего на поле битвы в трех местах (два места боя и одно место казни пленных) в октябре 1659 года были обнаружены 2986 тел погибших и казненных русских воинов, которых похоронили в двух общих братских могилах под Шаповаловкой и под Сарановкой.
Несколько сотен тел убитых в бою, вероятно, остались в болоте, но из приведенных данных опять же следует, что ни о каких 40, 30 или даже 10 тыс. погибших в конотопском бою русских, как голословно продолжают утверждать некоторые украинские историки, не может быть и речи.
В РГАДА сохранились точные росписи потерь во всех полках армии Трубецкого в битве под Конотопом и при отступлении к Путивлю. Всего, по уточненным подсчетам А.А. Новосельского, 4769 человек. Эти сведения — подлинный отчет воеводы царю за каждого погибшего и пленного: исправление и искажение данных о потерях в то время не допускалось.
Неверно также говорить о гибели большей части Московского дворянского корпуса (обычно составлявшего «Государев полк»). Из вышеуказанного числа погибших и пленных «дворцовые чины» составили: двое окольничих (второй чин после боярина)— это князья С.Р. Пожарский и С.П. Львов; один стольник — Е.А. Бутурлин (сын А.В. Бутурлина); трое стряпчих — это М.Г. Сонин, И.В. Измайлов, Я.Г. Крекшин; 79 дворян московских и 164 жильца.
Таким образом, общие потери московской элиты составили 249 человек. В числе погибших из представителей наиболее известных дворянских фамилий оказались также князь Д.И. Волконский, князь З.П. Вяземский, М.И. Еропкин, И.И. Колычев, Н.В. Бобрищев-Пушкин, И.Ф. Плещеев, А.П. Вельяминов, князь М.И. Козловский, Ф.И. Бестужев, князь Г.А. Мещерский, князь И.Ю. Шаховской, Б.И. Татищев, Л.В. Тургенев, И.Б. Ермолов и ряд других. В основном это были молодые люди, только начинавшие службу, не имевшие высоких военных чинов и не занимавшие важных должностей. Тем не менее гибель значительного числа знатной молодежи (15 проц. от участвовавших в походе) из немногочисленной «конной гвардии» породила слухи о невиданном дотоле разгроме, чего на самом деле не было. Из архивных документов видно, насколько преувеличены цифры, названные в малороссийских летописях и польских хрониках.
Если это не вымысел автора хронографа, то, возможно, имевший место конфликт между воеводами получил отражение в соборном деянии об уничтожении местничества от 12 января 1682 года: «...и от того их (воевод. — И.Б.) несогласия многий упадок ратным людям учинился, а именно под Конотопом и под Чудновым, и в иных многих местах».
Данные смотра князем Трубецким своего Большого полка в Путивле 10 августа 1659 года наглядно свидетельствуют, что сообщения некоторых литературно-хроникальных, идеолого-пропагандистских и мемуарно эпистолярных источников украинского, польского и турецко-татарского происхождения о гибели всей армии Трубецкого, мягко говоря, не соответствуют действительности. Так, в результате проведенного князем подсчета только под его непосредственным началом в строю находилось 11533 рядовых, не считая начальных людей и полка А.В. Бутурлина.
Сохранились сведения и о численности «московских чинов» после битвы — 937 человек, в том числе: стольников— 5; стряпчих — 4; дворян московских — 212; жильцов — 716. Всего, согласно документам, на 10 августа 1659 года в Большом полку у Трубецкого насчитывалось 3371 человек дворян и детей боярских, 1999 рейтар, 792 драгуна и 5371 стрелец и солдат. Это говорит о том, что только в Большом полку к концу летней кампании 1659 года в строю находилось не менее 12 тыс. бойцов, без учета впоследствии прибывших подкреплений. В воеводских полках князей Куракина и Ромодановского потери были еще меньше: в полку Ромодановского в строю оставалось не менее 6,5 тыс. человек, в полку Куракина — не менее 4000.
Памятник под Конотопом
На основании всех этих данных можно сделать однозначный вывод: разгром русского войска под Конотопом — полный вымысел. Оставшихся у князя Трубецкого сил вполне хватало для отражения возможного похода Выговского на Москву. Известный историк С.М. Соловьев, хотя и оказался в плену слухов, все же справедливо отметил, что «конотопское дело было явлением случайным, не могшим иметь никаких важных последствий», и победа союзников носила характер частного успеха. Сражение не могло иметь также никакого значения ни для развития украинской государственности, ни для «возрождения Украинской державы».
Уже через два месяца после событий под Конотопом бывшие сторонники оставили Выговского. Один за другим казацкие полки стали переходить на сторону Москвы. При этом первым присягу царю принес Нежинский полк, тот самый, который так упорно защищал Конотоп от армии Трубецкого. Выговский бросил гетманскую булаву и бежал в Польшу, где позднее был расстрелян поляками по подозрению в измене. Украина сделала свой выбор — она предпочла Москву Варшаве.
Источник: И.Б. Бабулин «События под Конотопом летом 1659 года», «Военно-исторический журнал» № 7, 2009 с. 35
