Военнопленные Центральных держав в России.
Опубликовал: zampolit, 1-03-2017, 19:07, Путешествие в историю, 1 107, 0
Об этом с беспокойством доносили губернатору исправники, полицейские надзиратели, начальник жандармского управления. Командующий войсками Московского округа, сообщая 16 февраля 1917 г. губернатору о том, что «во многих предприятиях время от времени происходят забастовки пленных, каковые отражаются на общем ходе работ по обороне государства», настоятельно просил пресекать их в корне и заставлять пленных работать, не останавливаясь перед принятием самых жестоких репрессивных мер.
Обстановка в лагерях и на принудительных работах создавала, казалось, благоприятную почву для агитации за добровольное вступление в национальные воинские формирования, тем более, что специальные агенты-вербовщики не гнушались никакими средствами для привлечения добровольцев. Они использовали и угрозы и обещания. Вербовщики, отмечает в своих воспоминаниях В. Найбрт, встречая в распределительных лагерях только что попавших в плен чехов и словаков, «в черных красках рисовали тяжелые условия лагерной жизни и в розовых тонах расписывали свободу, благополучие и изобилие, существующие в дружине, являвшейся частью русской армии». Одновременно они, как свидетельствует другой очевидец, не забывали упомянуть, что «те, кто не пойдут в армию, пойдут в Сибирь».
И хотя следует признать справедливость замечания одного из бывших военнопленных, что «мороз, голод, тиф и другие болезни были там (в лагерях.) лучшими союзниками Антанты», однако значительного успеха агитация за вступление чехословацких военнопленных добровольцами в действующую армию не имела. «Вероятно, десятки тысяч,— констатировал В. Найбрт,— прошли летом 1916 г. через Дарницу и десятки тысяч были отправлены на работы в другие лагеря. Набрано же было для дружины, для армии — несколько сотен».
Военнопленные неохотно шли в чехословацкие воинские части и предпочитали, чтобы вырваться из лагерей, добровольно идти на различные работы, в том числе и на военные предприятия. Показательно, что если до апреля 1916 г. правление Союза чехословацких обществ получило 20—25 тыс. заявлений от желающих поступить на военные предприятия, то до начала февраля 1916 г., как свидетельствует рапорт Тучека и Реймана начальнику штаба Верховного главнокомандующего, поступило лишь около 300 заявлений от военнопленных, изъявивших желание вступить в чехословацкий стрелковый полк, причем действительно вступило только 65 человек.
Из 2436 человек, числившихся в двух полках чехословацкой бригады в первой половине 1916 г., не менее трети были русскими офицерами и солдатами, остальные же в большинстве являлись или жившими до войны в России австро-венгерскими подданными, фактически вынужденными вступить в чехословацкие полки, или чехами и словаками — русскими подданными, мобилизованными в армию и направленными для прохождения службы в эти части.
При ответе на вопрос, чем объяснялась такая, по сравнению с общим количеством чехов и словаков, оказавшихся в России, относительно незначительная численность чехословацких воинских частей, следует учитывать целый ряд разнообразных обстоятельств. Прежде всего необходимо отметить, что наивное славянофильство, руководившее значительной частью чехов и словаков, добровольно сдававшихся в плен русским войскам, очень быстро выветривалось в лагерях и на принудительных работах. У основной массы военнопленных, только что избежавших смерти на поле боя, разочарование сменялось глубокой политической апатией, а у наиболее активных — вызывало протест против господствовавших в царской России порядков. Последнее создавало, с одной стороны, благоприятные условия для буржуазно-националистической прозападнической агитации сторонников Чехословацкого национального совета, а с другой — являлось благоприятной почвой для роста антивоенных, революционных настроений. Естественно, что все это не способствовало приливу добровольцев в чехословацкие части, тем более, что среди военнопленных был широко известен господствовавший в них панславистский, монархический и клерикальный дух. Не следует также забывать, что многих останавливали и те последствия, которые грозили добровольцам и их семьям в случае, если они попадали в руки австрийских властей. Для военнопленных — выходцев из буржуазных кругов и представителей интеллигенции — далеко не последнюю роль играло и то, что вольноопределяющиеся, а зачастую и бывшие офицеры запаса австро-венгерской армии зачислялись в чехословацкие части рядовыми.
