«Огромный порожний лесовоз мощностью шестьдесят лошадиных сил катится быстро, шутя одолевая крутые подъемы и легко пересекая таёжные ручьи и речки. Лесовоз - очередной попутный транспорт в моём двухнедельном путешествии по Хакасии». Это слова из статьи И. Пономарева, опубликованной в журнале «Юный натуралист» № 1, 1985 год. Красочно и самобытно описана природа Хакассии, и после прочтения возникает желание больше узнать об этом крае и совершить путешествие в «чашу с золотым дном».

Хакасия! Она лежит на юге Красноярского края и сейчас хорошо известна как место, где воздвигается мощнейшая в мире Саяно-Шушенская ГЭС. Хакасия богата степями и скопищем гор с шапками из вечных снегов, дремучей тайгой и рукотворными морями, озёрами с пресной и солёной водой, прозрачными ключами и не одним горячим минеральным источником. Учёные-археологи и востоковеды знают о ней как о прапраматери исконных сибиряков. В посёлке Малая Сыя, что в Ширинском районе, обнаружены наскальные рисунки мамонтов, носорогов, пещерных львов и орлов, сработанные художниками ещё древнекаменного века почти 34 тысячи лет назад! Биологи давно восторгаются Хакасией как землёй реликтов и эндемиков: каждое девятое растение, живущее здесь, нигде в мире больше не встречаются. Геологи называют Хакасию «чашей с золотым дном»: железо, каменный уголь, мрамор, молибден, вольфрам, горный хрусталь, золото… Чего только не таится в её недрах!

Для меня Хакасия-край моего детства, отрочества и ранней юности, прожитых на золотом прииске Балахчин. Нынче Балахчина уже нет: в одночасье кончилась золотая жила, а с нею прекратилось существование самого посёлка…

Осмотр городов я привык начинать с колхозных рынков, где как в зеркале можно увидеть, чем одаривает людей окрестная земля. И на этот раз отправился в Абакане, столице Хакасии, на центральный торг овощами и фруктами, дарами леса, рек и озер.

В конце весны и начале лета абаканский рынок часто бывает наполнен острым чесночным запахом. Его издает черемша, лежащая на прилавках толстыми сочными пучками, привезенными с альпийских лугов из далекого таежного белогорья. Что такое черемша? Многие из вас наверняка видели в лесах большие полянки крупных ландышей. Вот так же примерно растет и выглядит черемша, листья которой очень сходны и формой и размерами с ландышевыми, только ее зеленовато-коричневый стебель гораздо толще и цветы располагаются не гирляндами белых колокольчиков, а как у обыкновенного лука — стрелкой. Когда черемша отцветет, черные семена ее трудно отличить от луковых. Черемшу так и называют — таежный лук, хотя запах и вкус у нее что ни на есть чесночные. Однако она отличается и от чеснока и от лука тем, что не имеет луковиц. По количеству витаминов этот дикий таежный овощ превосходит своих культурных сородичей во много раз и является лучшей защитой от цинги, за что очень высоко ценится на Севере. Черемшу едят свежей, жарят в сметане, дела¬ют из нее салаты, приправу, солят и маринуют. Однако о черемше я вспоминал недолго, вдруг уловив иные запахи, более приятные и даже несколько экзотические. Да, да! На прилавках стояли ведра, полные маленьких желтых и бордовых шариков, как бы отлитых из стеарина, от которых по всему рынку шел такой необычный сладкий дух.

Это был аромат удивительно сахаристых ранеток, произрастающих в Хакасии и окрестностях Минусинска, причем в сказочном изобилии.

Как-то я заглянул старый фруктово-ягодный сад Минусинского лесхоза, занимающий десять гектаров, и даже опешил, увидев сотни кустистых яблоневых деревьев, облепленных сверху донизу тысячами маленьких яблочек. Каких только сортов мелкоплодных яблонь там не было! А еще мне бросились в глаза очень крупные белые и розоватые плоды сибирских морозоустойчивых сортов. Их тоже было много, хотя и не в таком обилии, как ранеток.

На прилавках рядом с ведрами ранеток высились груды атласно-зеленых, зелено-полосатых и желтых шаров, похожих на пушечные ядра крупного калибра. Это были минусинско-хакасские арбузы и дыни. Густорозовая мякоть разрезанных арбузов, пестрящая антрацитно-черными семечками, и светло-восковое нутро дынь издавали такой пьяняще-медвяный аромат, что подумалось: уж не в Туркмении ли я? Ведь только на туркменских базарах, когда разрежешь толстую дыню сорта гуляби или горячий от солнца огромный арбуз, так сильно ощущаешь запах бахчевых. Ничуть не уступают и по сахаристости сибирские арбузы и дыни среднеазиатским.

