Театральные традиции западносибирских городов XIX века
Опубликовал: zampolit, 15-03-2018, 18:01, Путешествие в историю, 1 309, 0
К началу XIX в. театральная и музыкальная традиции в городах Западной Сибири уже имели определенную историю. В конце XVIII в. светские театры существовали в Омске, Тобольске, Барнауле.
В Барнауле помещение для театра было построено в 1776 г. и вмещало около 110 зрителей. Спустя несколько лет, в 1794 г. в Тобольске по указанию наместника А.В. Алябьева был сооружен театр, в котором было не менее 560 посадочных мест: 360 в партере, 112 в ложах первого яруса, 64 — в ложах второго яруса и 24 — на балконе. Благодаря наличию стационарного театра жители Тобольска оказались в выигрышном положении по сравнению с населением других городов региона, в которых в то время еще не было профессиональных трупп. Однако об уровне исполнительского мастерства актеров, о влиянии тобольского театра на зрителей довольно сложно судить из-за малого количества непосредственных источников. А. Коцебу, посетивший оперу «Добрые солдаты» М.М. Хераскова, остался недоволен всем — игрой артистов, оркестром, декорациями. Цена билетов, впрочем, была невелика и за кресло в первом ряду платили всего 30 коп. Стоимость билетов указывает на то, что театр ориентировался на широкого зрителя и был доступен для всех слоев горожан. Очевидно, на менее искушенного зрителя, чем ссыльный немецкий литератор, спектакли тобольского театра оказывали иное эстетическое, эмоциональное и социально-психологическое воздействие.
Вероятно, репертуар тобольской труппы, состоявший из 12 актеров и 4 актрис, был для нее слишком обширен. Так, в 1800 г. артисты должны были представить 42 спектакля, в том числе 11 новых постановок. В погоне за зрителем театр был вынужден идти на непомерно частую подготовку премьерных спектаклей. Видимо обширность репертуара, невысокий уровень актерского мастерства сыграли свою роль среди факторов, которые привели к исчезновению первого профессионального театра в Сибири в середине 1810-х гг. Но главной причиной закрытия тобольского театра был общий кризис театральной жизни России в начале XIX в., обусловленный реакционной внутренней политикой правительства.
Однако нельзя игнорировать и амбициозную внешнюю политику правительства Александра I, в результате которой огромные людские и материальные ресурсы России были брошены на войну то с одним, то с другим противником. Непомерное бремя военных расходов привело к сокращению ассигнований на культуру. В Тобольске эта негативная тенденция проявилась в полной мере — власти не нашли средств на капитальный ремонт театра. Из отчетов тобольских губернаторов в 1811 —1813 гг. следовало, что здание театра в запущенном состоянии: «театр ветхой», а в отчетах за 1814 и 1815 гг. о нем уже не упоминается.
Кроме народного театра в отдельных городах региона зрители могли увидеть любительские спектакли. Одним из таких городов был Омск, в котором, как полагает А. Н. Копылов, спектакли продолжались до конца первого десятилетия XIX в. И.И. Завалишин писал, что ему довелось видеть в Омске афишу одного театрального спектакля 1809 г., среди актеров которого был С.Б. Броневский. Г.Н. Потанин в 1858 г. сообщил, что он видел рукописную книжку пьесы «Козак-стихотворец», в которой в числе актеров указан Броневский. Последний служил в Омске с 1809 г. по 1825 г. Вероятно, комическая опера-водевиль «Козак-стихотворец» исполнялась в первые годы его пребывания в городе, но не ранее 1812 г., когда была впервые сыграна в Петербурге. Эти факты позволяют уточнить время существования любительского кружка в Омске, который действовал и в первой половине 1810-х гг.
В общественном быту Барнаула 1820-х гг. любительские спектакли занимали прочное место. В.И. Соколовский, служивший в Сибири, повествуя о Барнауле того времени, писал: «многие из молодежи очень и очень не напрасно посвящают свой досуг музыке, пению и театру». Европейские ученые и путешественники, побывавшие в городе, отмечали, что общественные увеселения, музыка, театр — это результат влияния горных инженеров, получивших образование в Петербурге.
