Топ-100

Создание партизанского отряда Б.В. Анненкова

Опубликовал: zampolit, 17-01-2017, 22:35, Путешествие в историю, 3 905, 0

Самым известным белым партизанским отрядом Сибири, безусловно, являлся отряд есаула Б.В. Анненкова, зародившийся в станице Захламинской (ныне – поселок Захламино, город Омск) в конце января — начале февраля 1918 г. С декабря 1915 г. Анненков командовал Отрядом особого назначения (партизанским) Сибирской казачьей дивизии. Возвращаясь в Сибирь, он со своим помощником сотником Матвеевым поставил себе задачу сохранить партизан как боевую силу и предоставить ее в полное распоряжение Войскового правительства.

Дважды, в Орше и Пензе, большевики пытались разоружить эшелон отряда, но оба раза анненковцы выпутывались из ситуации. А в Самаре, чтобы не встал вопрос о разоружении, они схитрили: сразу же приняли предложение местного совдепа принять участие в советской демонстрации. Отряд прибыл в январе 1918 г. в Омск со всем оружием и вполне боеспособным. Вероятно, Анненков мечтал пополнить ряды партизан добровольцами из других сибирских казачьих частей, жителями станиц и с защиты Сибирского войска начать вооруженную борьбу с Советской властью.

Это полностью соответствовало и устремлениям Войскового правительства, которое, чтобы иметь надежную силу под рукой, но не мозолить глаза большевикам, расквартировало отряд в станице Захламинской на Иртыше, несколько севернее Омска (это самая северная из станиц Иртышской линии). Однако против такой военной политики резко выступил Совказдеп, который провел на конференции представителей комитетов казачьих частей постановление о немедленном расформировании Отряда особого назначения и демобилизации его личного состава.

Как ни уважали партизаны своего командира, но тяга домой оказалась сильнее. Уставшие от войны казаки стали расходиться по своим станицам. Когда 26 января Совет казачьих депутатов арестовал Войсковое правительство, Анненков оказался бессилен противодействовать.

Совказдеп приказал ему в трехдневный срок сдать оружие, боеприпасы, снаряжение, казенных лошадей, деньги и отчетность отряда. Однако складывать оружие, не только в переносном, но и в буквальном смысле на советские склады, есаул не собирался. А решил с оставшимися у него несколькими казаками сколотить новый отряд и, при первой возможности, действуя на свой страх и риск, все-таки начать сражаться с большевиками. Анненков захватил, точнее, присвоил пулеметы системы Кольта, принадлежавшие пулеметной команде Сибирской казачьей дивизии, также дислоцировавшейся перед расформированием в станице Захламинской. Благо, начальник команды хорунжий Размазин пошел ему навстречу. Часть своих заручных винтовок есаул, судя по всему, передал захламинской станичной дружине.

Когда Совказдеп обнаружил, что командир Отряда особого назначения самовольно пытается собрать вокруг себя людей и оружие, то срочно направил в Захламинскую циркулярное распоряжение Анненкову, Размазину и станичному атаману с требованием во что бы то ни стало разоружиться. В противном случае Совказдеп грозил объявить всех троих «врагами трудового казачества», и тогда, дескать, «пусть совет рабочих и солдатских депутатов сам принимает соответствующие меры». Анненков угрозу проигнорировал. Да, с ним остались единицы старых партизан, зато к нему начинают приходить первые новые добровольцы: офицеры, казаки, солдаты. В феврале есаул переформировал свой маленький отряд, начальником штаба назначил штабс-капитана Шаркунова, ввел для партизан цветные погоны и т. д. Первой акцией анненковцев в Гражданской войне стал налет на центр Омска и похищение из Войскового собора казачьих реликвий.

Когда Совнарком декретом «О свободе совести» объявил все имущество всех религиозных обществ и церквей России достоянием Советского государства, по всей стране в знак протеста православные стали организовывать крестные ходы. Верующие не желали и боялись вторжения атеистической власти в их духовную жизнь, во внутренние дела Церкви. Когда местный совдеп, приняв декрет к исполнению, объявил о конфискации здания консистории, Дома архиерея и всех епархиальных капиталов, возмущение поднялось и в Омске. 17(4) февраля 1918 года, в воскресенье, духовенство и Союз православных христиан провели грандиозный по омским масштабам того времени крестный ход, в котором участвовало до 10 тысяч человек. Ход произвел на большевиков впечатление, и они не стали его разгонять, решив подождать, когда настрой православных естественным образом спадет, расправиться с руководителями движения, особенно с архиепископом Омским и Павлодарским Сильвестром, который саботировал распоряжения совдепа, а во время воскресной проповеди сурово обличал новую власть.

В своих воззваниях Союз православных христиан предупреждал прихожан, что безбожники могут отобрать омские храмы, в том числе Войсковой собор, и передать их под лазареты и кинематограф. Народная молва пошла дальше, утверждая, что большевики собираются грабить церкви. Этот слух, судя по всему, глубоко взволновал анненковцев, как людей верующих. Ситуация давала им шанс поучаствовать в защите веры Христовой. Кому-то из них пришла в голову мысль спасти от возможной конфискации и осквернения казачьи реликвии, хранившиеся в Войсковом Никольском соборе. Командир отряда отнесся к делу прагматичнее: захватить реликвии, чтобы с их помощью, как откровенно признавался сам Анненков, «привлечь на нашу сторону колебавшихся казаков». Для похищения он назначил несколько партизан во главе с сотником Матвеевым. Был у анненковцев и формальный повод получить доступ к реликвиям. Незадолго до того они сдали в Войсковой собор икону-складень Отряда особого назначения и теперь претендовали на возвращение ее в свой возрождавшийся отряд.

