Как Рижский ОМОН стал Тюменским
Создание ОМОНов в конце восьмидесятых годов было скорее вынужденной мерой Советского правительства. Новый политический курс государства на демократизацию общества инициировал националистические волнения в ряде Советских республик. Подстегиваемая националистами, Прибалтика первой предприняла попытки расстаться с СССР.
Стремясь удержать государство в прежних границах, ЦК КПСС и правительство страны приняли специфические меры и во всех крупных городах создавали отряды милиции особого назначения.
В октябре 1988 года по всему Советскому Союзу в столицах союзных республик появилось 24 отряда милиции особого назначения.
Из прибалтийских республик каким-то чудом только партийное руководство Эстонии смогло убедить МВД СССР в отсутствии необходимости создавать ОМОН на ее территории, чтобы «не душить зарождавшуюся демократию». Второго декабря 1988 года приказом № 206 по МВД СССР, в том числе и при МВД Латвийской ССР, был образован рижский ОМОН, насчитывавший 150 человек (из них 20 офицеров и 2 неаттестованных сотрудника).
В его задачу входила охрана общественного порядка в крупных городах страны, ликвидация массовых беспорядков, охрана общественного порядка в период каких-либо катастроф или природных катаклизмов и разоружение незаконных формирований. В частности, подразделений, подчиненных МВД самопровозглашенной Латвийской республики, преступных группировок и торговцев оружием.
Первым командиром рижского ОМОНа был назначен подполковник милиции Эдгар Иванович Лымарь.
В октябре 1990 года отряд «особой милиции» возглавил майор Чеслав Геннадьевич Млынник.
Фактически Советская власть в Прибалтике уже перестала существовать. Но Москва не хотела признавать независимость Латвии, Литвы, Эстонии и спровоцировала там тяжелую политическую борьбу, в которую втянулся Рижский ОМОН. Историки считают главной причиной всех последующих событий — двоевластие, установившееся в Латвии с мая 1990 года.
С одной стороны, законно избранный парламент и сформированное им правительство. С другой — антиправительственная коалиция: компартия Латвии во главе с первым секретарем ЦК Альфредом Рубиксом, Интердвижение, КГБ и Прибалтийский военный округ (его штаб находился в Риге).?
18 июня 1990 года от должности Министра Внутренних дел республики был освобожден генерал-лейтенант Бруно Штейнбрик, выходец из КГБ и член ЦК КПЛ, создавший ОМОН и умевший находить с омоновцами общий язык.
Новый министр Латвийской республики — полковник милиции Алоиз Вазнис, бывший начальник уголовного розыска республики, пошел на конфликт с «черными беретами». Началась чистка отряда и по национальному признаку — жизнь в Риге не гарантировала бойцам получения гражданства. Да и латышский язык знали не все.
Командир отряда подполковник милиции Эдгар Лымарь отказался подчиниться Вазнису и через газету компартии «Советская Латвия» заявил, что будет выполнять только те приказы, которые не противоречат Конституции СССР и Конституции Латвийской ССР.
Тогда новый министр запретил выдавать взбунтовавшемуся ОМОНу положенные ему деньги, амуницию и горючее, а правительство республики потребовало от МВД СССР расформировать Рижский ОМОН.
Но Министр Внутренних дел СССР Вадим Бакатин по просьбе Рубикса («учесть нарастание сепаратистских настроений в Прибалтике») сохранил отряд, переподчинив его 42-й дивизии внутренних войск МВД СССР (ее штаб находился в Вильнюсе, а два полка — в Риге). Кроме табельных пистолетов Макарова, бойцам ОМОНа на постоянное ношение выдали автоматы, гранаты, а отряду придали два новых БТР.
3 декабря 1990 года Бакатина на посту союзного Министра Внутренних дел сменил бывший Первый секретарь ЦК Латвийской компартии Борис Пуго. Его первым заместителем стал генерал Борис Громов, ранее командовавший 40-й армией в Афганистане.
В то неспокойное время кто только не использовал милицейские подразделения в больших политических играх. Между молотом и наковальней оказался и Рижский ОМОН.
В 1990 году Латвия провозгласила независимость. В этих условиях рижские омоновцы отказались присягать на верность новым властям, а Млынник заявил, что отныне будет подчиняться только Министру внутренних дел СССР Борису Пуго. Отряд оказался за рубежом и практически вне закона.
