Топ-100

Тюмень белогвардейская

Опубликовал: zampolit, 5-02-2017, 19:25, Путешествие в историю, 4 052, 0

Современники оставили самые разные, порой, взаимоисключающие оценки вступления в 1918 году в Тюмень чехов и белых. Военные корреспонденты тобольских газет писали о радости и торжестве горожан. Белогвардейцы, опубликовавшие впоследствии мемуары, напротив, отмечали, что город не встретил своих освободителей рукоплесканиями и овациями. Население отнеслось к приходу белых довольно сдержанно, опасаясь скорого возвращения большевиков и расплаты за сотрудничество с «эксплуататорами». Несмотря на это, тюменская буржуазия, при большевиках мобилизованная для уборки улиц, организовала военный заем, за свой счет взялась одеть, обуть и накормить формировавшиеся здесь же отряды Сибирской народной армии.

В то же время в местной прессе нередко утверждалось, что тюменское купечество могло бы оказать и более значительную помощь. «Еще так недавно, при большевиках, они спешили по первому требованию Совдепа выплачивать наложенные на них значительные суммы. Тогда перед кассой Совдепа образовывались хвосты, в которых дело доходило даже до драк. Теперь же, когда новая власть предложила каждому жертвовать на общее дело столько, сколько каждый может, картина получилась обратная – в кассу поступали гроши», - писал современник.

Часть офицеров, юнкеров и гимназистов, проживавших в городе, вступила в состав частей дивизии генерал-майора Г.А. Вержбицкого. Достигнув к концу июля 1918 года своего пика, приток добровольцев в последующие месяцы сократился. Связано это было с тем, что наиболее активные противники большевизма уже сделали свой выбор. Значительная часть офицеров, равнодушная и апатичная к происходящему, постаралась дистанцироваться от вербовщиков и была призвана в Сибирскую народную армию в августе 1918 года по приказу военного министра Временного Сибирского правительства А.Н. Гришина-Алмазова.

Еще одним «героем освобождения» Тюмени стал полковник И.С. Смолин, белый партизанский отряд которого действовал в районе станции Подъем, сел Успенского и Тугулыма. На заборах появились плакаты, в которых горожанам предлагалось записываться в Сибирскую народную армию. В небольшевистских газетах того времени отмечалось, что «бесчисленные орды китайцев, латышей и мадьяр под предводительством лучших тевтонских полководцев и озверелых большевистских комиссаров панически отступают за Волгу», «русский народ пробуждается от большевистского угара, и в тылу Красной Армии пылают зарева восстаний».

По случаю освобождения города был проведен парад, на котором присутствовали чешский полковник Ян Сыровы и «бабушка русской революции», одна из лидеров партии эсеров, Е.К. Брешко-Брешковская.

Началось расследование «преступлений» большевиков, которых основная часть местного населения считала «чужаками». Изобличались их сторонники, восстанавливалось право частной собственности. За любое неосторожно сказанное слово в поддержку «так называемой бывшей советской власти» можно было попасть в арестный дом или тюрьму. В небольшевистской печати 1918 г. постоянно подчеркивалось, что большевики и немцы являются «подельниками», а бойцы красногвардейских отрядов говорят преимущественно на немецком или латышском языках.

Большой резонанс у тюменцев вызвали расследование убийства большевиками епископа Гермогена и публикация материалов об этом преступлении в газетах. Основными обвиняемыми назывались П.Д. Хохряков и И.Я. Коганицкий – лидер большевиков Тобольска. По косвенным свидетельствам, в ночь на 30 июня 1918 года по их приказанию группа матросов и латышей с парохода «Ока», повязав епископу на шею двухпудовый камень, утопила Гермогена и еще одного священника – о. Петра Корелина близ Карабанских юрт в 23 верстах от села Покровского. Несколько дней спустя тело епископа было найдено возле деревни Усалки, а впоследствии перевезено в Тобольск и при большом стечении народа торжественно похоронено.

В самой Тюмени часть горожан, особенно пострадавших от большевиков, потребовала от военных властей города извлечения тел красногвардейцев, погибших в боях под станцией Подъем, Вагаем и Голышмановом и перезахоронения их за городской заставой. Учитывая интересы санитарии, это требование поддержала постоянная комиссия Городской думы по здравоохранению. Впрочем, тогда городская управа не исполнила постановление комиссии. Позднее, «в ночь на 8 мая 1919 г. находившаяся на Тургеневском сквере могила была разрыта, и останки похороненных в ней красноармейцев перевезены на кладбище. Могила тщательно продезинфицирована, и земля в этом месте подготовлена для устройства цветочной клумбы. Еще одно наглядное воспоминание из мрачного прошлого отошло в область рассказов, а затем и преданий».