В городах Западной Сибири существовал и традиционный русский народный театр, а также семинарский в Тобольске. Семинарский театр, выросший из школьной драмы, появился в городе еще в начале XVIII в., наряду с пьесами религиозного содержания, семинаристы играли и светские: «Царь Максимилиан», «Царь Ирод», «Фомка», «Калиф на час». Первые две пьесы вместе с «Лодкой» были «тремя китами» репертуара русского народного театра XIX в. Наличие в репертуаре народных драм свидетельствует об ориентации тобольских семинаристов на демократического зрителя. В первой половине XIX в. семинаристы нередко устраивали свои представления в домах горожан. Это обстоятельство немало способствовало тому, что в репертуаре семинаристов все большее место занимали светские пьесы. Поэтому церковное начальство стало запрещать их представления, которые в тайне от начальства все же устраивались в городе.
В крупных воинских гарнизонах Западной Сибири, вероятно, уже в первой четверти XIX в. имелись солдатские театры. Первое упоминание о солдатских спектаклях, которое удалось обнаружить, относится к святкам 1829/30 г., когда «артиллерийские служители» устроили постановки в доме купца Метелева. Несомненно, что бытование спектаклей в солдатской среде в городах Западной Сибири началось раньше, поскольку первые солдатские театры появились в русской армии еще в XVIII в.
Репертуар солдатских театров в первой половине XIX в. целиком находился в рамках русского народного театра и отличался традиционностью. Выпускник кадетского корпуса, один из деятелей сибирского областничества Ф. Усов писал об этом: «Солдаты, казаки и артиллеристы, для собственного удовольствия и для увеселения простого народа, представляли, как и всегда, три комедии: «Царя Максимилиана», «Царя Ирода» и «Лодку». Он отметил, что у солдат первые две «сохраняются преданием». Чиновник К. Губарев, который в Березове побывал на представлении «Царя Максимилиана» в казарме казачьей пешей роты, писал, что эта пьеса исполняется солдатами и на Кавказе и в Омске. В солдатских театрах давались и некоторые другие спектакли, например, «Кедрил-обжора». Достоевский сообщил, что для своего представления заключенные Омского острога достали текст этой пьесы у отставного унтер-офицера. Хотя репертуар солдатских театров не отличался разнообразием и состоял, как правило, из 3—4 пьес, он пользовался неизменным успехом у зрителей.
Основную массу зрителей на солдатских представлениях составляли «нижние воинские чины», мещане, небогатые купцы, разночинцы, а также гостившие в городе на праздниках крестьяне. Но в малых городах края, таких как Березов, эти представления посещались всеми слоями горожан, так как никакой альтернативы в театральной сфере там не было. Не последнюю роль в сохранении популярности солдатских спектаклей играла атмосфера непринужденности, царившая в импровизированных «театральных залах».
Главной причиной устойчивого интереса городского простонародья к солдатским театрам был демократический характер их репертуара. В пьесе «Лодка» поэтизировалась вольная разбойничья жизнь, поэтому ее содержание были близко и понятно зрителям. В основе драмы «Царь Максимилиан» лежит конфликт царевича-христианина Адольфа с отцом, царем-язычником. В народной драме наиболее популярным был вариант преследования царем сына за его христианские убеждения. «Существование и популярность этой версии, — пишет Н.И. Савушкина, — объясняется русской исторической действительностью, политическими конфликтами, осложненными религиозной борьбой в эпоху Петра I, движением раскола, затронувшим широкие слои народа». В конце представления наступала расплата за преследование сына — смерть косой сражала царя Максимилиана. В конце 1850-х гг. в Омске у солдат «Царь Максимилиан» и «Царь Ирод» были сюжетно объединены, а в финале неправедных монархов настигало возмездие.