Тогда в Риге находился представитель МВД СССР, напрямую отдававший распоряжения Министра Внутренних дел командованию отряда милиции особого назначения.
В январе 1991 года по приказу Министерства Внутренних дел СССР и Центрального Комитета Коммунистической партии Латвии омоновцы заняли и взяли под охрану Дом печати — партийное издательство, национализированное новым правительством Латвии. Там сепаратисты могли печатать листовки и прокламации. Деятельность этого предприятия не была парализована — милиционеры какое-то время просто контролировали печатный станок.
«Чтобы навести порядок и установить Советскую власть в Риге, достаточно нашего отряда. Мы готовы выполнить любой приказ Президента. Надеемся, что он скоро будет, — сказал тогда журналистам старший лейтенант ОМОНа Александр Кузьмин. — Разгоним существующую власть, возьмем под охрану стратегические объекты и устроим суд над националистами».
Новое руководство МВД СССР пыталось успокоить Вазниса, встревоженного дерзостью омоновцев. 14 января он получил телеграмму за подписью Громова: «... Как Вам известно, со стороны союзного министерства приняты меры усиления контроля за оперативно-служебной деятельностью отряда...»
Но тем же днем (15 января) ОМОН разоружил отделение милиции «Вецмилгравис» в Риге, а потом и местный факультет Минской высшей школы МВД.
В той тревожной обстановке находившийся в резерве МВД СССР Штейнбрик заявил: «... Такое формирование, как ОМОН, опасно при любом правительстве. Пришлых командиров, назначаемых из Москвы, омоновцы не признают. Авторитетом пользуется Млынник, не отличающийся сдержанностью. Отряд контролируется и Особым отделом КГБ Прибалтийского военного округа. Их анархизм опасен. Не исключаю новых вылазок. Не думаю, что они выполняют чьи-то конкретные указания, но не исключаю, что им могут подбрасывать информацию, провоцирующую ребят на те или иные действия».
По мнению позднее начавшегося следствия, 16 января омоновцы, опасавшиеся нападения на захваченную ими базу «Вецмилгравис», открыли стрельбу и случайно убили водителя проезжавшей мимо автомашины.
18 января в Москву ушло донесение за подписью Вазниса: «... Мною всем подразделениям и органам внутренних дел МВД Латвийской республики отдан приказ в случае попыток проникновения ОМОНа в здания и помещения органов внутренних дел открывать по ним огонь на поражение».
Но еще через два дня ОМОН захватил здание самого МВД Латвийской республики, все хранившееся там оружие и документацию по его учету. При этом погибли два милиционера, охранявших этот арсенал, оператор киностудии, снимавший инцидент на видеопленку, и случайный прохожий.
Как вспоминают старожилы особой милиции, поводом к захвату послужил обстрел патрульного наряда ОМОНа, ехавшего на дежурную смену. Узкие улочки, темное время суток, да и то, что бастионная горка, откуда велся огонь по омоновцам, была господствующей высотой, не позволяли эффективно обороняться — пришлось занять ближайшее здание... республиканского МВД. Во время стрельбы собралось много зевак, и шальные пули могли легко кого-то зацепить.
Перестрелка закончилась так же быстро, как и началась. «Осмотрелись — воевать-то не с кем. Собрали оружие и оставили здание...»
В пику «черным беретам» в Латвии из национальной полиции был создан батальон «белых беретов». В одном из столкновений они сдались без единого выстрела. Омоновцы разоружили этот батальон, отобрав у полицейских обмундирование, пистолеты и автоматы.
— Прибалтика активно шла к сепаратизму и создавала свои экономические границы с таможенными постами, — вспоминает командир тюменского ОМОНа Олег Сидорчик.
Потом новые латышские власти обвинят бойцов в расстреле семерых литовских таможенников на посту Мядининкай 31 июля 1991 года. По версии все того же следствия, в нападении участвовали бойцы рижского ОМОНа при содействии их коллег из вильнюсского ОМОНа, также подчинявшегося МВД СССР.
25 января около 500 милиционеров рижского гарнизона на своем собрании в общественно-политическом центре ЦК КПЛ поддержали ОМОН и потребовали отставки министра Вазниса.
Московское телевидение показало проникнутый симпатией к рижскому ОМОНу фильм «Наши» популярного тогда тележурналиста Александра Невзорова.