Появилась возможность свести счеты за месяцы пережитых унижений и страха. Расцветало доносительство, жажда мести реальным или мнимым обидчикам. Практически каждый день в тюменскую следственную комиссию поступали доносы на соседей, бывших друзей или просто излишне болтливых знакомых. Социальная зависть и банальная месть часто выступали в качестве мотивов обращения к насилию, а донос – в качестве оружия. Новые государственные институты болезненно и поспешно реагировали на любое доносительство. Репрессивная политика Сибирского правительства в первую очередь была направлена против лиц, «сотрудничавших с так называемой советской властью», когда в результате следствия выявлялась их роль в реквизициях и поборах, добровольной службе в Красной армии. Тогда тюменская следственная комиссия признавала освобождение подследственных опасным для существующего порядка.

В качестве иллюстрации белогвардейских репрессий может служить дело Г.Ф. Кошлакова. Закончив три класса Тюменского реального училища, молодой человек в мае 1918 г. поступил техником на пароход «Белевиц», команда которого, как выяснилось позднее, в основном состояла из большевиков. В июле 1918 года пять человек из команды этого парохода были арестованы коммунистами, как контрреволюционеры, и отправлены в тюрьму. После занятия города войсками Сибирского правительства и освобождения заключенных из тюрьмы они указали на Кошлакова как на активного сторонника советской власти. Якобы Г.Ф. Кошлаков вместе с коммунистом Ларьковым занимался арестами и доносами на лиц, не сочувствующих советской власти, причем Кошлаков действовал исподтишка и, злорадствуя, говорил задержанным: «Ага, попались». Многочисленные свидетели, привлеченные семьей арестованного Г.Ф. Кошлакова, указывали на отсутствие его вины, однако, проведя три месяца в заключении, юноша был переведен в Омск. В конечном итоге неоднократно этапируемый из Омска в Тюмень и обратно молодой человек получил освобождение лишь 2 июля 1919 года, проведя одиннадцать месяцев в заключении.

Если сравнить репрессивную политику сибиряков с большевистской, то следует согласиться с мнением И.В. Нарского в том, что «большевистский террор опирался на политические лозунги классовой борьбы и был направлен, прежде всего, на принуждение к сотрудничеству широких слоев населения, нелояльных к новому режиму. Насилие распространялось (по крайней мере, теоретически) на сферы управления, производства, распределения и культуры, включая систему образования. Этому служили многообразные формы устрашения, вплоть до взятия заложников и физического уничтожения, однако наиболее массовые размеры и тяжкие последствия для местных жителей имели такие механизмы принуждения, как продовольственная диктатура и милитаризация труда. В отличие от «красных», «белые» применяли насилие под патриотическими лозунгами. Это существенно локализировало террор, так как ему, во всяком случае теоретически, должны были подвергаться малочисленные, антипатриотически настроенные большевики. К тому же руководство не-большевистских режимов давало себе отчет о том, что пути назад, в до-революционную Россию, уже не было».

По сути дела, основанием для «белого» террора были всего два фактора – активное участие в мероприятиях «так называемой советской власти и членство в партии большевиков» и добровольная служба в красногвардейских и красноармейских отрядах, отягощенная участием в реквизициях собственности у граждан. Например, громкую известность приобрело дело прапорщика 19-го Петропавловского полка В.К. Этеля, обвиненного в выдаче большевистской разведке учеников Тюменского коммерческого училища, желавших вступить в борьбу с большевиками. Конечно, были исключения из этого правила, связанные, в первую очередь, с личными и корыстными интересами людей. В целом же белый террор представляет собой широкомасштабный анархический погром, который не был поставлен на службу высшей цели.
28 июля 1918 г. екатеринбургская и омская группы белых соединились у станции Богданович. Фронт все далее откатывался на запад, о чем неустанно сообщали сибирские газеты. Тюмень вновь стала тыловым го-родом.

Складывалось впечатление, что экономическая и общественная жизнь города восстанавливается, промышленные предприятия, банки, магазины возвращались их владельцам. Порядок на улицах контролировался милицией, к организации которой по приказу Г.А. Вержбицкого приступил чудом уцелевший при большевиках В.К. Островский. Снова возобновила работу городская Дума и управа во главе с А.С. Флоринским. Временное Сибирское правительство, установившее свою власть в Тюмени, по мере сил пыталось справиться с тяжелым наследием большевизма. Была восстановлена досоветская система местного самоуправления, судебная, налоговая, банковская системы, органы правопорядка.

