Образование в западносибирских городах XIX века
Опубликовал: zampolit, 15-03-2018, 12:51, Путешествие в историю, 1 192, 0
Количественные характеристики распространения в Западной Сибири общеобразовательных школ выглядят таким образом: в 1801 г. в 1 главном и 6 малых народных училищах обучалось 186 школьников, а в 1851 г. в ведении Министерства народного просвещения в городах региона было уже 23 учебных заведения (2 гимназии, 11 уездных и 10 приходских училищ), в которых насчитывалось 1926 человек. Заметно выросла за эти годы и сеть учебных заведений духовного ведомства: в 1801 г. в единственной в Западной Сибири семинарии обучалось 170 учеников, а в 1851 г. в Тобольской семинарии и в духовных училищах получали подготовку уже 854 бурсака. Вносили свой вклад в распространение образования среди сибирского населения и школы горного ведомства. Уже в конце XVIII в. в 6 горнозаводских школах Алтая обучалось около 800 человек, в 1845 г. в 14 школах было уже 1804 учащихся. Затем казна сократила количество обучаемых до 1375 в 1849 г. Но в 1859 г. в 16 алтайских горных учебных заведениях обучалось 1560 учеников.
Вклад военно-учебных заведений в народное образование, по сравнению с XVIII в., напротив, в рассматриваемое время заметно сократился, хотя в первой четверти XIX в. он был весьма ощутим. В 1798 г. все гарнизонные школы были преобразованы в военно-сиротские отделения. В 1820 г. в Западной Сибири в них получали образование и военную подготовку 5969 человек. В 1827 г. все военно-сиротские отделения в Сибири были переименованы в батальоны, полубатальоны и роты военных кантонистов, а их штатная численность в регионе сокращена до 2750 человек. Эта тенденция действовала и в дальнейшем, хотя в 1835 г. в различных учебных заведениях военного министерства в Западной Сибири обучалось 3238 будущих воинов, но весь прирост был достигнут за счет полковых и эскадронных школ Сибирского линейного казачьего войска, которые дислоцировались почти все вне городов. Без учета казачьих школ наблюдалась иная ситуация: в 1851 г. в 3 кантонистских заведениях и кадетском корпусе в Омске насчитывалось лишь 1734 воспитанника.
В середине XIX в. число учеников в отношении к общей численности мужского населения в городах Западной Сибири выглядит следующим образом: Березов и Курган 1:9, Омск 1:10, Томск 1:13, Ялуторовск 1:14, Туринск 1:15, Тюмень 1:17, Барнаул 1:20, Тобольск и Кузнецк 1:21, Ишим 1:23, Тара и Каинск 1:26. Однако эти цифры, взятые без учета данных о духовных учебных заведениях, довольно слабо отражают общую картину грамотности мужского населения. Сопоставляя два однотипных приговора «градских обществ» Кургана (уездное училище открыто в 1817 г., приходское в 1844 г.) и Бийска (до конца 1850-х гг. учебных заведений нет) об открытии школ, обнаруживаем в 1859 г. схожую ситуацию в обоих городах: грамотных в Кургане среди купцов 70,5% и мещан 60,7%, в Бийске, соответственно, 54,5% и 51,6% (37).
Можно констатировать, что домашнее обучение во многих уездных городах в течение всего рассматриваемого периода продолжало играть важную роль в получении горожанами элементарных навыков грамотности. Даже в самом крупном и наиболее развитом уездном городе — Тюмени — на рубеже 40 —50-х гг. XIX в. соотношение «малолеток», обучавшихся в школе и частным образом, было примерно 3:4, то есть около 300 человек обучалось в училищах и приблизительно 400 (по оценке Ф.В. Бузолина) у частных учителей.