В начале января 1991 года ряд представителей руководства ЦК КПСС и правительства СССР создали самопровозглашенный орган в СССР — Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), пытавшийся насильно отстранить М.С. Горбачева с поста президента СССР, сменить проводимый им курс и сорвать подписание «Договора о союзе суверенных государств», намеченное на 20 августа 1991 года, и таким образом предотвратить «законное» разделение страны на отдельные государства.
С конца 1990 до начала августа 1991 года члены ГКЧП намеревались конституционным путем ввести в стране чрезвычайное положение. Не получив поддержки президента СССР и Верховного Совета СССР, с начала августа 1991 года они приняли незаконные, но конкретные меры по подготовке введения чрезвычайного положения.
Суть их сводилась к изоляции от власти президента СССР, блокировке вероятных попыток президента РСФСР (Б.Н. Ельцина) оказать сопротивление деятельности ГКЧП и установлении постоянного контроля руководителей органов власти РСФСР.
ГКЧП большие надежды возлагал на помощь частей Советской Армии и спецподразделений МВД для штурма здания Верховного Совета РСФСР.
Вариант силового решения проблемы противостояния в Риге показался заговорщикам более «удачным», чем такая же проба сил в Вильнюсе, где 12 января при штурме телецентра погибло 13 человек.
19 августа 1991 года в Москве начался государственный переворот (так называемый «августовский» путч), и министр внутренних дел Борис Пуго отдал приказ командиру рижского ОМОНа Чеславу Млыннику восстановить советский порядок в Риге.
Как вспоминал позднее Млынник, «... в понедельник, 19 августа, в 6 утра получил указание Пуго вскрыть секретный пакет... И через 8 часов все объекты, относящиеся к категории особой важности, были полностью взяты нами под контроль...»
«Черные береты» пятью группами по 10-15 человек на нескольких специально присланных боевых армейских вертолетах МИ-8 десантировались на важные объекты и без единого выстрела заняли и взяли под охрану здания городского УВД, МВД, телецентра на острове Закюсала («Заячий остров»), междугородной телефонно-телеграфной станции на улице Дзирнаву и латвийского радиокомитета на Домской площади.
Утром 20 августа бойцы ОМОНа передали взятые объекты армейским десантникам и вместе с контрразведкой взялись за поиск оружия сепаратистов, но оперативная информация по оружию оказалась ложной.
К вечеру 20 августа правительство Латвии спряталось в бункерах бомбоубежища, а в Ригу вернулась Советская власть.
В результате ОМОН отстранил от власти все сепаратистские силы. За два дня бойцы практически без единого выстрела взяли под контроль все стратегические объекты Латвии. И при этом никто из сепаратистов не выходил на митинги и демонстрации протеста. Активисты Народного фронта Латвии (НФЛ) были напуганы и добросовестно выполняли все распоряжения «оккупантов».
21 августа бойцы ОМОНа готовились взять под свой контроль последний объект, находившийся под контролем сторонников НФЛ, — здание Верховного Совета Латвии.
Переодетые в «гражданку» и со складными автоматами под одеждой бойцы ОМОНа группами по три-четыре человека на легковых автомашинах искали штабы ДНДЛ («Движение за национальную независимость Латвии») и добровольных националистических дружин «Картига Сарти». В найденных штабах они изъяли националистическую литературу и мощные средства связи на базе пяти новеньких автомашин ГАЗ-66. Эти машины — передвижные радиостанции, скорее всего, были угнаны из брошенных армейских складов «неприкосновенного запаса».
В штабе особого отдела округа народ напряженно вслушивался в телевизионное выступление Бориса Ельцина — в Москве уже было все кончено с ГКЧП.
В тот же день Министр Внутренних дел СССР Борис Пуго покончил с собой, а рижский ОМОН и военные от Министерства обороны тем временем продолжали контролировать столицу Латвии. Но что потом делать, они не знали. Дальнейших указаний не последовало.
Не получив поддержки и конкретной команды, бойцы, к облегчению латвийского правительства, через трое суток вернулись в казармы.
На своей базе под Ригой ОМОН занял круговую оборону, и на предложения руководства Латвии сдаться бойцы заявили, что будут отстреливаться до последнего патрона. Верховный Совет Латвии обратился в Москву с просьбой сдать рижский ОМОН. Столичные демократы легко согласились и дали отряду указание сложить оружие.