Однако события развивались стихийно. Большевики, решив обезглавить движение, около 2 часов ночи 19 (6) февраля арестовали архиепископа Сильвестра и полураздетого уволокли в штаб-квартиру совдепов — Дом Республики, а келейник и эконом архиепископа Николай Цикура, не пускавший ночных гостей в архиерейские покои, был убит выстрелом в голову. Сильвестр успел, однако, связаться по телефону с Успенским кафедральным собором и распорядился, чтобы звонили в большой колокол. Когда красные сняли выстрелом звонаря на кафедральном, ударила в колокол стоявшая неподалеку Крестовоздвиженская церковь, а за нею постепенно и другие храмы Омска. Над городом загудел набат. Ночные улицы заполнил встревоженный народ. У соборов и церквей собрались огромные толпы, красногвардейцы и милиционеры начали их разгонять; верующие сопротивлялись. Дошло до драк, перестрелок, смертоубийства.

После крестного хода несколько кадет Сибирского кадетского корпуса, искренне поверившие слуху о скором ограблении церквей, решили охранять стоящий рядом с корпусом Войсковой Никольский собор. Они раздобыли пару револьверов и договорились с настоятелем собора отцом Леонидом Покровским, что ночами будут дежурить по два человека в запертом храме. С таким же предложением обратился и штабс-капитан Булатов. Вечером 18 (5) февраля православные добровольцы — Булатов и кадеты — с благословения отца Леонида заступили на дежурство. Причем заранее условились: если нападут большевики, Булатов с помощниками ударят в набат и к собору выйдут все кадеты корпуса.

Войсковой собор дал сигнал примерно в 4 часа утра, зазвонив вслед за Крестовоздвиженской и другими церквями. На зов набата из корпуса к храму хлынули кадеты, вооруженные главным образом цигелями — длинными металлическими прутьями с набалдашниками, которые крепились у изголовья каждой кадетской кровати. У собора образовалась большая толпа из кадет и прихожан Казачьего форштадта, среди последних было немало офицеров и простых казаков. Начался молебен. Когда прошел слух, что архиепископ Сильвестр арестован, толпа двинулась к Успенскому собору - «на выручку архиепископа», на мосту через реку Омь (правый приток Иртыша, разделявший город на две части) она была остановлена красногвардейцами, которые угрожали открытием огня. Тем временем к Войсковому собору прибыли анненковцы.

Станица Захламинская стояла от города всего в 6 верстах, и партизаны были привлечены ночным набатом. Северную часть города, расположенную на правобережье Оми, они обошли по скованному льдом Иртышу и у кадетского корпуса проникли в Казачий форштадт Омска. Запряженные тройкой сани, предназначавшиеся для реликвий, анненковцы оставили на иртышском льду, а верховых коней — вероятно, среди строений кадетского корпуса. Сотник Матвеев с тремя помощниками вошел в Войсковой собор. Остальные партизаны обеспечивали прикрытие и выясняли обстановку. Матвеев как-то смог уговорить штабс-капитана Булатова, и тот передал ему казачьи реликвии: Войсковое Георгиевское знамя, Знамя Ермака, Знамя времен царствования Иоанна и Петра Алексеевичей и т. д. Со своими бесценными трофеями группа Матвеева направилась к ожидавшим их саням. В этот момент к собору приблизились советские патрули, и анненковское прикрытие встретило их огнем. Произошла скоротечная перестрелка.

Матвеев на тройке помчался в станицу Захламинскую. Ему надо было спешить, так как красный отряд, сдерживавший толпу на мосту через Омь, рядом с ее устьем, мог отреагировать на выстрелы в районе Войскового собора и послать части бойцов для захвата кадетского корпуса со стороны Иртыша. По-видимому, так и случилось. Но Матвеев успел проскочить мимо устья Оми, хотя, возможно, и под пулями — если ночь была лунная, враги вполне могли стрелять по нему и от моста через Омь. Обогнув город и выехав на захламинскую дорогу, убедившись в том, что погони нет, Матвеев смог подумать и об удобстве передвижения. Везти в санях Знамя Ермака было крайне неудобно. Войсковые знамена хранились в соборе свернутыми, в чехлах, а это — в развернутом виде, да еще в тяжелой медной раме между двумя толстыми стеклами. Матвеев вытащил и свернул ветхое полотнище, а раму со стеклами бросил на дороге.

Основная часть партизан во главе с самим Анненковым не смогла последовать за группой Матвеева, противник начал охватывать кадетский корпус по Иртышу. Они ушли через Иртыш, а затем по его левому берегу обогнули Омск и так вернулись в Захламинскую. К лошадям анненковцы отходили, отстреливаясь от многочисленных красногвардейцев, а затем, вскочив в седла, ускакали в степь. Свидетельством перестрелки остались следы пуль на стенах Войскового собора и даже в его алтаре. По-видимому, белые партизаны не понесли в этой операции никаких потерь, чему способствовали неожиданность и темное время суток. В отряде при налете на Омск было 18 человек — наряду с есаулом Б.В. Анненковым и сотником Матвеевым в захвате реликвий участвовали: подполковник Козлов, штабс-капитан Шаркунов, сотник Алымов, хорунжие Ф.Л. Глебов и К. Есеев, вахмистр А.М. Ганаго, урядник Алексеев. Штабс-капитан Булатов был схвачен большевиками, сознался в выдаче партизанам казачьих реликвий, но затем бежал из-под ареста.

