Старые сказки юго-западного Забайкалья
Опубликовал: zampolit, 6-04-2018, 11:12, Путешествие в историю, 1 941, 0
Хранителями и рассказчиками сказок в Забайкалье являются преимущественно старики и старухи. Деревенские «засидки», «вечерки», «посиделки» в долгие зимние вечера редко обходятся без таких рассказчиков, в особенности когда некоторые из них слывут за очень «искусных».
Большая часть встречающихся здесь сказок общеизвестна, как, например, сказки: про Ивана-Царевича, Жар птицу, Семушка-горбунчика, и др. Конечно, содержания их во многом изменено в пересказе, а в других и совершенно заменено новой фабулой. Много также встречается сказок, сплетенных из нескольких. Особенно нравятся населению сказки и легенды с фантастическим или страшным содержаниям. Рассказы о чертях, домовых, леших, водяных слушаются с большим интересом.
Местный крестьянин, знакомый с бурятской речью, не отказывает себе в удовольствии послушать и бурятские сказки, которых у последних довольно. Русские пересказы некоторых таких сказок положили начало образованию новых, с заимствованным сюжетом и своими добавлениями. В последнее время замечается их довольно много, хотя и не с особенно интересным содержаниям. Проследив несколько таких сказок, заимствованных от бурят, мы видим, что некоторые являются почти точным пересказом с бурятского. Так, например, сказка «Желтый змей» совершенно одинакова по содержанию с бурятской сказкой «Охотник» (Собрания бур. сказок Хангалова и Затопляева в записках Вост.-Сиб. Отд. И. Р. Г. О., изд. 1889 г.).
Другая сказка «Царица-белолица» заключает заимствованный сюжет бурятской «Череп конской головы». (Запис. Вост.-Сиб. Отд. И. Р. Г. О. «Сказания бурят », изд. 1890 г.). Для примера сказку эту приводим полностью. (Записана со слов казачки Кастриной в Усть-Кяхте в 1889 г.).
«Не далеко не близко, жила-была «царица-белолица», вдовушка, а у ней самой дочь была царевна-красавица. Задумала царица дочку свою засватать. Много было женихов и богатых, и сильных, и красивых, - все же они не по нутру были царице, да и жалко ей было с дочкой расставаться. А чтобы время-то не опустить, решила она за колдуном спосылать, который недавно появился тут. Пришел колдун. Подумал - подумал, порасспросил дочку, кто ей самой из женихов нравится; достал потом череп лошадиный, пошептал на него,- отдал царевне, да и говорит: «Вот, сударышка, выбери ты себе двух пареньков, - одного, который люб тебе, а другого так для счету только, - и скажи им, пусть они прячутся. Который найдет (сыщет) другого, тот и суженый твой будет, а черепок тебе поможет».
Взяла царевна череп, поразумела, как ей сделаться, порасспросила колдуна и послала за двумя молодцами. А как пришли они, то рассказала она им, в чем дело, и заставила прятаться. Выбрала самого любимого, потерла его конским черепом, поколдовала чего-то и оборотила в подушечку, что на ногах была. А сама-то к ней нежится, да так ласково речами разговаривает, целует да обнимает ее. Позвала потом не любимого и велит ему искать. Хоть и небольшая была горница — хоромы царские, только, сколь он ни искал, куды ни заглядывал, не мог сыскать. А царевна к подушечке прижимается, да посмеивается, а сама говорит; «Видно не судьба тебе, не фарт, коли сыскать не сможешь; не мой грех, паренёк, не серчай».
А тому не до сказок; видит, что царевна колдунья тоже, дело тут не спроста, и давай просить ее: «Чтоб уж не забидно было, научи ты, царевна-красавица, как самому спрятаться, чтобы люди на смех не подняли». Захотелось тогда царевне пошалыганить. Выслала она его на крылечко, потерла там тоже черепом, да и оборотила в собаку злющую. А с любимого оборотень сняла да и говорит так ласково: «Чего это «Буска» разлаялся, еще беды налает. Уйми-ка ты его доброй плеточкой».
А любимый-то, знать, догадался, что за пес это, да на радости жениховской и давай унимать его, не жалеючи. Ну, а псу хоть и больно, молчит все же, выдать не хочется себя, думает: бросит скоро. Не тут -то было! Как на грех, рука у того расходилась,— хлещет шибче, да посмеивается. Не в терпёж стало тогда псу-оборотню. Видит он, что не скроется, да как вскрикнет человечьим голосом: тут и выдал себя. Натешилась царевна, снела с него оборотень. А он, как волю почуял, и не взглянул даже. Только пятки свистели, как удирать зачал. Повела потом царевна- красавица своего суженого в хоромы царские и показала его «царице-белолице». Той хоть и не шибко он по нраву пришелся, да видит, что ничего не поделаешь, и дала согласье». Вскоре и свадьбу веселую справили. Нас хоть и звали, да сборы далеки - остались!»