В войсковом казачьем училище в Омске (с 1845 г. кадетский корпус), в военно-сиротских отделениях (преобразованных в батальоны и полубатальоны военных кантонистов) в Тобольске, Омске и, вероятно, в Томске на святках силами воспитанников устраивали театральные представления. В репертуаре воспитанников казачьего училища в 1820-х гг. «Лодка» и «Потешный гаяр» «стояли на первом месте», реже исполняли одну из первых национальных опер «Мельник — колдун, обманщик и сват» (текст А. Аблесимова, музыка М. Соколовского), пользовавшуюся большим успехом у зрителя в конце XVIII — начале XIX в. Ближе к народному театру были представления в военно-сиротских отделениях.
Интерес кантонистов к народной драме был предопределен социальным происхождением юных исполнителей, вышедших в основном из семей «нижних воинских чинов». Близость кантонистского и солдатского театров подтвердил подполковник Данилов, который в ответ на требование тобольской полиции от 3 января 1830 г. о запрещении солдатских представлений писал: «Не находя никакого неблагоприличия в театральном представлении, так как подобное сему дозволяется делать и военным кантонистам, — я позволил фейерверкерам вверенного мне артиллерийского гарнизона сделать на праздник в удовольствие свое одно представление...».
Примерно до конца 1820-х гг. зрителями на спектаклях в казачьем училище были его воспитанники и преподаватели. В 1830-х гг. на спектакли стали приглашать публику, состоявшую из семей военно-чиновной верхушки города. «Благородная публика» посещала и представления кантонистов, хотя последние не в полной мере отвечали ее запросам из-за своей близости к народному театру. Так, П. Золотов характеризует представления кантонистов как «незатейливые и редкие». Вероятно, на спектаклях кантонистов уже в первой четверти XIX в. бывала не только «благородная публика», но и демократическая — солдаты, мещане, купцы, разночинцы, крестьяне, как это имело место в 1850-х гг.
Наряду с народной драмой заметным явлением культурной жизни города был народный кукольный театр — вертеп. Вертеп представлял собой двухъярусный ящик, в котором при помощи кукол, как писала Е.А. Авдеева, ставили различные сцены, относящиеся к Рождеству Христову. При этом дочь Ирода «плясала русскую Камаринскую с распудренным кавалером и являлась одетою по последней моде». О популярности вертепа среди жителей городов Западной Сибири можно судить уже по социальному составу любителей — кукольников, в числе которых встречались семинаристы, мещане, разночинцы, солдаты (русские, поляки, украинцы). Вертепные представления устраивали даже дети. Сулоцкий свидетельствует, что в Тобольске в первой четверти XIX в. «дети мещан, отставных солдат и бедных разночинцев бегали в святки по подоконью людей зажиточных с вертепом, райком, и за свои напевания и ломанья получали пятаки и гривны, а инде и полтины». Зрителями кукольного театра были все слои горожан.
Кукольные представления были особенно любимы детьми, которые испытывали на них сильное эстетическое и эмоциональное воздействие. Писатель Н.А. Полевой, посещавший в детстве вертепные представления, позже писал: «Ни Каталани, ни Зонтаг, ни Реквием, ни Дон-Жуан не производили на меня таких впечатлений, какое производило вертепное пение». Дочь декабриста М.М. Нарышкина, как писал он из Кургана 7 сентября 1834 г., вернувшись домой после кукольной комедии, весь вечер «потешила нас своими рассказами». Таким образом, юные зрители вертепного театра эмоционально сопереживали героям из народа, радовались их успехам и огорчались вместе с ними. Кукольные спектакли воспитывали в детях уважение к народной культуре, знакомили их с думами и чаяниями простого люда.
20 — 30-е гг. XIX в. принято рассматривать как время спада в театральной жизни Сибири, вызванного наступлением реакции после разгрома декабристского восстания. На сцене Иркутска, Омска, Красноярска ставятся лишь отдельные любительские спектакли, по преимуществу водевили. К числу немногих попыток противостоять удушающей атмосфере этих лет относятся постановки, осуществляемые в тобольской гимназии П.П. Ершовым, а также театральные и музыкальные представления, организуемые на дому декабристами.