Уход партизан не принес успокоения в Казачий форштадт. Толпа от моста вернулась к Никольскому собору. В ней были все старшеклассники и многие воспитанники младших классов кадетского корпуса. Когда к собору подошел красный отряд и приступил к разгону верующих, началась грандиозная жестокая драка. Дрались на Никольской соборной площади, в Казачьем сквере, на прилегавших улицах. Красногвардейцы были вооружены винтовками, однако огонь из них открыть не решились. Били верующих прикладами, закрывались винтовками от ударов цигелей, но напора православных не выдержали и обратились в бегство. «Поле боя» осталось за кадетами и прихожанами. Утром офицеры-воспитатели смогли увести кадет в корпус и начать учебные занятия.

6 (19) февраля большевики прекратили колокольный звон и разогнали толпы от церквей. В городе и пригородах было введено осадное положение (запрет всяких собраний, митингов и шествий, комендантский час и т. д.). Днем кадетский корпус был окружен красными отрядами и обстрелян ружейным огнем. Затем «в атаку» пошел 1-й Северный морской карательный отряд латыша Запкуса, состоявший из кронштадтцев (с броненосца «Гангут» и других кораблей Балтийского флота). Матросы метнули в окна несколько гранат, после чего ворвались в здание. Никакого вооруженного сопротивления они не встретили. Винтовки корпуса, смазанные маслом, хранились в цейхгаузе, на запоре, под бдительным оком корпусного начальства, которое ни за что не допустило бы детей к оружию. Начались обыск и допросы. Матросы, угрожая перебить «романовских волчат», требовали назвать имена руководителей сопротивления и тех, кто помогал анненковцам. Кадеты никого не выдали.

В тот же день Омский совдеп нанес по «контрреволюционному гнезду» смертельный удар: постановил в трехдневный срок расформировать и распустить по домам три старших класса. 8 (21) февраля большевики произвели второй обыск и полностью разоружили корпус, отобрав не только оружие и боеприпасы, хранившиеся в цейхгаузе (18 трехлинейных винтовок, 13 винтовок Бердана № 2, 10 карабинов Сколера, цинковые ящики с патронами), не только личное оружие офицеров (револьверы, шашки), но даже 13 старинных ружей из корпусного музея. 9 (22) февраля кадеты 5, 6 и 7-го классов в числе 130 человек были исключены из корпуса и покинули его стены. В мае—июне многие из них вступят в отряд Анненкова, с которым их уже связывали омские события 6 (19) февраля. Летом 1918 г. Анненков даже сведет часть служивших у него воспитанников Сибирского кадетского корпуса в чисто кадетское подразделение (стрелковый взвод).
Кстати, в событиях участвовали не только анненковцы, но и другие белые и казачьи подпольные группы Омска. На это указывает ряд фактов. В те ночь и утро среди православных явно действовали более или менее организованные боевые элементы, которые применяли против противника огнестрельное оружие.

Один из милиционеров, К.Ф. Тюнюков, вспоминал: «...Не было ни одного квартала при нашем объезде, чтобы нас не обстреливали». После разгона толпы у Успенского кафедрального собора Тюнюков с 6 конными красноармейцами отправился по Тарской улице к Крестовоздвиженской церкви, чтобы прекратить колокольный звон и там. На полпути их встретили выстрелами. Лошадь под Тюнюковым была ранена в шею и упала, а сам он во время завязавшейся перестрелки получил легкое ранение в руку.

В ночь на 7(20) февраля, во время комендантского часа, на Атаманской улице красногвардейцы задержали подъесаула 5-го Сибирского казачьего полка А.М. Горбовского, пробиравшегося без необходимых документов и переодетым в зипун извозчика. Подъесаул пытался скрыться от «летучего отряда», но был пойман. При обыске у него нашли револьвер, на ношение которого он не имел разрешения, и две бомбы. Горбовский сначала не говорил, кто он такой, был доставлен в Дом Республики и опознан. Началось следствие. Хотя подъесаул так и не признался в террористических намерениях или в причастности к подпольной военной организации, тем не менее улики были серьезны.
Создание партизанского отряда Б.В. Анненкова

8 апреля 1918 года Омский ревтрибунал за нарушение осадного положения и незаконное хранение оружия приговорил его к трем годам тюремного заключения. Наказание достаточно мягкое — Горбовского схватили до официального восстановления смертной казни Совнаркомом, да и провинциальная Сибирь еще не дошла до настоящего ожесточения Гражданской войны. Можно предположить, что подъесаул участвовал в описанных событиях как член тайной группы есаула И.Н. Красильникова, так как после антисоветского переворота Горбовский, потомственный сибирский казак, сын войскового старшины, служил в красильниковском отряде.

Большевики решили ликвидировать анненковцев и направили в станицу Захламинскую отряд революционных солдат. Он отобрал у захламинских казаков 20 винтовок, но партизан не обнаружил. Опасаясь репрессий, Б.В. Анненков заблаговременно, почти сразу после налета на город, отошел с отрядом (по разным данным, от 12 до 24 человек) с казачьими реликвиями и 8 пулеметами Кольта на запад, в станицу Мельничную (село Мельничное Омский район).