Но «черные береты» отказались. Тогда полку морской пехоты, базировавшемуся на другой стороне Даугавы, из Москвы последовал приказ разоружить ОМОН. Морские пехотинцы предупредили командование, что если кто-то попытается силой разоружить «черных беретов», то они пойдут им на выручку. О таких же намерениях заявили командиры еще нескольких воинских частей. Тогда в Прибалтике армия могла легко выйти из повиновения президента.
Ходили слухи, что на уничтожение рижского ОМОНа была направлена группа «Альфа» КГБ ССР и поставленные в известность соседи-морпехи, контролировавшие реку, сообщали наблюдателям ОМОНа о всех проходящих судах с возможными «гостями». К счастью, слухи оказались только слухами.
Дивизия внутренних войск (кому подчинялся ОМОН) сняла отряд с котлового довольствия и забрала приданные БТР. Но сочувствующие русскоязычные граждане по ночам снабжали бойцов продовольствием.
Вскоре Совет министров Латвии принялся «бомбить» Кремль просьбами перебазировать «этих головорезов» куда-нибудь в Россию.
Литовские националисты к этому времени блокировали базу вильнюсского ОМОНа. В экстремальной обстановке его бойцы сожгли все свои личные дела. Около двадцати человек с боем прорвались сквозь полицейские кордоны и воссоединились с рижскими коллегами.
В результате под угрозой драматических событий, по сути военного мятежа, на высшем правительственном уровне принимается решение о гарантиях безопасности бойцам, членам их семей и об эвакуации их из Риги.
Ставший опальным ОМОН не везде ждали с распростертыми объятиями. Героям предлагали «политическое убежище» только Польша и Куба. А из всех руководителей региональных УВД принять его целиком и без расформирования согласился только начальник УВД Тюменской области Вениамин Михайлович Башарин.
После самоубийства Бориса Пуго вновь назначенный глава Министерства внутренних дел СССР Виктор Баранников 1 сентября 1991 года подписал распоряжение о передислокации рижского ОМОНа в Тюмень.
Провожая автоколонну в аэропорт, сочувствующий народ заполонил улицы. Многие не могли сдерживать слез. На нескольких автомобилях отряда висели плакаты: «Мы еще вернемся!».
Тимачев Артур Евгеньевич
По словам Артура Тимачева, в то время инспектора оперативного отделения, психологическая обстановка в отряде перед отправкой в Сибирь была тяжелой. У многих в Риге оставались семьи и имущество. Им никто ничего не обещал. Ехали в пустоту. Очень опасались за семьи, которые могли подвергаться преследованию. Но там оставаться было нельзя.
Латвийские спецслужбы, несомненно, контролировали адреса омоновцев, и оперативники поджидали бойцов у квартир. Чтобы избежать тотальных арестов, каждому милиционеру на сборы давалось пять минут. У подъезда дома тормозил «РАФик» с вооруженными бойцами, которые блокировали входы-выходы дома, пока их коллега собирал чемоданы.
Надо отдать должное операм латышской «наружки», наблюдавшим этот процесс из засад, но не рискнувшим брать омоновцев. Сборы обошлись без крови.
Местные власти все-таки дали отряду «зеленый свет» на выезд, и путь в аэропорт «Спилве» прошел без провокаций и стрельбы. В ожидании военно-транспортных бортов бойцы сидели на «взлетке». Шестеро парней забрали с собой семьи. После предательства новоиспеченных «демократов» в голову лезли всякие мысли. Многие задавались вопросом «Где их «приземлят» на пути из Риги и как потом поступят»? Но, как говорится, лучше быть живым в России, чем сидеть в латвийской тюрьме.
Первые три авиаборта приземлились в Тюмени, и командир ОМОНа Чеслав Млынник «отзвонился» бойцам в Ригу: «Все нормально. Летите. В Тюмени встретили хорошо».
Чистяков Александр Ильич
В августе 1991 года мэр Тюмени Геннадий Иванович Райков пригласил Александра Чистякова на совет по поводу срочного размещения ОМОНа: «Ребят в Риге всех могут перестрелять. Надо их у нас куда-то пристроить». Решение о ведомственном пионерлагере УВД «Дзержинец» (в районе поселка Верхний Бор) Чистякову пришло само собой, — летняя смена закончилась, лагерь пустовал, и его срочно приготовили для встречи ОМОНа.