Следует подчеркнуть, что даже в 1918 г. городское самоуправление пыталось активно заниматься хозяйственной деятельностью. Городской управой были проведены следующие работы: замощена ул. Республики от часовни на Базарной площади до сиропитательного заведения, исправлена мостовая на земляном мосту, замощена часть пространства Базарной площади для проезда от водопроводной будки до ул. Республики и по Успенской (ныне ул. Хохрякова) улице от Садовой (ныне ул. Дзержинского) до Базарной площади. Были объединены в один сад парки реального училища и женской гимназии; закрыт проезд на Полицейскую улицу (переименованную тогда же в улицу Тургенева) со Знаменской улицей (ныне ул. Володарского), разбит сквер по ул. Республики между домом Колокольникова и аптекой Громова, а также достроены тротуары, строительство которых было начато при большевистской власти по Громовской и Новой улицам.

Сразу же после установления в Тюмени власти Сибирского правительства при главе города была создана комиссия по денационализации и возврату имущества бывшим частным владельцам. Жители города требовали вернуть взятые большевиками под расписку лошадей, кошевки, печатные машинки, сейфы, продукты, музыкальные инструменты, лампы, зеркала, но более всего - столы и стулья. Чуть ли не каждый второй проситель хотел получить обратно свою мебель. Возникает впечатление, что прежняя советская власть только и делала, что заседала. Впрочем, и новая власть стремительно обюрокрачивалась. Известный адвокат Н.И. Беседных просил «комиссию разрешить взять несгораемый шкаф, отобранный у него бандой Запкуса и находящийся в настоящее время в доме братьев Колмаковых в комнате, занимаемой теперь следственной комиссией…». В коммерческом училище Колокольниковых были реквизированы две дюжины стульев, в театре «Мозайка» бывшего приказчичьего клуба - три письменных стола, два канцелярских шкафа - у Н.И. Ядрышникова.

Наполняющийся вооруженными людьми город все более напоминал военный лагерь. Осенью 1918 года под постой войск Сибирской народной армии были заняты здания Александровского реального училища и половина здания коммерческого училища Колокольниковых. Под угрозой занятия войсками оказалось здание женской гимназии (оно было занято войсковой частью несколько позднее – в марте 1919 г.). Более того, несколько городских школ были лишены своих помещений, занятых войсковыми частями. Учеба стала вестись в две смены, а некоторые дети учились через день в две смены. В 25 низших начальных городских училищах насчитывалось 3129 учеников (1713 мальчиков, 1416 девочек). Среди учащихся наблюдались упадок нравов, преступность, пьянство, курение, спекуляция.

Стали нередкими случаи конфликтов между военными и гражданскими лицами. Во-первых, наличие в городе большого количества озлобленных вооруженных людей увеличивало опасность радикального решения спорных ситуаций. Во-вторых, в условиях формирования частей регулярной Сибирской армии значительным был вес полупартизанских офицерских групп, в которых состояли люди с темным прошлым, авантюристы, перебежчики, самозванцы. Кроме того, в городе расположились различные национальные подразделения – батальон чехов, роты сербов и поляков. И, наконец, конфликтам способствовало крайне негативное отношение русских офицеров к меньшевикам и тем более к эсерам – их считали предателями, проложившими дорогу большевикам.

В своем обращении к коменданту Тюмени глава города А.С. Флоринский писал: «Вчера, 22 ноября 1918 года, около 7 часов вечера, я был свидетелем следующий сцены, имевшей место быть возле газетного киоска на улице Республики. Два совершенно пьяных офицера - один в чине подпоручика, а другой в чине прапорщика - стали приставать с гнусными предложениями к одной молодой девушке, которая не соглашалась на эти предложения. Тогда один из офицеров стал принуждать эту девушку идти с собой силой, но здесь вмешались из публики некоторые лица, которые заявили свой протест против поведения офицеров, но тогда пьяный прапорщик полез в драку и ударил случайно проходившую по улице лично мне известную гражданку – жену одного из крупных здесь коммерсантов. Наконец по моему настоянию с милиционером они были препровождены в комендантское управление. Своих фамилий эти офицеры не сообщили, хотя я и просил их об этом».