Безусловно, наличие специального театрального здания, оснащенного разнообразными закулисными механизмами, хорошие декорации, удобный зрительный зал — все это создавало предпосылки для успешного развития театральной жизни. Однако в начале XIX в. этими достоинствами обладал лишь тобольский театр, да и то с известными оговорками. В других городах Западной Сибири специальных театральных зданий не существовало. «Театральный дом» в Барнауле едва ли представлял для зрителей больше удобств, чем чертежная Алтайского горного правления, где шли любительские спектакли в 1830 — 1840-х гг. В «театральном доме» зрительный зал вмещал не более 110 человек, вынужденных сидеть на деревянных скамьях, а на спектаклях в чертежной помещалось не менее 150 зрителей. Поэтому закрытие старого «театрального дома» не могло сократить число зрителей.
Весьма вероятно, что кризисные явления в театральной жизни страны почти не затронули Барнаул. Здесь и в 1820-х гг. не прекратились любительские спектакли, что было обусловлено особенностями социального состава чиновничества города, ядро которого составляли горные инженеры. Уровень культурных запросов горных инженеров и определил устойчивый интерес в Барнауле к театру. Следует отметить, что краевед Н.Я. Савельев, который в существовании любительского театра в Барнауле видел лишь заслугу П.К. Фролова, писал, что после его отъезда в 1830 г. в Петербург уровень культуры горных инженеров резко упал и театр «превратился в место кутежей и карточной игры...».
Неиспользовавшиеся ранее письма Ф.Н. Пояркова к дочери и зятю — известному фольклористу и краеведу С.И. Гуляеву — проливают свет на театральную жизнь Барнаула конца 1830-х — начала 1840-х гг. О том, что театр в эти годы был устойчивым явлением культурной жизни барнаульских чиновников, свидетельствуют многочисленные факты, сообщенные Поярковым: уровень исполнительского мастерства актеров, хорошие декорации, отличный оркестр из 8 музыкантов, руководимых инженерным штабс-капитаном А.И. Ляпиным, многочисленное число действующих лиц — в некоторых пьесах было занято до 15 артистов, постоянный и социально однородный состав публики (чиновники), детский театр, актерами которого были дети «лучших чиновников».
Возрастной диапазон барнаульских любителей был широк. На сцене выступали представители старшего и среднего поколений: управляющий Барнаульской горной конторой горный инженер подполковник Л.А. Соколовский, горный инженер майор В.В. Клейменов, жена заседателя окружного суда Е.С. Пояркова, которая к этому времени уже стала бабушкой. В среде артистической молодежи встречается и дочь исследователя Алтая доктора Ф.В. Геблера — Юлия. Но особо Ф.Н. Поярков выделял игру С.В. Самойлова (в то время пристава на золотых приисках) в водевиле «Стряпчий под столом». По мнению приезжего из Петербурга чиновника, актер играл «весьма отлично, хотя бы и на императорском театре». Спустя 18 лет высокую оценку театру в Барнауле дал известный путешественник П.П. Семенов-Тян-Шанский. «Многие из членов барнаульского общества, — писал ученый, — выдавались своими замечательными сценическими дарованиями. Совершенно первоклассным комиком был горный инженер Самойлов, старший брат знаменитого артиста, даже превосходивший своим природным сценическим талантом своего младшего брата...».
Семенов-Тян-Шанский смотрел спектакли уже в специальном театральном здании, а не в чертежной или в горном училище, где в 30-х — начале 40-х гг. XIX в. выступали любители и заезжие артисты. После завершения строительства театра спектакли стали доступны не только для горных инженеров и чиновников, но и для более широкого зрителя. Театр в Барнауле в середине XIX в. был настолько неотъемлемой чертой городского быта, что его деятельность не прекращалась даже летом, когда обычно в провинции театральный сезон прекращался. По свидетельству семипалатинского прокурора А.Е. Врангеля, летом труппа выезжала в близкий к Барнаулу Змиев, где на дачах любило отдыхать горное начальство. Таким образом, барнаульские любители Мельпомены радовали своим искусством и жителей этого небольшого городка.