Отряд, насчитывавший в то время 126 человек, в полном составе на четырнадцати военно-транспортных самолетах ИЛ-76, груженных техникой, оружием и личными вещами, первого сентября 1991 года приземлился в тюменском аэропорту Рощино и разместился в «Дзержинце».
Геннадий Иванович Райков собрал всех ребят на беседу в городской администрации и заявил, что они надежно защищены в Тюмени и вскоре смогут привезти свои семьи. На первое время бойцов поставили на котловое довольствие, дали денег, разместили в тюменской гостинице «Колос» и нескольких городских общежитиях.
Через некоторое время часть их все-таки решила уйти из милиции и отказалась от мандатной комиссии. Только 102 рижанина пожелали продолжить службу в отряде. Для примкнувших к рижскому отряду бойцам вильнюсского ОМОНа служба закончилась — личные дела они уничтожили, а без документов восстановиться на службе не получилось. Многие из них потом переехали в центральную часть России, а некоторые «освоили» Тюменский север.
Рижане же сберегли свои личные дела, которые в нескольких мешках доставили в Тюмень.
Фактически ОМОН вышел из состояния войны, и у многих бойцов оставалось чувство неизвестности, куда и зачем они приехали. Некоторые вообще считали предательством переезд в Тюмень и пытались доказать сослуживцам необходимость своего присутствия в Прибалтике, Приднестровье или Абхазии. Там, где было неспокойно и зрели политические революции.
— Времена были смутные, — вспоминает Александр Ильич, — но многие милиционеры предпочли не расставаться с погонами и, освоившись на новом месте, закрепились в Тюмени. Отряд объединился с ротой специального назначения областного УВД под командованием Виктора Сергеевича Корнилова.
С первых дней пребывания в Тюмени бойцы и офицеры ОМОНа «встряхнули» преступный мир. «Особая милиция» действовала жестко к правонарушителям, непривычно для местных условий и приводила в ужас криминал.
Наверное, сложное время тогда диктовало условия для применения силы.
Возможно, где-то под горячую руку милиционеры и перегибали палку, но ОМОН — не институт благородных девиц, а жесткость свойственна таким спецподразделениям. Все должны знать, что на любой «беспредел» есть сила, способная поставить нарушителя на место.
В октябре 1991 года латвийские власти обратились к Президенту России Борису Ельцину с просьбой дать «добро» на арест бойцов рижского ОМОНа и предать их латвийскому суду по статье 58 УК Латвийской ССР «Измена Родине». За попытку вооруженного государственного переворота на территории Латвийской республики в составе подразделения иностранного государства — рижского ОМОНа. (Хотя на тот момент Латвийской республики уже не существовало.)
В октябре 1991 года прокурор РСФСР Валентин Степанков обратился с официальным письмом к Министру Внутренних дел РСФСР Андрею Дунаеву, где просил на основании межправительственных соглашений России и Латвии в рамках оказания правовой помощи оказать содействие работникам криминальной милиции МВД Латвии на территории Тюменской области по аресту шестерых работников ОМОНа.
Особое внимание автор письма просил обратить на «строжайшее соблюдение законности и предпринять меры, исключающие возможность столкновения между работниками ОМОНа и криминальной милиции Латвии в процессе выполнения этих мероприятий».
Министр Внутренних дел РСФСР поставил визу: «Оказать содействие, обеспечить задержание Никифорова Игоря Тимофеевича, Норейко Юрия Александровича, Кузьмина Александра Леонидовича, Парфенова Сергея Геннадьевича, Млынника Чеслава Геннадьевича, Чецкого Андрея Александровича».
Сам Чеслав Млынник, узнав о «предательском» распоряжении Министра Внутренних дел, не стал испытывать судьбу и написал рапорт об увольнении начальнику областного УВД: «В связи с изменением политической ситуации в Латвийской республике пребывание на ее территории ОМОНа ВВ МВД СССР утратило силу. Подразделение было передислоцировано и подчинено Вам.
Учитывая и анализируя информацию, которая излагалась и излагается в средствах массовой информации, явно видно, что развязана открытая политическая кампания в отношении отряда и меня. Поэтому считаю необходимым приостановить свою деятельность в органах Внутренних дел до выяснения самой ситуации. Я всегда оставался и остаюсь верным присяге и долгу перед Родиной».