В овощном ряду я увидел на прилавках пирамиды огромных помидоров сорта «бычье сердце».

Разломишь такой помидорище — а он весом бывает до восьмисот граммов,— глянешь на мякоть и ахнешь от удивления: не мякоть, а будто алый затвердевший мед, подернутый инеем. А какой вкус! С неповторимо рассыпчатой хакасской картошкой и зеленым луком — объедение! А это что за чудо?.. На прилавке лежали крупные помидоры, только не красные, а шоколадно-черные и совершенно... черные. Сомневаясь, что это не сон, я купил один черный и разрезал. Мякоть его тоже оказалась черной, как гуталин, лишь в центре с легкой прозеленью, а семечки обыкновенные, помидорные. Я попробовал его на вкус. Никогда раньше не встречал такого дива. Что это за сорт и откуда он взялся, этого я так и не выяснил, хотя черные помидоры видел позже в огородах у многих жителей.

Земляки мои утверждают: в Хакасии есть даже то, чего быть не может. Взять, например, кету — кто поверит, что она, эта исконная дальневосточница, здесь водится? А она водится, да еще такая, что самим сахалинцам и амурцам на зависть. Правда, я сперва этому не поверил. Ведь я же вырос в Хакасии, знаю ее вдоль и поперек, но о том, что где-то в ее водах обитает кета, отродясь не слыхивал. «А ты поезжай под Шира на озеро Беле - увидишь»,— сказали мне. Шира, что по-хакасски значит «желтый»,— мой родной райцентр, а озеро Беле мне памятно тем, что в отрочестве я ловил в нем окуней. Их, помнится, в те времена в Беле водилось великое множество, а вот кеты... Ее я «удил» только в магазинах, и была она привозная — с Дальнего Востока, причем соленая, вяленая и копченая. А о живой кете мы, прибелевские жители, лишь по книжкам знали.

Я отправился на Беле. Оно лежит среди холмистой степи на северо-западе Хакасии и состоит из двух обширных плесов, соединенных между собой узеньким проливом. Общая площадь плесовых зеркал более семи с половиной тысяч гектаров. Окрест озера по низинам и пологим склонам холмов расстилается бескрайнее полотно черных паров, которые будто раз¬рисовал маляр-великан ярко-желтыми, изумрудными и рыжими полосами. Полосы тянутся строго параллельно друг другу и представляют вблизи не что иное, как посевы подсолнухов, овса для зеленки и стерню сжатой пшеницы. Вода в озере довольно прозрачная и соленая. Скалистые берега его образованы из песчаника темно-малинового цвета, а пологие — из краснозема. На них почти ничего не рас¬тет, лишь на западной части южного плеса зеленеет небольшая березовая роща. Как раз в нее-то и лежал мой путь, когда я подъезжал к Беле.

В роще наконец раскрылась тайна хакасской кеты. Собственно, тайны в тот час для меня уже не было. Сведущие люди в Шира рассказали, что на Беле уже восемь лет работают ихтиологи, отлаживая разведение дальневосточного лосося.- В полевой научной лаборатории рыбоводов, разместившейся в березняке, я встретился с начальником отряда ихтиологов Валерием Викторовичем Сысоевым, который разъяснил мне все до конца:

- Наш отряд получил задание от рыбаков Красноярского края выявить возможность разведения в Беле горбуши и кеты. И вот результаты: эти рыбы в озере развиваются в два-три раза быстрее, чем в привычных условиях на Сахалине.

Но горбуша здесь плохо переносит зимовку, а кета чувствует себя отлично даже при самых низких температурах воды. Поэтому мы считаем перспективным разведение в Беле только кеты. Рыбу мы выращиваем из мальков, доставляемых из инкубаторного цеха рыбозавода в Белом Яре, что под Абаканом. Там их выводят из икры, привозимой с Сахалина. По жирности и вкусовым качествам наша рыба намного превосходит дальневосточную. А объясняется это тем, что в Беле превосходная кормовая база из рачков-бокоплавов и нет конкурентов в питании из аборигенных рыб. Во-вторых, лосось в море, достигнув половой зрелости, идет на нерест в пресную воду, проделывая тысячи километров. Во время пути он ничем не питается и приходит в реки истощенным, без жира в теле. Таким его и ловят. Озерной же кете на нерест идти некуда, поэтому она оказывается в сетях в этаком вот превосходном виде...

Ихтиологи наряду с кетой выращивают в озере и форель, мальки которой выводятся из икры, привозимой с Алтая. И еще я узнал, что рыбу разводят не только в Беле, но и в других озерах, из чего понял: Хакасия в перспективе может стать краем большой рыбы.

Я уезжал с Беле на рыбацком грузовике, полном бочек с кетой и форелью. Шла августовская путина — явление для Хакасской степи небывалое...