Определенное озлобление части населения вызывала и объявленная в конце августа 1918 года мобилизация. С точки зрения материального сопровождения она была проведена совершенно отвратительно: новобранцам не хватало оружия, полушубков, шинелей, сапог. Как свидетельствовал генерал А.П. Будберг, «собранные по принуждению толпы молодежи, душевно больной и взъерошенной всеми революционными эмоциями и переживаниями, являются готовым и восприимчивым материалом для любой пропаганды и для выступлений против власти».

В городе, как и в селах Тюменского уезда, распространенными стали обращения родителей призывников с просьбой выдать им документ о том, что их дети призваны в Сибирскую армию, а не вступили в нее добровольцами. Командование Сибирской армии усматривало в таких просьбах происки большевистских шпионов, запугивающих население угрозой репрессий против «добровольных прислужников» белогвардейцев. В связи с этим главный начальник Тюменского военного округа генерал - лейтенант В.В. Рычков издал ряд приказов, в которых такая просьба родителей призывников оценивалась как большевистская пропаганда.

Тюменская городская комиссия по реквизиции квартир была буквально завалена жалобами владельцев гостиниц на самоуправство военных квартирмейстеров, вселявших в лучшие номера офицеров Сибирской армии. Они жаловались и на чехословацких офицеров, которые отказывались платить за постой, несмотря на выделяемые командованием 70 руб. в месяц квартирных денег.

Нельзя не отметить и другие разногласия между городским самоуправлением и военной властью. В частности, после неудачной попытки омских военных (полковника В.И. Волкова) разогнать Сибирскую областную думу, передав власть исключительно в руки Сибирского временного правительства, представители военных и милиции Тюмени попытались 28 сентября ввести военную цензуру на данную информацию. Милиционеры, подчиняющиеся военным, потребовали отдать им телеграмму об омских событиях, а начальник Тюменского гарнизона подполковник К.А. Троицкий приказал передавать каждый номер меньшевистской газеты «Рабочая жизнь» в штаб полка за час до выпуска в продажу.

Тюменская городская Дума в ответ приняла пространную резолюцию: «Если власть вступит на путь ограничения и аннулирования социально-политических завоеваний демократии, если права демократии, добытые в процессе великого февральско - мартовского переворота, будут задушены, то власть своими руками подорвет великое и ответственное дело возрождения страны, в котором активно участвовала демократия».

Таким образом, меньшевистско-эсеровское руководство Тюменской Думы отреагировало на аресты ряда министров-социалистов Временного Сибирского правительства и убийство депутата Сибирской областной Думы эсера А.Е. Новоселова, которое совершили офицеры из окружения начальника омского гарнизона полковника В.И. Волкова. По сути, не желая обострять отношения с военными, безоружные тюменские меньшевики и эсеры ограничились декларативными заявлениями. Следующей жертвой белых офицеров стал еще один видный эсер, секретарь съезда членов Учредительного собрания Б.Н. Моисеенко, убитый 26 октября 1918 г. в Омске. Несмотря на эти преступления, руководство города в лице А.С. Флоринского вновь воздержалось от критики военных и предпочло сохранить деловые отношения с начальником гарнизона подполковником К.А. Троицким. Когда он уходил на фронт, городская Дума высоко оценила службу офицера в качестве командира Тюменского полка и начальника гарнизона в благодарственном письме.

Начало ноября 1918 г. связано с появлением различных, самых невероятных и противоречивых слухов о предстоящем государственном перевороте. Этому не в малой степени способствовало интервью военного министра Директории адмирала А.В. Колчака, текст которого по телеграфу моментально распространился по Уралу и Сибири. В интервью отмечалось, что армия в лице высших ее командиров отрицательно относится к сменившему Временное Сибирское правительство новому государственному образованию – Директории, подчеркивался приоритет национального над партийным, вспоминалась потеря Казани и иные поражения правительственных войск, которые не должны повториться.

Нестабильность политической ситуации была использована представителями криминальных кругов города. Пользуясь неразберихой и слухами, активизировались уголовники, стремящиеся поживиться добром горожан. По сообщению тюменских газет, участились кражи, ночные грабежи, конокрадство. Были обворованы магазины Стахеева и Рудометова. Часть города была оцеплена, производились обыски.