Той же ночью он и еще несколько офицеров отряда растворились на просторах нашей страны. Некоторые обосновались в Санкт-Петербурге, где их на время приютил Союз воинов-интернационалистов. А когда политические страсти поутихли, вернулись в Тюмень и восстановились в отряде.
Как потом оказалось, Чеслав Млынник с головой окунулся в политику и даже примкнул к созданному в Санкт-Петербурге народно-освободительному движению «Наши» под патронажем тележурналиста Александра Невзорова. В октябре девяносто третьего Млынник объявился в Москве на стороне защитников Дома Советов.
После его ухода руководство отрядом милиции было временно возложено на начальника его штаба, тогда еще капитана милиции Валерия Александровича Бровкина.
По словам Александра Чистякова, заместитель начальника УВД города Тюмени по работе с личным составом Александр Одинцов, чтобы получить полковничью должность, вознамерился возглавить рижско-тюменский ОМОН. Чем бы закончился этот эксперимент — неизвестно, но у городской и областной администрации хватило мудрости убедить милицейское руководство не делать опрометчивых поступков. Этой должности соответствовал только авторитетный «рижанин» Валерий Бровкин.
Приезд ОМОНа повлек расширение штата УВД, и должность начальника областной милиции автоматически стала генеральской. Противостоять давлению политиков, прокуратуры и руководства МВД Вениамину Башарину было очень сложно — он все-таки выполнил приказ выдать латвийским полицейским не сбежавшего заместителя командира ОМОНа Сергея Парфенова. В это время он с группой бойцов был в Сургуте, где участвовал в рейдах по выявлению браконьеров.
Как вспоминает Александр Чистяков, Сергей по жизни боец, и приехавшие в Сургут латвийские полицейские серьезно его опасались — попытка арестовать Парфенова легко могла бы стать для них последней.
Но по команде Башарина на «выручку» латвийцам пришел начальник УВД Сургутского городского и районного исполкомов Тюменской области полковник Василий Хисматуллин. 8 октября 1991 года он воспользовался отдыхом омоновцев и пригласил Парфенова к себе в кабинет якобы на беседу, где предложил сдать оружие. На руки Сергея надели наручники. К этому времени уже был готов к вылету специально приготовленный самолет.
Геннадий Иванович Райков сокрушался, узнав об аресте Парфенова: «Позорище-то какое!!! Надо отстаивать нашу честь! Спасать человека и поддержать его семью».
Примерно через месяц после ареста (15 сентября 1992 года) начался судебный процесс, который затянулся на несколько месяцев.
Александра Чистякова, как представителя администрации Тюменской области, снабдили удостоверением общественного защитника и командировали в Верховный суд Латвийской республики и в суд Зиемельского района города Риги.
Он доставил туда ходатайство администрации Тюмени о передаче материалов следствия в Тюменский областной суд или в любой другой суд Российской Федерации — Парфенов был гражданином России и зарегистрирован в Тюмени.
Сергею было предъявлено обвинение по статье 162 прим. Часть 2 УК Латвийской республики — «превышение служебных полномочий с применением оружия и насилия». По двум другим эпизодам материалы находились в Верховном суде Латвии.
Сами эпизоды, по которым он обвинялся, сейчас могут вызвать только улыбку. В Риге ОМОН успешно боролся с водочной мафией. Методы у бойцов были, может, и не совсем корректные, но по тем временам действенные.
В частности, 28 июля 1990 года милиционеры участвовали в мероприятиях по профилактике спекуляции алкоголя, и «шерстили» городских таксистов на привокзальной площади с Сигулде, занимавшихся «левым» бизнесом. Найденная водка была уничтожена на месте ударом об асфальт. Спекулянтам был причинен материальный ущерб.
10 октября возле рижского универмага «Ветра» ОМОН «пленил» группу бутлегеров, которых после уничтожения водки силой отправил купаться на пляж прохладного Балтийского моря.
По еще одному обвинению, 14 июля 1991 года на только что созданном таможенном посту «Айнажи» рижский ОМОН якобы разоружил охранявших его милиционеров и, разогнав таможенников, сжег вагончик. Парфенов не обвинялся в терроризме и расстрелах таможенных постов.