Да и в губернских городах внешкольное обучение было заметным явлением. Так, в 1858 г. в Томске смотритель училищ обнаружил 12 частных школ, в которых обучалось от 7 до 35 мальчиков, — всего 172 человека. Учителя (1 отставной учитель, 4 чиновника, 2 унтер-офицера и 5 поселенцев) обучали чтению и письму, а некоторые арифметике и началам грамматики. Оплата труда учителей («мастеров») осуществлялась по соглашению последних с родителями детей. Например, отставной учитель кантонистов Харламов, который проводил занятия в публичной библиотеке, будучи ее сторожем, брал с учеников съестными припасами и не менее одного рубля в месяц деньгами. Штатный смотритель томских училищ объяснял широкое распространение частных школ в городе двумя главными причинами: отдаленностью приходских училищ от густонаселенных районов города и ... бесплатным обучением в них. Данное обстоятельство вызывало настороженное отношение к официальной школе в силу убеждения, что дешевое — значит негодное. Можно назвать еще одну причину популярности в Томске частных школ. Когда в 1834 г. директор училищ Томской губернии стал закрывать частные учебные заведения, ссылаясь на указ Сената от 28.XI.1833 г., то встретил решительный отпор со стороны губернатора, который, руководствуясь местными обстоятельствами, обязал его способствовать открытию частных школ, особенно женских.
Чиновники Министерства народного просвещения не проявили никакого рвения, чтобы выполнить это указание начальства, но не смогли они и административными методами уничтожить своих конкурентов, на стороне которых в городе была многолетняя традиция. В Тобольске же, где эта традиция не была столь сильной из-за наличия в городе нескольких учебных заведений разных ведомств еще в последней четверти XVIII в., казенным педагогам удалось решительно потеснить частных учителей еще в первой четверти XIX в. Поэтому в Тобольске внешкольное обучение мальчиков не играло такой роли, как в Томске, оно не столько конкурировало с государственной школой, сколько дополняло ее. В частности, заметное распространение получило репетиторство, которое преследовало цель «подтянуть» учащихся по трудным предметам или подготовить их к поступлению в учебные заведения более высокой ступени.
Неизмеримо большее значение, чем для мальчиков, имело домашнее обучение для девочек. Его роль в обучении грамотности девиц в западносибирских городах в первой половине XIX в. была такой же, как и в селах — оно было вне конкуренции, ему не было почти никакой альтернативы. Так, во второй четверти XIX в. (в первой четверти дело обстояло еще хуже) в сибирских учебных заведениях насчитывалось не более 150 учениц. Аналогичная ситуация с женским образованием была и в провинциальных городах Европейской России.
Появление первых частных пансионов для девочек в Западной Сибири не смогло внести сколько-нибудь ощутимый вклад в распространение образования среди женщин из-за высокой стоимости обучения. Так, в пансионе Н. Яковлевой в Томске, куда принимали и мальчиков, в 1844/45 учебном году плата за обучение составляла 120 руб. В открытом в 1849 г. Позоровским заведении пребывание в пансионе обходилось родителям девочки в 300 руб., а полупансион стоил 150 руб. Отдельно взималась плата за обучение музыке — 60 руб. Разумеется, такие деньги были в состоянии уплатить лишь лица из губернской верхушки да купцы первых двух гильдий. В этой связи возникновение первых пансионов для девиц в Томске представляется вполне закономерным. Именно здесь возникли подходящие условия: с одной стороны, в нем как губернском городе было довольно многочисленное образованное общество, а с другой стороны — имелись нувориши, нажившиеся на «золотой лихорадке» и стремившиеся дать своим дочерям приличное образование, чтобы они смогли составить хорошую «партию».
Все большую роль в распространении женского образования в Западной Сибири со второй половины 1840-х гг. начинают играть общедоступные школы для девочек. 1 июля 1846 г. в Ялуторовске стараниями декабриста И.Д. Якушкина открылась женская школа. За 10 лет ее окончили 192 ученицы. В 1847 г. была устроена школа для девочек в Кургане, просуществовавшая до 1854 г. В 1858 г. она возобновила свою работу при содействии П.П. Ершова. В 1852 — 1861 гг. сеть женских учебных заведений охватила большинство городов Западной Сибири: Тобольск, Омск, Тару, Ишим, Березов, Тюмень, Каинск, Бийск и Барнаул. В 1860 г. в 8 женских школах западносибирских городов обучалось до 600 девочек.