Тюменская городская Дума достаточно индифферентно встретила известие о событиях 18 ноября 1918 г. в Омске, когда у власти оказался адмирал А.В. Колчак. Были, конечно, протесты, и даже «решительные», но при отсутствии собственных вооруженных сил, милиции, умеренные социалисты Тюмени вряд ли могли что-либо противопоставить военным. В отличие от большевиков, сумевших к ноябрю 1918 г. выработать в подполье своеобразный иммунитет к белогвардейцам, меньшевики и эсеры оказались полностью безоружными. 25 ноября в городе было распространено так называемое «Обязательное постановление» главного начальника Тюменского военного округа генерал-лейтенанта В.В. Рычкова. В нем запрещалось распространение всяких воззваний к населению, ложных слухов, возбуждающих беспокойство в умах, появление в публичных местах в состоянии явного опьянения, угрожающего безопасности и спокойствию. Виновным за нарушение данного постановления грозило тюремное заключение на срок до 3-х месяцев или штраф до 3 тыс. рублей.

Как отмечал корреспондент одной из местных газет, «кончилась тюменская свобода собраний и слова, вслед за кончиной других свобод. Худосочный либерализм увял, не успев расцвести». Вскоре арестовали М.Т. Мишина, редактора социал-демократической газеты «Рабочая жизнь», которую колчаковцы запретили. 25 декабря 1918 г. по указанию военных властей был воспрещен въезд в Тюмень иногородних жителей, а спустя месяц убили социалиста А.И. Соболева, когда милиционеры вели его в участок. Погибший был известен среди рабочих Тюмени своими выступлениями в период «первой советской власти», которую он критиковал.

И все же, несмотря на ряд конфликтных ситуаций между военными и гражданскими властями, имевших место летом - осенью 1918 г., значительная часть населения, в первую очередь предприниматели, интеллигенция, духовенство, восприняли приход чехов и белых со вздохом облегчения. Более того, 31 декабря 1918 г. Тюменской городской Думой была принята резолюция: «В сознании важности переживаемого момента – возрождения из хаоса анархии и распада единого государства Российского – учитывая прожитый год, год проведенного через Брестский похабный мир к национальному позору и полной зависимости от победителей, через гражданскую войну к озверению и обесцениванию человеческой жизни и личности, через «коммунистические опыты» и спекулятивные эксперименты к окончательному истощению производственных сил страны, Тюменская городская Дума заявляет – путь к возрождению Родины может быть только через государственную власть, принудительно устанавливающую мирный порядок».

Определенным влиянием в городе пользовалась местная интеллигенция, формировавшая общественное мнение, в частности владельцы библиотек Е.А. Котовщиков и В.П. Шмурыгин, лидеры учительского союза и других организаций В.А. Макаров, В.М. Тихомирова, А.А. Благоволин. Основная масса тюменской интеллигенции придерживалась социал-демократической и социал-революционной (эсеровской) ориентации. Отношение к советской власти у них было негативно-выжидательное, а после ее свержения – благожелательное к деятельности антибольшевистских государственных образований.

С установлением власти Временного Сибирского правительства возобновился интерес горожан к культурной жизни. В частности, в театральный сезон 1918-19 гг. в городском театре им. А.И. Текутьева были поставлены спектакли «Драматический ансамбль», пьесы А.И. Сумбатова «Джентльмен» и Шельдона «Роман». Возобновили работу электротеатры (кинотеатры) «Вольдемар», «Модерн», «Гигант». Оживилась сфера частных услуг. Были возвращены прежним владельцам 12 столовых и чайных, 8 буфетов. В газетах появилась реклама зубных врачей, венерологов, акушерок. Горожане могли воспользоваться услугами 21 врача и 9 дантистов. В трех больницах (городской, железнодорожной, уездной) действовал стационар на 92 больных и 2 приемных покоя. Объявления «требуются», «нужны» стали постоянными спутниками тюменских газет. Появилось несколько номеров городского юмористического журнала «Кукареку».

Вновь открыли свои двери 5 библиотек (три взрослые и две детские) и 3 читальни, а в реальном училище возобновил работу музей. В честь 100 – летия со дня рождения И.С. Тургенева городская Дума провела торжественные мероприятия и переименовала улицу Полицейскую в улицу Тургенева. Стали устраиваться пышные милитаризированные праздники, например «День славянского единения», где подчеркивалась культурная общность русских и чехов. Парады воинских частей стали принадлежностью городской жизни, вместе с тем они показывали, кто является фактическим хозяином города. Вообще, сфера развлечений при белых была разнообразней, чем при красных, которые запретили различные формы досуга.

Любопытная карикатура, в какой-то степени характеризующая быт и раблезианские нравы «белого» города, была опубликована в газете «Свободное слово». В дни Пасхи мужчина задает вопрос барышне:
- Христосуетесь, сударыня?
- Какой анахронизм! Да я с интересным мужчиной и без того с удовольствием расцелуюсь!