Вроде бы смешные обвинения, а по латвийским законам это каралось лишением свободы от двух до десяти лет. В суде Зиемельского района по делу Парфенова проходило 57 свидетелей и 16 потерпевших. И что примечательно, не было ни одного иска о компенсации причиненного вреда. Свидетелей и потерпевших на суд привозили чуть ли не силой. Многие из них вообще не являлись в суд.
Председательствующий на суде Я. Лаукрозе изучил дела Парфенова и в недоумении развел руками – обвинения в терроризме и других тяжких преступлениях отпали еще в ходе следствия.
Накануне судебных слушаний Чистяков встретился с женой Сергея Парфенова и передал ей деньги и продовольственный паек.
Сергея держали в глубоком нижнем подвале – «камере смертников», а на судебные заседания его сопровождали от шести до восьми полицейских – боялись побега или активного сопротивления.
Каждое судебное заседание сопровождалось народными волнениями. Толпы людей собирались у суда на улице Бливебасиело (Ленина) и требовали прекратить организованный фарс. Люди скандировали: «Свободу Парфенову!» Они понимали, что судят не просто омоновца, а в его лице всех русских, живущих в этой некогда советской республике. Люди забрасывали Сергея букетами цветов и выражали солидарность.
В суде Риги приняли ходатайство администрации города Тюмени о передаче подсудимого российской стороне, но ничего для этого не делали — Парфенов для судебно-политического фарса оставался яркой личностью.
Не смотря на широкое общественное движение в его защиту, латвийское правосудие по трем эпизодам приговорило его к трем с половиной годам лишения свободы. Уголовные дела были заведены в том числе и на 132 омоновцев, а потом прекращены в отношении 69 человек.
В конце 1996 года первые пятнадцать омоновцев предстали перед латвийским судом. Двое, Айвар Чувкилин и Игорь Никитин, были осуждены условно к четырем годам. Остальные получили от полутора до трех лет.
В июле 1993 года Сергея Парфенова выдали России по личной просьбе Бориса Ельцина. А 3 августа этот бывший рижский омоновец был помилован Президентом России.
По словам экс-главы администрации Тюменской области Леонида Рокецкого, в Москве ему настойчиво «советовали» не будоражить ситуацию с Парфеновым — отсидит, мол, и все забудется. Но он заупрямился. Неожиданно его поддержал авторитетный тогда Анатолий Собчак (первый мэр Санкт-Петербурга). Он по-соседски переговорил с президентом Латвии Улманисом, и тот высказался за передачу Парфенова России. Сочинили соглашение о порядке обмена осужденными. Леонид Юлианович пообещал принять его в Тюмени, обеспечить жильем и работой.
По другим данным, (через полгода заключения) выбраться из Риги Парфенову на уровне министерств помог тогдашний председатель Верховного Совета Российской Федерации Руслан Хасбулатов. На автомашине Парфенова доставили в Москву и после беседы с Хасбулатовым на самолете отправили в Тюмень. Так получилось, что 7 августа 1993 года этим же рейсом в Тюмень возвращался и глава областной администрации Леонид Юлианович Рокецкий.
Бойцы отряда, выстроившиеся под знаменем на «взлетке» у трапа самолета, приветствовали Сергея троекратным ура. «Здорово, братва!» — ответил им капитан Парфенов сквозь накатившие слезы.
Прокурорское и милицейское начальство, сдавшее Парфенова полиции иностранного государства, не нашло в себе политической воли принести ему свои извинения. Мало того, за «самодеятельность» отряда при встрече Парфенова в аэропорту Рощино милицейское начальство устроило «выволочку» первому заместителю командира Виктору Корнилову.
После пережитого Сергей уволился из милиции и стал заместителем начальника службы безопасности тюменского аккумуляторного завода, а чуть позже его избрали народным депутатом Тюменской городской Думы. Администрация Тюмени и области сдержала свое слово — трудоустроила Парфенова и выделила ему четырехкомнатную квартиру.
Правительство и МВД Латвии потом неоднократно и безрезультатно обращалось в МИД России с просьбой выдать латышскому правосудию бывших сотрудников рижского ОМОНа, а в апреле 2001 года вообще объявило в международный розыск («Интерпол») всех участников событий 1991 года.
Источник: «Черные береты в истории страны», почти вся правда о рижско-тюменском ОМОНе. Тюмень 2011. Главный редактор Виталий Лазарев.