Видимо, Анненков с помощью Знамени Ермака и других казачьих реликвий пытался поднять на борьбу с Советской властью в защиту свергнутого Войскового правительства ближайшие к Омску станицы Горькой линии. Вероятно, ему удалось вызвать среди станичников какие-то кратковременные волнения и передвижения. Во всяком случае, 23 (10) февраля большевистский Военно-окружной комитет получил «слишком тревожные вести» о движении походным порядком на Омск с запада казачьих отрядов под началом Анненкова (до 180 человек), якобы находившихся уже в 45 верстах от города. Вскоре, впрочем, поступили сведения, что казаки ушли от Анненкова, и из его «авантюры» ничего не вышло. Из Омска высылали разведку, установившую, что в окрестностях города побывал конный разъезд анненковцев в 20— 25 шашек (очевидно, весь партизанский отряд), но быстро скрылся.

После неудачи этого предприятия Анненков, судя по всему, отправился по Горькой линии, от станицы к станице, на запад. Причем он рассылал своих людей с разными поручениями по поселкам и хуторам. На переходе к станции Исилькуль с ним оставалось только пять человек, а по району вокруг станции Марьяновка (п.г.т. Марьяновка Омская область) есаул разъезжал лично (вдвоем со спутником). Фактически это была не боевая партизанская деятельность, а полулегальная, военно-политического и организационно-подготовительного характера. Анненков налаживал связи, искал источники материальной поддержки — надо же было чем-то кормить людей и лошадей, — создавал тайники с оружием и боеприпасами, его маленький отряд не мог возить с собой восемь станковых пулеметов с запасом лент и патронов.

Поднять казаков Горькой линии не удалось, а с горстью партизан нечего было думать о сколько-нибудь активной вооруженной борьбе. Тогда Анненков уходит в Кокчетавский уезд, где жило много казаков, знакомых ему по службе в 1-м и 4-м Сибирских казачьих полках. Он попытался закрепиться в районе Больше-Тюктинского лесничества. Но туда из Кокчетава выслали красногвардейский отряд, и анненковцам пришлось уходить дальше — в глубь Киргизской степи. Покидая район станиц Кокчетавского уезда, партизаны оставили здесь на сохранение у надежных людей часть войсковых реликвий — походная жизнь могла окончательно погубить ветхие раритеты.

В феврале — первой половине марта 1918 г. попытки Анненкова привлечь сибирцев на свою сторону, несмотря на всю его энергию, упорство, изобретательность, разбились о равнодушие и пассивность казачьей массы. Казачество устало от мировой войны и пока не видело серьезных оснований снова браться за оружие. В марте 3-й большой крут Сибирского войска признал Советскую власть. Анненков обратился к депутатам с письмом, в котором объяснял, почему захватил реликвии и кольты.

В начале апреля письмо было зачитано на общем заседании войскового круга, но последовавший за оглашением доклад по этому вопросу председателя исполкома Совказдепа Е.В. Полюдова сделал свое дело. Круг резко потребовал от Анненкова «сдать знамена, икону Партизанского отряда, пулеметы, винтовки и другое оружие, лошадей, имущество, капиталы и отчетность с оправдательными документами Партизанского отряда выделенному исполнительному органу крута - Войсковому Совету казачьих депутатов». Конечно, для белых партизан это были неприемлемые требования, и круг, по сути, поставил их вне закона.

Почему на поимку партизан не был отправлен карательный отряд — такая идея, наверное, высказывалась. Сам Анненков полагал, что еще неокрепшие совдепы побоялись обострить отношения с казачьим населением. С другой стороны, неудача кокчетавских красногвардейцев как бы говорила: ищи ветра в поле. Тем более, уйдя в глубь степей, Анненков меняет тактику: временно отказывается от попыток поднять восстание, старается сохранить имеющихся партизан, ищет знакомств среди зажиточной части сельского населения. В конце марта — первой половине апреля его «летучий отряд» находился в степи, не задерживаясь долго на одном месте и «не проявляя активной деятельности». Он пользовался гостеприимством казахских баев и домовитых станичников.

Анненков получал также, по частным каналам, небольшую финансовую поддержку от некоторых представителей торгово-промышленных кругов Омска. Устойчивых связей с омским антисоветским подпольем, которое само еще пребывало в стадии становления, у него тогда не было.

Во второй половине апреля — начале мая анненковцы возвращаются в Омский уезд. Во всяком случае, в первой половине мая Анненков посетил в станице Лосевской своего бывшего подчиненного по Отряду особого назначения Сибирской казачьей дивизии Е.Н. Зырянова и предложил ему снова вступить в отряд. Тогда же помощник Анненкова сотник Матвеев начал вербовать добровольцев в отряд казаков в районе станции Исилькуль, обещая каждому по 300 рублей. В середине мая Анненков «гулял» в районе станицы Николаевской (деревня Николаевка Москаленский район, Омская область), северо-восточнее Исилькуля. Вероятно, его отряд снова прошел по части Горькой линии, но уже в восточном направлении. Партизаны прощупывали настроения станичников, восстанавливали связи. Зажиточные казаки и разночинцы, уже пострадавшие от Советской власти, встречали их с распростертыми объятиями, а остальное население — без былой холодности. Настроение сельских жителей, и особенно казачества, настолько изменилось, что Анненкову вновь удалось обосноваться под самым Омском, в станице Захламинской, — но на этот раз не в самом поселении, а на земельном юрте станицы.