В сербские национальные части, формирующиеся в России, чехи и словаки — вольноопределяющиеся и офицеры — шли с большей охотой, чем в чехословацкие, ибо здесь им гарантировались или офицерские должности или поступление в офицерские школы. Из 800—1000 добровольцев чехов и словаков в сербском корпусе половину составляли бывшие офицеры.
Однако важнейшей причиной, тормозившей расширение чехословацких воинских формирований, являлось противодействие русских правящих кругов. Царское правительство в первые годы войны не испытывало острой нужды в людских резервах для армии. С точки зрения внутриполитической создание крупных чехословацких национальных формирований было бы «дурным примером» для угнетенных народов России. Кроме того широкое участие чехословацких частей в военных действиях могло вынудить царское правительство более серьезно считаться с требованиями чехословацких буржуазных политиков и создавало широкие возможности для закулисных политических интриг западных союзников России.
В дальнейшем, когда военные круги начали склоняться к более широкому привлечению военнопленных чехов и словаков в воинские части, этому воспротивились русские промышленники и крупные землевладельцы, испытывавшие острую нужду в рабочих руках. И военные власти вынуждены были считаться с этим. Правда, в начале февраля 1916 г. Чешская дружина была переименована в чехословацкий стрелковый полк, а в середине апреля генерал Алексеев разрешил начать формирование чехословацкой стрелковой бригады. Однако следует признать, что по сравнению с теми возможностями, которые существовали в России, мероприятия русских властей по формированию чехословацких воинских частей были чрезвычайно ограниченными и осторожными.
Состоявшийся в Киеве 25 апреля - 1 мая 1916 г. съезд Союза чехословацких обществ окончился победой оппозиции и возглавлявшей ее военной комиссии. Местом пребывания нового правления Союза (председатель Вондрак, заместитель Орсаг, члены Вольф, Индржишек, Тучек) был определен Киев. Съезд признал необходимым освобождать военнопленных из лагерей, лишь имея в виду последующую их мобилизацию в армию или использование на работах. Было решено ввести подоходный, так называемый национальный, налог, причем обложению подлежали не только все виды собственности и доходы колонистов, но и зарплата военнопленных. При всем том, что споры, казалось, не выходили из рамок чисто организационных вопросов, следует отметить и некоторые политические моменты, проявившиеся в ходе съезда.
Используя свои связи в штабе Киевского военного округа и местных влиятельных кругах, Дедина, Зивал, Гампль и другие в июле 1916 г. основали собственное Общество чешско-славянского единения, которое добилось права брать на поруки военнопленных, определять их на работу, а позднее и выдавать им справки, дающие право свободного передвижения по городу. Причем, если правление Союза брало на поруки лишь тех военнопленных, которые давали обязательство служить в армии и платить «национальный налог», то Дедина принимал их без всяких обязательств, что и обеспечило быстрый рост числа членов новой организации, главным образом за счет военнопленных. Общество чешско-славянского единения стало издавать свой печатный орган — газету «Славянский вестник» — на русском, сербском и чешском языках. Таким образом, после киевского съезда борьба еще более обострилась.
Новое правление Союза вынуждено было отражать и нападки справа, и бороться с интригами сторонников Масарика, которые создали в Киеве особую организацию (Клуб сотрудников), тесно связанную с находившимися в Петрограде Павлу и Клецандой. Но главным противником нового правления Союза было царское министерство иностранных дел, начавшее активно вмешиваться в дела чехословацкого буржуазно-националистического движения в России.
Использованы материалы: А. X. Клеванский, «Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус», Издательство «Наука», Москва 1965.