Многочисленный слой населения Тюмени составляли торговые служащие, приказчики, работники сферы услуг. Заработная плата прислуги в месяц в рублях составляла: мужчин - 280-350, женщин - 65 ; чернорабочий получал в день: мужчина – 14 руб. женщина – 5 руб.

По мнению тюменских парикмахеров, получавших в июле 1918 г. от 50 до 100 рублей в месяц, зарплата в 200 – 300 руб. считалась весьма приличным вознаграждением, к тому же в августе 1918 г. в Тюмени насчитывалось 527 безработных.
Продукты первой необходимости в начале декабря 1918 г. стоили: 1 фунт белого хлеба – 1 руб.20 коп; черного – 70-75 коп; 1 фунт свежего мяса – 2 руб. 20 коп; 1 фунт соли – от 20 до 30 копеек; 1 фунт сахара – в продаже нет.
Дрова: (погонная сажень): березовых – 120 - 140 руб.; осиновых – нет; сосновых – 100 - 120 руб.; керосин: в продаже – нет; 1 ф. сальных свечей – 11 руб.

Обед в столовой из двух блюд стоил 2 руб. 50 коп. «Молоко, чай, кофе – по первому требованию», - гласило объявление. В кафе «Польская кухня», что разместилось на ул. Водопроводной близ дома Миншутина, предлагались рыба, дичь и телятина. «Первоклассные обеды, не менее 5 – 7 блюд».

Следует отметить, что, несмотря на прогрессирующий рост цен, жизнь в Тюмени была более дешевой, чем в уральских городах. Так, обед из двух блюд в Оренбурге стоил 4 рубля, а цена на ржаную муку в Перми составляла в середине января 1919 г. 35 - 40 руб. за пуд. В Вятке ржаной хлеб стоил 3 руб. за фунт, в Тюмени - 75 копеек. В Вятке за фунт свинины просили 7 руб., в Челябинске - 3 руб., Тюмени - 2 руб. 20 коп. Вследствие разрешения свободной торговли тюменский рынок к середине августа был заполнен продуктами из ближайших деревень. Возобновили свою работу 817 магазинов и лавок частных предпринимателей.

Относительное изобилие наблюдалось в Тюмени и в последующие два-три месяца, до тех пор, пока город не захлестнула новая волна беженцев из прифронтовой полосы. Вообще, отказ сибирских властей от гонений на частную торговлю заметно оживил городскую жизнь, хотя отдельные виды товаров первой необходимости, такие, как сахар, керосин, соль, сено и овес, исчезли из свободной продажи, становясь предметом спекулятивных сделок. Можно также предположить, что значительную их часть забирала армия.

Одним из способов выживания в то трудное время была так называемая «спекулятивная лихорадка», когда горожане записывались во всевозможные кооперативы, чтобы получить товар и тут же отнести его на «толкучку». При этом цены возрастали на 400 – 600%. Так, например, брезент, купленный в кооперативе по цене 6 руб. за аршин, на следующий день продавался за 28 руб., а соль, купленная по 15 коп. за фунт, на рынке оценивалась в 80 копеек. Кроме того, горожане стирали записи в товарных книжках, чтобы получить продукты вновь. Таким образом, основными источниками жизни стали спекуляция, охватившая всех и каждого, торговля, мешочничество и хищения. Некоторые явления (кроме подделки карточек на продовольствие и мешочничество) существовали и ранее, но к осени 1918 г. все они достигли трагических масштабов.
Ноябрь – декабрь 1918 г. отмечен новой волной беженцев из районов Центральной России и началом различного рода инфекционных заболеваний. Коренные тюменцы буквально растворились в мутном потоке беженцев, что позволяет говорить о локальной демографической катастрофе. К концу 1918 г. – началу 1919 г. в связи с наплывом беженцев наблюдается рост цен: мука (пуд) – 80-100 руб.; мясо (фунт) – 5-7 руб.; масло (фунт) – 7-9 руб.; дрова (погонная сажень) – 150-200 руб.