Анненковцы жили в землянках на левобережье Иртыша, почти напротив станицы Захламинской (ныне садовые участки «Березка», «Солнечное», «Бодрость»). Благодаря поддержке местных казаков они находились здесь на полулегальном положении: население, конечно, знало о них, но не выдавало. Партизаны искали источники информации, финансирования, пополнения отряда людьми, оружием и пр. Анненков ездил нелегально в Омск, установил прочные связи с белым подпольем, но в полное подчинение к П.П. Иванову-Ринову, по-видимому, так и не вошел. Партизаны принимали помощь подпольщиков, готовы были к совместным действиям, но предпочитали оставить за собой некоторую свободу действий. И дело здесь не только в субъективном факторе. Нелегальный штаб, вынужденный соблюдать конспирацию, не мог руководить боевыми действиями партизанского отряда, во всяком случае оперативно.

Самые тесные контакты установил Анненков с другой автономной группой омского подполья: небольшой, но весьма решительной, исключительно казачьей, военной организацией «Тринадцать» (названа, вероятно, по числу основавших ее офицеров), члены которой в дальнейшем все влились в его отряд и заняли в нем ответственные должности. В организацию «Тринадцать» входил участник февральского налета на Омск вахмистр А.М. Ганаго, 25-летний сын дьякона, бывший казак станицы Акан-Бурлукской. Летом 1918 г. 4-й круг вновь зачислил его в войсковое сословие: в родное ему Акан-Бурлукское общество. В Партизанской дивизии Анненкова Ганаго дослужился до чина хорунжего и должности помощника командира Лейб-Атаманского полка.

Участвовали партизаны и в нелегальных казачьих, районных и станичных, съездах. Один из таких кругов, собиравшийся в станице Атаманской, поручил Анненкову создать полнокровный партизанский отряд и пообещал ему поддержку: материальную, моральную, людьми. В землянках под станицей Захламинской начали появляться новые добровольцы. Деньги на содержание отряда, на первое время, Анненков смог раздобыть у знакомых ему омских предпринимателей. Настоящих военных действий до начала июня 1918 г. анненковцы не вели, что не умаляет их заслуг. Партизаны сохранились как ядро. В новых, благоприятных, условиях эта «кость» быстро «обросла мясом».

В мае 1918 г. деятельность организации Иванова-Ринова, а также работавших в контакте с ней других, более мелких организаций приобретает большой размах. Нелегальные ячейки образуются не только в уездных центрах, но и во многих станицах. Начинается работа по созданию, на случай вооруженного выступления, боевых станичных дружин. В Павлодарском уезде успешно организовывал станичников сотник Горбунов. В районе Омска выдающуюся роль в этом деле сыграла «Секретная комиссия» во главе с М.Ф. Карбышевым, созданная по приговору общества станицы Атаманской. В нее вошли представители и от ближайших станиц Омского уезда. Вот что было сделано под руководством этой комиссии в ближайшем к Омску районе: «В каждой станице были образованы сперва из добровольцев, а потом по настояниям обществ, по особому наряду, боевые дружины. Численность таковых дружин сначала ограничивалась десятками людей, а по мере приобретения оружия дружины увеличивались в числе, и, например, в Атаманской станице со временем дружина преобразовалась в Атаманскую сотню, в которую входили все строевые казаки, начиная с приготовительного наряда и кончая 43-летними. На вооружении были револьверы разных систем, трехлинейные винтовки, шашки и берданки, которыми, впрочем, вооружались казаки неохотно. Были пулеметы и ручные гранаты, в виде исключения. Оружие и патроны приобретались покупкой, привозом из бывшей действующей армии, сдачей отдельных винтовок из расформировываемых частей, вооруженным похищением из складов, находящихся в ведении советской власти, и пр. Пулеметы были получены от одного из проходивших эшелонов чехов».

Белые подпольщики старались использовать в своих целях все легальные и полулегальные возможности: разного рода общественные организации: кооперативные, профессиональные, благотворительные и др.; трибуны различных форумов: съездов, конференций, собраний и т. д. Например, для моральной подготовки населения к военному перевороту был использован работавший во второй половине мая Петропавловский уездный учительский съезд, на котором резко критиковал большевиков заведующий высшим начальным училищем станицы Новорыбинской И.И. Сиротенко. Прикрытием деятельности нелегалов являлось омское Общество любителей рыболовства, одним из членов которого был есаул Б. В. Анненков.

Большое значение в агитационно-пропагандистской подготовке переворота и поднятии воинского духа казаков сыграл полулегальный Союз православных братчиков и сестриц (Братство), одним из инициаторов создания которого в Петропавловске стал бывший полковой священник 8-го Сибирского казачьего полка отец Алексей Антонович Русецкий (1871 — ?), сын дьякона, выпускник Минской духовной семинарии. Он провел с сибирскими казаками на позициях более двух с половиной лет, имел награды, в том числе боевой орден Святой Анны 3-й степени с мечами. Официально Союз являлся лишь просветительским и благотворительным обществом. Его представители звали народ к братскому единению, создавали местные ячейки Братства, собирали пожертвования, направлявшиеся на помощь Союзу увечных воинов, приюту, беженцам, заключенным тюрьмы.