Особенно интересных местных бытовых сказок у населения почти нет. По крайней мере у чикойских и селенгинских жителей. Если не считать множество пустых, бессодержательных и нередко скабрезных, то наибольший интерес представляют из числа собранных нами только три: «Заседатель», «Курица» и «Богатей».
Первые две носят вполне местный характер и интерес, почему мы ограничиваемся только одной последней, как более содержательной, а также характерной по своему слогу и форме.
Сказка «Богатей». (Записана в Малой Кударе со слов крестьянки Евдокии Семеновой 82-х - летней старухи. Рассказ велся нараспев - и, как было заметно, с трудом припоминался).
«Жил - был когда-то купец богатейший. Было у него всякого добра, капитала в амбаре, и жена лебедушка- раскрасавица. За что бы ни взялся он, так деньги и валят, и валят к нему. Пошел он раз свои амбарчики поглядеть: все ли добро в порядке уложено, много ль прибавилось хлебушка осенью. Идет он и радуется: все, мол, могу, чего захочу. Каждый мужик в пояс кланяется, приезжие баре чаек заезжают испить, хлебушка сладкого скушать. На что наш исправник усатый, и тот, коли надо чего, не побрезгает. Деньгам -то счету нет!
А лежат они в расписном сундучке, под замочком немецким, все патретики государские. Захочу — всех куплю, всех выкуплю; разорить захочу — и дохнуть не дам; а коль мил душе, сколько хошь возьми. Подошел купец к амбарчику, развернул кушак, ключи вывалил, а сам чванится, не торопится. Вынул новенький золоченый ключ, отпер дверцы листвяничные. Шапку снял, опосля осенился крестом, подошел к сундучку со немецким замком. Как отпер только он, так шарахнулся, обомлел весь, в сундук кинулся, зачал глазаньки протирать полой. Уж не сон ли то? - не верится - так поджилки все давай трястись, что твоя лихоманка лютая. А сам охает да ахает.
Да и шутка ли: потерять казну, оделить казной не по волюшке. Хоть и был - то он капитальщиком — кроме денежек полон дом добра, — а тужит купец: обокрали-мол, черти-дьяволы. Призадумался, пригорюнился, запер ящичек и давай кричать караульщиков. Со всего дворов набежал народ. Рассказал купец свое горе-горькое: кто-то недруг злой своровал казну -басурман ли то, или свой мужик - не поведаешь.
И давай купец на весь двор -то выть, посылать гонцов за Кузьмой в село. Не успел купец очурихаться, а «Кузьма-колдун» уж и тут как тут, низко кланяется, ухмыляется. Невдомек купцу, кто казну стащил; все кругом в друзьях деревенщина, одного Кузьму со двора гонял допреж, да выбранивал. А теперь пришлось Кузьке кланяться, да сулить ему, чего вздумает. Ворожил до полдня, все обхаживал да выспрашивал. «Вишь ты» - сказывает - «он» попутал -то! Без добра к «нему» и не лезь никто. Говорит купцу, низко кланяется: «Коли хошь себе воротить казну, прикажи подать чарку водочки,- да поболее, да покрепче,- не жалей, не скаредничай, коль еще что потребует».
Не жалеет купец дорогого вина, равны сахара. А Кузьма свое дело делает: все-то носит он в амбар чарочку, а «лихому», видно, мало все. Вот и ночь на дворе, а добра-то все не видать на глаз. Делу ноченьку купец плачется, все-то свету он дожидается. А взошло когда ярко солнышко, побежал смотреть, не вернул ли «он» ту казну его. А в душе-то он все так молится, да ругать себя, что надеялся на собак цепных, караульщиков. Но недаром наш купец плакался, да недаром и горюнился: как отпёр опять двери толстые, обомлел еще хуже прежнего. Весь амбар пустой: ни ящичка, ни кадушечки, а с высокой толстой матицы, видит, висельщик там свесился. Тут не выдержал капитальщик мой, заревел как зверь, на пол грянулся. То услышала жена евонная, давай звать народ, плачем плакала.
На лиху-беду понагрянул к ним тот исправничек, что усатый-то. Потужил, пожалел капитальщиков, приласкал рукой мягкою молоду вдову и пошел судить, и пошел рядить беду Кузькину. А тот висельщик — был азям один, весь заплатанный! Что получше-то хозяйского, утащил Кузьма и давай крутить, приговаривать: «Не жалей Кузьме рубля желтого, не ругай его, не вели гонять». Только скоро Кузьму совесть зазрела: стал жалеть купца, молоду вдову. Вот и вздумал он покаиться и вернуть казну молодухе той. Расспросил народ, понаведался и понес свою он повинную. И никто не знал, как мирился Кузьма с молодой вдовой! Только год прошел, пир горой стоял у купцовой жены-раскрасавицы. Поглянулся знать ей тот разбойничек,—окрутился и живут ладком припеваючи».
Источник: Г.М. Осокинъ, «На границъ Монголiи», Очерки и матерiалы к этнографiи Юго-Западнаго Забайкалья. С.-Петербургъ, 1906