Создание сети женских учебных заведений стало не только важным социокультурным явлением городской жизни, но и явилось зримым символом изменений в ментальности граждан, разночинцев и мелких государственных служащих. Поскольку жизненный путь женщины не был связан со службой или общественной деятельностью, и вообще протекал, за редким исключением, на семейном поприще, которое непосредственно не требовало от нее получения школьного образования, то представления о необходимости обучения девочек означало во многом отход от прагматического видения мира. И все же идеи женской эмансипации еще не проникли в сознание большинства горожан. Ментальность горожан (особенно купцов, мещан, разночинцев) оставалась патриархальной. В этой связи и объем знаний, которые считали нужным дать в процессе обучения девочкам, был меньше. Логика таких представлений была предельно заземлена. «Родители вообще думают, что девушку не для чего учить грамоте. Она не относит никаких должностей. Ее дело — знать хозяйство», — приводит распространенное среди жителей Березова, да, замечу, и не только среди них, мнение священник В. Тверетин.
В среде верхних слоев чиновничества и богатого купечества, той его части, которая интенсивно усваивала нормы культурного обихода, принятые в дворянской среде, в женщине видели не только жену и мать семейства, но и «украшение общества». Отсюда и требования, предъявляемые к обучению девочек: уметь танцевать, играть на рояле или другом музыкальном инструменте и, высший шик, говорить по-французски. Такое «светское» образование девиц вызывало неприятие в мещанско-разночинской среде, где воспитание было, по необходимости, трудовым. В середине XIX в. мы находим критику поверхностного образования женщин («францущины и фиглярства») и в заметках о женских школах, опубликованных в местной печати, и в рукописи тюменского мещанина.
Небольшой объем знаний, которым до становления школьного образования ограничивалось обучение девочек, вел к тому, что их воспитание и образование прекращались удивительно рано. Гувернантка дочерей горного начальника Е.С. Пояркова в декабре 1839 г. с горечью писала родным из Барнаула: «воспитание же здешних девиц продолжается только до десяти лет... и так как девицы начальника от старшей и до младшей, которой более 11 лет, то щитают себя уже взрослыми и стыдятся чему-нибудь учиться, потому и занятия мои с ними уже кончились...».
В организации женских школ наиболее активную роль играли жены и взрослые дочери чиновников, что объясняется их более высоким общекультурным уровнем. Однако в ряде городов: Тюмени, Ишиме, Березове, Таре, — не менее деятельны были и женщины из купечества, мещанства и духовенства. Подтверждением этого служат и факты избрания попечительницами школ в Ишиме и Таре жен купцов, а в Березове — супруги священника. Активное участие части женщин из купеческой, мещанской и церковно-православной среды в создании и становлении женских школ свидетельствует об осознании ими ценности образования, о росте культурного уровня горожанок.
Следует отметить и некоторые позитивные моменты совместного обучения детей разных сословий. В частности, дети из состоятельных семей получали непосредственные впечатления о нелегких условиях быта большинства своих школьных товарищей. «Демократическая среда гимназии воспитывала равенство. Дети тузов и богачей не пользовались никакими преимуществами... Мы научились уважать в этой среде только собственные достоинства и нравственные качества», — вспоминал позже Н.М. Ядринцев. Был и другой позитивный аспект, на который любили указывать тогдашние педагоги, — дети из мещанско-разночинской среды усваивали некоторые культурно-бытовые нормы от своих «благородных» товарищей, могли воспользоваться библиотеками их родителей и т.д. Это влияние, как писал Г.Н. Потанин, ощущалось даже в Омском кадетском корпусе, начальство которого стремилось оградить воспитанников из дворянско-чиновничьей среды от детей казаков. В известной мере в общесословных учебных заведениях происходило взаимовлияние ценностных установок и личностных образцов поведения, носителями которых были учащиеся разных сословий и социальных групп, иначе говоря, «интерференция» дворянского и буржуазного «этносов».
Наконец, овладение знаниями, хотя бы в пределах программы уездного училища (или путем самообразования теми, кто получил лишь элементарные навыки грамотности), несомненно, расширяло интеллектуальный кругозор человека. У грамотного горожанина, который время от времени читал газеты и журналы, интересовался художественной, научно-популярной или специальной справочной литературой, менялись когнитивные основы ментальности. Он получал информацию не только устным путем, но и через текст, что потенциально открывало богатые возможности для быстрого накопления изменений в «картине мира» горожанина, которая, таким образом, претерпевала качественные перемены.
Источник: А.И. Куприянов. Русский город в первой половине XIX века: Общественный быт и культура горожан Западной Сибири. Москва «АИРО-ХХ» 1995.