Русецкий лично открыл 83 отдела Братства, собрал на благотворительные цели 23 тысячи рублей. Но, помимо этого, организация была глубоко оппозиционна советской власти и вела подрывную работу. Тот же отец Русецкий в качестве проповедника «совершал с опасностью для своей жизни миссионерские поездки по Омской епархии, силою своего мощного слова бичевал большевизм». При белых в конце 1918 г. А.А. Русецкий был назначен главным священником Сибирской армии, а после поражения A.В. Колчака эмигрировал в Китай. Он стоял у истоков оформления беженского православного прихода в Харбине, в конце 1921 г. уехал в Западную Европу.

Старались подпольщики проникнуть в советские структуры, особенно в штабы, учреждения и части Красной армии. Когда большевики приступили в апреле к созданию Омских ускоренных курсов по подготовке командного состава РККА, организация есаула И.Н. Красильникова смогла внедрить на эти курсы своего человека — штабс-капитана В.В. Бампера, бывшего офицера 43-го Сибирского стрелкового полка. Бампер имел задачу наблюдать, как движется постановка дела в создаваемом военно-учебном заведении, и подготовить к началу восстания план захвата принадлежавших курсам пулеметов.

Во второй половине мая 1918 года организация П.П. Иванова-Ринова приступает к разворачиванию боевых групп есаулов Б.В. Анненкова и И.Н. Красильникова в настоящие партизанские отряды, для чего красильниковцев перебазировали из Омска в одну из пригородных деревень. Из города в отряды стали переправлять людей, оружие, деньги. Каждый доброволец должен был иметь рекомендацию от нелегальной организации. Среди прибывавших «новобранцев» преобладали люди военные: обер-офицеры, юнкера, кадеты старших классов. Среди них немало было сибирцев, доля казаков в обоих отрядах, особенно у красильниковцев, начинает снижаться. Оба отряда сразу создавались как смешанные — пехотно-кавалерийские с пулеметными командами — и насчитывали первоначально лишь по нескольку десятков человек.

Не надо думать, что у подпольщиков все протекало гладко, как по маслу. Это была борьба, и первые потери белые понесли еще на нелегальной стадии. В мае большевики раскрыли одно из подразделений омской тайной организации и расстреляли 17 человек. Уцелевших членов этой группы центральный штаб временно отправил подальше от города — в рабочую партию, занимавшуюся восстановлением разрушенной ураганом телеграфной линии Омск—Барабинск.

Омские чекисты выследили члена центрального штаба, одного из ближайших сподвижников Иванова-Ринова капитана К.В. Неволина (Неофитова) и устроили за ним «настоящую охоту». Это был боевой офицер, три года воевавший на Германском фронте и начавший конспиративную работу против большевиков в декабре 1917 г. По свидетельству современника, «он был пионером и душою этого дела в Омске». Возможно, Неволин и являлся тем самым капитаном Н., в марте 1918 г. главным действующим лицом самой крупной в Омске нелегальной военной организации, — который сразу же пошел навстречу миссии генерала В.Е. Флуга, принял ее руководство и произвел на корниловского посланника «хорошее впечатление». Организация капитана Н., перестроенная и переданная в единоличное командование полковнику Иванову-Ринову, стала основой Омского подотдела Добровольческой армии. Неволин «был неизменным участником всех рискованных предприятий в Омске» и проявлял при этом «удивительное хладнокровие, выдержку, безумную храбрость и неиссякаемую энергию». Чекистам так и не удалось его взять. Неволин успел уехать из города к партизанам и стал «одним из главных организаторов отряда Красильникова».

25 мая красные схватили четверых анненковцев: прапорщиков Н.С. Кузнецова, Д.А. Самарцева, Теплякова и вольноопределяющегося А.А. Соснина. Кузнецов возил новых добровольцев в отряд. Партизан Соснин, отвечавший за доставку в отряд оружия, находился на нелегальном положении и проживал дома (в станице Захламинской). 24 мая Кузнецов со спутниками не смог переправиться на левый берег Иртыша, «река была бурная», и лодка из отряда не пришла. Решили заночевать у Соснина. Часа в 3 утра на квартиру нагрянули красноармейцы. Нашли револьверы. К тому же Самарцев и Тепляков оказались в офицерских погонах. По-видимому, обыск и арест были вызваны тем, что Соснин попытался подкупить, и неудачно, заведующего оружием 1-го эскадрона омской Красной армии и с его помощью добыть 156 винтовок и 2 пулемета «льюис».

Операцию по захвату анненковцев осуществил командир 1-го эскадрона. Арестованных доставили в Омскую тюрьму. 28 мая всех четверых расстреляли, добили штыками, сбросили в Иртыш. На следующий день трупы казненных прибило к берегу, их вытащили на мостки у Крепости. Здесь их и нашли матери, до того, в попытке узнать судьбу детей, безрезультатно обивавшие пороги совдепов и красных штабов. Забрать тела домой не разрешили, увезли в покойницкую, в ледник. Похоронили партизан 31 мая на Шепелевском кладбище Омска под бдительным присмотром чекистов.

Среди жертв большевиков был и поручик М. Дорофеев. Его расстреливали под Омском. Но Дорофеев, получивший 16 пулевых ран, чудом выжил, он умер в эмиграции в 1936 году.

Дальнейшие события тесно связаны с Чехословацким корпусом, с его попыткой пробиться из Советской России во Владивосток, чтобы выехать оттуда морем в Европу. Попытавшись остановить и разоружить корпус, коммунисты нарушили соглашение и спровоцировали чехов на мятеж. Первые полустихийные столкновения вылились в общее восстание корпуса, которое было поддержано выступлениями русских, белых и эсеровских, подпольных организаций.