Одним из трагических результатов революции и Гражданской войны было значительное увеличение смертности населения. Самой страшной эпидемической болезнью являлся тиф. Эта болезнь передавалась всеми возможными путями. Было несколько разновидностей болезни, но наиболее распространенным был «сыпной» тиф, который в народе назывался «вшивым» и «голодным». В частных аптеках цены на медикаменты росли, практически, ежедневно. Временное Сибирское правительство выделило 37853 руб. на содержание тифозного отделения, что соответствовало примерно половине необходимой суммы. Несмотря на это, в городе началась эпидемия тифа. Газета «Тобольское народное слово» отмечала: «болеют 116 человек, 90 – сыпной тиф, 16 – возвратный, 10 - брюшной. Цифры для Тюмени колоссальные». В связи с ростом числа заболеваний увеличилось количество обращений в лечебные учреждения. Побывало на приеме у врачей: женщин – 5363, детей – 2935, мужчин – 4401. Итого: 12699. Пользовались амбулаторным лечением: женщин – 7506, детей – 1784, мужчин – 6210. Итого: 15500. Всего: 28199 человек. Таким образом, в течение года болели и обращались за медицинской помощью почти 50% населения Тюмени.

Проблема городского водоснабжения была одной из главных. Водоснабжение осуществлялось при помощи так называемого «водопровода Никольского». В нагорной и затюменской части города была проложена водопроводная сеть, действовали водонапорная башня и насосная станция. Использовались старые подъемные машины, в которых невозможно было применять фильтры. Поэтому вода доставлялась потребителям нефильтрованная, что способствовало развитию инфекционных заболеваний, таких, как возвратный и брюшной тиф, дизентерия, цинга. Объем подаваемой воды составлял 150 тыс. ведер в сутки. Данный водопровод действовал до 1938 г., пока по настоянию санитарной инспекции водозаборные сооружения не были вынесены на середину р. Тура.

Кроме роста числа заболеваний, поздней осенью 1918 г. значительно ухудшилась экономическая обстановка в городе. Об этом свидетельствует увеличение количества забастовок, конфликтов по поводу расценок между рабочими и нанимателями, падение покупательной способности рубля, дороговизна. В качестве примера можно привести зарплату учителей начальной школы, получавших 175 рублей в месяц, и 50 руб. квартирных. При этом за квартиру («конуру») требовали 25 руб., сажень дров стоила 90 руб., а 2 фунта мяса в день обходились педагогу в 100 руб. в месяц. И это при 12 – часовом рабочем дне и наличии семьи .

2 ноября 1918 г. состоялась забастовка на мельнице Е.Д. Гусевой, причиной которой послужили отсутствие средств для выплаты заработной платы, не оправдавший себя заем, насильственная мобилизация и так называемые «добровольные» пожертвования на нужды армии. На мельнице другого предпринимателя, В.Л. Жернакова, также возник конфликт по поводу не вовремя и не полностью выплаченной зарплаты. Следующий конфликт возник между рабочими и администрацией железнодорожных мастерских и лесопильного завода «Союз» из-за низких расценок труда. Управляющий делами совета министров при А.В. Колчаке Г.К. Гинс делился впечатлениями о посещении тюменских железнодорожных мастерских:

«Мастерские допотопные, совершенно не соответствующие потребностям движения, - живой свидетель того, как отстало оборудование Сибирской железной дороги от потребностей нового времени и новых непредвиденных задач. Выясняется, что многое могло бы быть исправлено при условии большей свободы путейского ведомства в расходовании средств. Условия работы тяжелы, но не летом, а зимой, когда приходится работать в помещении, где с одной стороны дышит леденящий сорокаградусный мороз, потому что одна сторона здания открыта, а с другой – жар раскаленных печей и пламя огня. Но рабочие жалуются не на это, а на условия снабжения. Все стоит дорого, все трудно достать, а железнодорожный кооператив бездействует.
- Нам нужно служить, а мы должны думать о том, как достать мясо, мануфактуру и керосин.
- Почему же кооператив не закупает всего этого?
- Никто не умеет взяться, да и не любят заниматься хозяйственными делами».

12 декабря 1918 г. городская управа и правление кооператива «Пчела» выразили публичную озабоченность продовольственным состоянием в городе, хотя был создан фонд для закупки зерна в земледельческих районах губернии и закуплено 2000 пудов зерна. Наибольшую неуверенность в жителей Тюмени вселял ненадежный приток продовольствия и непрекращающийся рост цен. Горожане непрерывно испытывали нехватку то одного, то другого предмета потребления.

Попытки умеренных социалистов (а в городе были восстановлены отделения четырех политических партий – кадетов, эсеров, меньшевиков и энесов) создать примирительные комиссии успеха не имели. Предприниматели, наученные горьким опытом уступок Совету, категорически отказывались повышать расценки и все чаще обращались за помощью к военным и милиции. В свою очередь, умеренные социалисты посредством решений городской Думы пытались проводить меры государственного регулирования, стремясь ограничить экономический произвол буржуазии.