- Балахчин,— говорит шофер,— выходи, а я поеду дальше — за жердями. На обратном пути захвачу тебя.

Оставшись в одиночестве, я гляжу по сторонам. Вокруг донельзя знакомые и до нытья в груди родные скалистые горы, заросшие тайгой, и лога с быстрыми светлоструйными ручьями, впадающими с обеих сторон в Андат.

Место, где размещался поселок, представляет собой сейчас широкую лощину с луговыми травами. Я долго брожу по ней, пытаясь определить, где что стояло. Вот тут, у самого подножия крутой скалы, возвышалось двухэтажное бревенчатое здание нашей средней школы. Многие ее выпускники нынче стали учителями, инженерами, врачами, офицерами армии и флота, кандидатами и докторами наук, журналистами, а мой одноклассник Борис Григорьев сегодня известен стране как режиссер детских и юношеских фильмов.

Вот место, где была небольшая лесопилка со столярным цехом. Цех этот наряду с мебелью и другими деревянными поделками выпускал небольшие кедровые ящички, в которых вывозилось с прииска золото. Вокруг лесопилки тогда высились горы стружек и холмы опилок. На них мы, балахчинские ребятишки, любили играть в лапту и бабки. Если бабок не хватало, то игрок вместо них мог ставить на кон толстые и очень прочные «карандаши» горного хрусталя, которые мы в изобилии находили на береговых осыпях Белого Июса. Однажды я в поисках хрусталя забрел вверх по реке в страшную глухомань, где вдруг натолкнулся на диковинное растение с белыми и желтоватыми листьями вместо обычных зеленых. Вернувшись домой, я показал находку ребятам и взрослым, но никто мне не ответил, что это за чудо-юдо, так как они тоже видели его впервые. Лишь недавно я узнал, что то была гаркуша обвернутая, родина которой — Афганистан. Как она попала в наши края, я и по сей день не знаю. Вообще окрест Балахчина произрастает немало таких растений, какие нигде мне больше не попадались, хотя я изъездил всю страну. Вот одно из них. Небольшая луковица, из нее выходит толстый стебелек с зелеными сочными листьями, абсолютно схожими по форме с кукурузными, но миниатюрными по величине. Цветы и семена почти как у лука, а вкус растения чесночный. Балахчинцы называли это растение горным луком и употребляли в пищу. Ни в каких других местах подобного «лука» я не встречал, как не нашел и его описания в книгах о флоре Западной Сибири.

А сколько окрест Балахчина произрастает различных цветов, уже давно в других местах занесенных в Красную книгу!

Полезно было бы исследовать их и поставить вопрос о превращении этого уникального уголка хакасской природы в ботанический заказник. Перейдя вброд Андат, я иду правым берегом вниз по течению речки к месту, где стояла моя родная изба.

Однако что это? Я замечаю в сторонке от себя молодой куст черемухи, а в его гуще круглый срез пенька толщиной почти в телеграфный столб. При мне это была прекрасная черемуха, дававшая в год ведра по два очень крупных ягод.

Каких только черенков я не прививал к ней в свое время, тщась мечтой получить невиданный дотоле гибрид! Однако привилась лишь ветка рябины, которая однажды наградила меня за опыты четырьмя гроздьями. Кто же спилил тебя, черемуха? Чтобы охладить накал чувств, я бегу к Андату, обдаю лицо ледяной водой и вновь возвращаюсь к дорогому месту.

Изба моя! Земля моя!.. Здесь когда-то звучал мой детский голосишко, произнося самое святое на земле слово — мама. Здесь я впервые почувствовал, как прекрасен таежный мир, полный красок, звуков, цветов, птиц и зверья. Здесь прочел букварь и взахлеб читал тургеневские описания природы. Здесь впервые познал труд и узнал цену насущному хлебу, сделал свой первый рисунок и сочинил первый рассказ, пытаясь словами передать всю прелесть ярких красок зимнего вечера в горной тайге. Здесь... Мои мысли обрывает гудок возвратившегося лесовоза.

...Часов через пять машина выносит меня на просторы Хакасской степи, пропахшей полынью, ранетками и хлебом. Над степью уже стоит вечер. На горизонте мерцают огни улуса, отражаясь на ровной глади тихого озера. Из-за дальних Саянских гор поднимается золотой каравай луны. В тверди небесного купола, усеянного по-сибирски крупными звездами, монотонно поет свою песню реактивный лайнер. Где-то беззлобно брешут собаки, в отдалении добродушно порыкивает трактор, готовя землю к осеннему севу. Как хорошо, как замечательно, что есть на Земле эта прекрасная и неповторимая в своих дарах страна Хакасия, а в ее зеленых горах — Андатская лощина, уголок моего таежного детства!скачать dle 12.1

---