Утром 25 мая 1918 года на станции Куломзино перед Омском, на левом берегу Иртыша, красные попытались разоружить один из эшелонов 6-го чешско-словацкого стрелкового Ганацкого полка. Эшелон под началом поручика Дзихо отошел на запад, к станции Марьяновка (около 46 верст от Омска), где в тот же день произошел кровопролитный бой. Советский отряд П.С. Успенского в 300 штыков, погнавшийся за чехами, был разбит наголову, потеряв 70 человек убитыми, 160 пленными. У чехов погибло 22 легионера. Так образовался Западно-Омский фронт, на котором с 27 мая было установлено перемирие. Готовясь к борьбе, обе стороны собирались с силами, окапывались: чехи в Исилькуле (около 138 верст от Омска), красные в Марьяновке; противники прощупывали друг друга разведками, искали поддержку среди местного населения. Казаки ближайших к фронту станиц были естественными союзниками чехов. Председатель Омского совдепа В.М. Косарев на переговорах упрекал чешских представителей: «Ваши солдаты берут под козырек казачьим офицерам, на вокзалах в Петропавловске и Исилькуле казаки разгуливают свободно».

Для Анненкова, однако, выступление чехов сначала обернулось материальными потерями. В конце мая на фронте у Марьяновки красные перехватили обоз в пять подвод с пулеметами, винтовками и 11 ящиками патронов. При обыске у подводчиков нашли письмо за подписью есаула Анненкова и с печатью его отряда («Адамова голова» с надписями «Отряд особого назначения» и «С нами Бог»). Вероятно, это было оружие, когда-то собранное и складированное на Горькой линии; теперь его вытащили из тайников и везли для вооружения отряда.

Нехватка оружия сдерживала рост анненковского отряда. Ситуация могла стать критической к концу мая, если бы тогда не выручили белоказаки из тайной организации «Тринадцать», которые провели в Омске как минимум две операции по захвату оружия. Сначала они попытались похитить оружие из Совета казачьих депутатов, из помещения Войскового штаба, где хранились пулеметы, винтовки, револьверы, шашки, патроны и пулеметные ленты. В ночь на 26 мая подпольщики проникли в здание Совказдепа, вскрыли комнату штаба и один из оружейных шкафов, вытащили винтовки и шашки и, готовя к выносу, сложили на стол. С партией револьверов они вышли из комнаты и направились к черному ходу. Теперь, по плану, должна была заработать цепочка людей по передаче оружия, и можно было бы выносить пулеметы, винтовки и пр.

Однако изначально предприятие было слишком рискованным — в соседней комнате шло ночное заседание Совказдепа. Один из членов Совета вышел из зала заседаний и, проходя по коридору мимо комнаты штаба, увидел, что дверь в нее приоткрыта, а кольца замка срезаны. Он же заметил на противоположном конце коридора две фигуры в шинелях. Член Совказдепа поднял тревогу. Подпольщики успели убежать по черному ходу. Дело сорвалось, удалось унести лишь часть револьверов. Другая операция удалась. Похищение из склада 2-го отдела Сибирского казачьего войска дало партизанам 113 винтовок и 6000 боевых патронов. Большевики обнаружили пропажу 28 мая. Операции группы «Тринадцать» позволили Анненкову довооружить отряд.

Омская ЧК, конечно, искала следы похитителей и оружия. Так, 29 мая за соучастие в краже из склада 2 го отдела был задержан Федоров, вероятно, один из служащих склада. Накануне за незаконное хранение револьвера и других казенных вещей военного образца был арестован житель станицы Глуховской Макаров.

Похищения с военных складов, арест при попытке покупки оружия четверых анненковцев, сигналы сельской бедноты о встречах с подозрительными типами — все это не могло не встревожить омские власти, тем более в условиях открытого вооруженного конфликта с чехами. Несомненно, власти принимали меры, чтобы найти и уничтожить партизанские базы. Например, получив информацию о вооруженных всадниках, замеченных у имения барона В.Р. Штейнгеля, в районе поселка Ново-Омск на левобережье Иртыша, они немедленно послали туда отряд, который предпринял поиски, но партизан не нашел. Как бы хорошо ни охранялись анненковцы, ясно было, что красные вот- вот засекут место их стоянки. Захламинская станица была расположена слишком близко от областного центра. На ее юрте формирующийся отряд не мог быть гарантирован от внезапного удара из города. Да и пришла пора перестать скрываться по землянкам, а открыто призвать казачество к восстанию.

Отряд Анненкова передислоцировался в станицу Мельничную, стоявшую в 21 версте к северо-западу от Омска. К этому времени брожение на почве недовольства Советской властью усилилось настолько, что некоторые станицы совершенно вышли из-под контроля Войскового Совказдепа. В Мельничной при поддержке станичного правления и большинства местных казаков Анненков занялся формированием отряда совершенно открыто. Его штаб разместился в доме зажиточного казака М. Васильева, сыновья которого вступили в отряд. Станица охранялась пикетами и разъездами партизан.