В декабре 1918 г. глава города жаловался, что городское хозяйство, пошатнувшееся из-за отсутствия собственных доходных статей, пришло в последние месяцы в полное запустение. В качестве причин назывались исключительные расходы во время мировой войны, падение покупательной способности рубля и рост дороговизны, большевистские эксперименты с экономикой. Военное ведомство задолжало городу 220 тыс. рублей. Прожиточный минимум к началу 1919 года составлял примерно 8 тыс. 400 руб. в год.

В городе была введена талонная система. Из-за инфляции наиболее распространенными купюрами стали 500 и 1000 рублей, возникли проблемы с мелкой монетой и разменом денег. Дефицит мелких денег вызвал спекуляцию ими. Эта ситуация была преодолена с введением в оборот «сибирских» денег номиналом 50, 25, 10 и 5 рублей, а также «керенок». Население стало использовать шесть видов денег: царские, Временного правительства, «керенки», Временного Сибирского правительства, деньги тюменских домовладельцев и деньги тюменских квартиро-съемщиков. Так, общество тюменских домовладельцев выпустило денежные знаки достоинством 1, 5 и 10 рублей на общую сумму 150 тыс. рублей, обязательных к приему в городских муниципальных магазинах в качестве разменной монеты. Позднее, в 1919 г., колчаковское правительство попыталось изъять «керенки» достоинством 20 и 40 рублей, что вызвало очередной взлет цен, прекращение торговли, приостановку подвоза крестьянами хлеба в город. Самоснабжение стало естественным состоянием для большинства горожан. Способы этого самоснабжения были самые разнообразные. Это и зарплата, и мешочничество, и хищения, и подделка продовольственных документов, и даже нищенство. Даже наличие шести видов денежных знаков в одном городе не мешало торговле – она превратилась в меновой товарообмен, своеобразный бартер.

В итоге городское самоуправление в тисках общероссийской экономической разрухи с каждым днем приближалось к коллапсу. Этому в полной мере способствовали политическая нестабильность, нерешительность в осуществлении экономической программы Временного Сибирского правительства, все более индифферентное отношение к нему населения. В целом можно констатировать, что правительство не смогло создать сильного государственного аппарата, способного управлять Сибирью.
В районах, контролируемых белой армией А.В. Колчака, в обращении находилось до тридцати различных денежных знаков: национальных, областных, выпущенных частным сектором. Наиболее распространенными были двадцатирублевые и сорокарублевые «керенки». По некоторым данным, в апреле 1919 г. почти 80 млрд. рублей «керенками» были запущены в оборот большевиками и переправлены через линию фронта для подпольной большевистской работы в тылу в Сибири. Вслед за керенками шли сибирские банкноты желтого цвета, известные как «сибирки». Все они неохотно принимались в Западной Сибири, а наиболее популярными денежными знаками были царские банкноты.

Подводя итоги, следует подчеркнуть, что вступление в Тюмень войск Сибирского правительства способствовало восстановлению деятельности отделений российских политических партий – меньшевиков, эсеров, энесов и кадетов, разогнанных прежде. Однако реальный вес их в политической и общественной жизни города был сведен к нулю командирами воинских подразделений во главе с начальником гарнизона. Возобновление партийной активности в городе при «белом» режиме оказалось мнимым так же, как и надежда на заступничество чехов. В условиях приближающегося бестоварья, массового наплыва беженцев из центральных губерний России, распространения эпидемии тифа население города оказалось к весне 1919 г. на грани гуманитарной катастрофы и совершенно отвернулось от политической жизни. Наибольшую неуверенность в жителей Тюмени вселяли рост цен и перебои с поставками продовольствия. Кроме того, бытовые заботы усугубляли острая проблема оплаты труда, рост платы за жилье и нарастающий страх перед будущим. Временное Сибирское правительство и Верховный правитель не смогли обеспечить стабильности жизни населению Тюмени. Дефицит, дороговизна и хозяйственная разруха способствовали формированию широкой оппозиции режиму и в конечном итоге привели к его краху.скачать dle 12.1



  • Не нравится
  • 0
  • Нравится

Похожие публикации
У данной публикации еще нет комментариев. Хотите начать обсуждение?

Имя:*
E-Mail:
Введите код: *
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив


Архив сайта
Март 2024 (40)
Февраль 2024 (36)
Январь 2024 (38)
Декабрь 2023 (29)
Ноябрь 2023 (20)
Октябрь 2023 (33)
Календарь
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Реклама
Карта Яндекс
Счетчики
Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru
При использовании материалов ссылка на источник обязательна. Спасибо за понимание.