В конце мая — начале июня Анненков очень большое значение придавал установлению системы взаимоотношений со станичными обществами и зажиточной верхушкой разночинцев. Крайне необходимо было обеспечить нормальное питание партизан и их коней. Есаул лично разъезжал по селениям, выступал на сходах, привлекая на свою сторону людей и средства. Он специально созывал районные казачьи съезды, на которых добился составления особой «раскладки» по снабжению отряда продовольствием и фуражом: каждая станица обязалась периодически присылать партизанам установленную ей долю. Кроме того, Анненков просил представителей станиц, чтобы их общества слали ему обученных и снаряженных всадников из числа наиболее решительных станичных дружинников. И действительно, в Мельничную к Анненкову «сразу же стали приезжать казаки-добровольцы, часть которых была с оружием и лошадьми». Материальные ресурсы, столь необходимые для формирования и содержания отряда, поступали и в виде частных пожертвований от верхушки сельского населения ближайшего района — от землевладельцев, крупных арендаторов, богатых хуторян, зажиточных казаков и крестьян. Жертвовали деньги, коней, хлеб, скот на мясо. А иные присылали в отряд, на службу, своих сынов. Именно поддержка и сочувствие населения превратили анненковцев в настоящую силу, и притом неуловимую.

Успех и безнаказанность белых партизан в значительной мере были обусловлены специфическим составом сельского населения в районе Омска. Рядом с городом располагались казачьи станицы, настроенные тогда антисоветски. Кроме того, на казачьей территории, на офицерских и войсковых запасных участках, было немало имений и хуторов богатых частновладельцев и арендаторов. Эти предприниматели-аграрии уже пострадали от конфискаций и отчетливо поняли, чем им грозит начатая большевиками полная социализация земли. В то же время они еще сохраняли значительные материальные ресурсы, которые отчасти и были использованы для формирования партизанских отрядов. То обстоятельство, что Сибирское войско сохраняло автономию, несколько отсрочило карательные операции Советских властей.

Конные группы анненковцев рыскали в окрестностях станиц Захламинской, Мельничной (село Мельничное Омский район), Степнинской (село Степное Марьяновский район), Курганской, Орловской (село Орловка Марьяновский район), Покровской, Волчанской (деревня Волчанка Марьяновский район), спокойно заходя и в населенные пункты. Фактически они стали в этой части Горькой линии хозяевами положения. Боевых действий партизаны пока не вели, рядом не было красных частей, а занимались разведкой, агитацией и снабжением своего отряда.

Активизации и безнаказанности белых мог не видеть только слепой. В конце концов, не ранее 29 мая, к Мельничной пришел из Омска советский отряд. Подходя к станице, он открыл по ней ружейно-пулеметный огонь, чем вызвал панику среди мирных жителей и их бегство из селения. Анненков, не приняв боя, отступил в соседнюю станицу Степнинскую (33 версты к западу от Омска). Красноармейцы учинили в Мельничной погром и попытались арестовать руководителей станичного общества, но нашли лишь помощника атамана. Он был увезен в Омск и остался в живых только благодаря антисоветскому перевороту в городе.

Красные почему-то не пошли из Мельничной на Степнинскую. Возможно, они понадеялись на то, что анненковцев уничтожат войска Западно-Омского фронта. Степнинская находилась в его тылу, нависая над основной коммуникацией с севера. Перемирие с чехами позволяло отвлечь силы с передовой на операцию такого рода. И действительно, противник «нащупывал» белых партизан, около Степнинской они поймали и расстреляли красного разведчика, из военнопленных австрийцев-интернационалистов. Анненковцы простояли в станице до трех суток, продолжая заниматься формированием отряда, тщательно охраняясь и ожидая связи от чехословаков. Еще ранее, узнав о марьяновском бое, Анненков немедленно направил на их поиски своих людей, с предложением соединить усилия. Когда была установлена связь с чешским майором Чанушем, согласившимся принять помощь белых партизан, Анненков немедленно оставил Степнинскую и повел отряд на Исилькуль. Очевидно, двигались спешно, форсированными маршами, так как прошли более ста верст и успели к наступлению чехов на станцию Москаленки. Попутно партизаны призывали население к свержению большевиков и ставили боевые задачи станичным дружинам Горькой линии.

Красильниковцы, малочисленные и отчасти безоружные, жестко и безо всяких оговорок подчинявшиеся центральному штабу Иванова- Ринова, остались под Омском.

Заблаговременное начало формирования двух партизанских отрядов следует признать большим успехом омского антисоветского подполья. В случае выступления повстанцы сразу получали пусть незначительную, зато организованную военную силу, что очень важно в начале восстания. Создание отрядов не было завершено, когда вспыхнул чешский мятеж, однако даже такие сырые и не до конца сколоченные части смогли сыграть выдающуюся роль.

Выступление внешней силы, Чехословацкого корпуса, произошло тогда, когда в Сибирском войске уже были социальные группы, тайные организации и партизанские отряды, стремившиеся и способные начать вооруженную борьбу с Советской властью.

Использован материал из книги Шулдяков В.А. Гибель Сибирского казачьего войска 1917-1920. Книга I – М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. – 748 с.скачать dle 12.1



  • Не нравится
  • 0
  • Нравится

Похожие публикации
У данной публикации еще нет комментариев. Хотите начать обсуждение?

Имя:*
E-Mail:
Введите код: *
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив


Архив сайта
Март 2024 (39)
Февраль 2024 (36)
Январь 2024 (38)
Декабрь 2023 (29)
Ноябрь 2023 (20)
Октябрь 2023 (33)
Календарь
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Реклама
Карта Яндекс
Счетчики
Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru
При использовании материалов ссылка на источник обязательна. Спасибо за понимание.