Рождение ребенка как обряд у Сибирских татар
Опубликовал: lomsecret, 20-06-2017, 20:09, Путешествие в историю, 1 496, 0
Среди обрядов семейного цикла сибирских татар наименее изученным и описанным в этнографической литературе является комплекс родильных обрядов, которому посвящена данная работа, основанная на материалах полевых исследований, собранных автором в Вагайском, Тобольском районах Тюменской области, а также в Большереченском и Муромцевском районах Омской области. К работе также привлечены материалы Ф.С. Баязитовой, собранные у сибирских татар в Тюменской, Омской, Томской и Кемеровской областях, опубликованные в книге «Себер ареалы татар диалектларында этнокультура лексикасы».
Рождение ребенка у сибирских татар всегда рассматривалось как одно из важнейших событий, как для семьи, рода тугума, так и в целом для общины. В татарских селениях традиционным является уважение к многодетным семьям. Ф.Т. Валеев приводит пословицу, записанную им в Тобольском районе Тюменской области: «Палалы ой –гулистан, паласыс ой – гуристан / Дом с детьми – цветущий сад, дом без детей – кладбище», которая ярко характеризует значение детей в жизни семьи и общества.
Молодая же бесплодная женщина, как указывает далее автор, часто становилась объектом пересудов. Таких женщин называли корык (сухая, пустоцвет). Причем, виновной в бездетности семьи всегда считали женщину. Мужчина в этом случае имел право брать еще одну жену, и, как указывают информаторы, бесплодная жена была в семье в менее привилегированном положении. «Было и такое, что жили с 2–3 женами, если жена не могла родить ребенка. Брали в жены обычно близких родственниц жены. Если жена умирала, то брали в жены ее младшую сестру, чтобы помогала растить детей» (д. Второвагай Тюменской обл.).
По отношению к беременной женщине у тоболо-иртышских татар употреблялись термины – пуйнлы, аур аяклы, корсаклы. Время, когда ребенок должен родиться, подсчитывали по времени последних регул (итак-кер). Женщина о своей беременности могла сообщить мужу, сестрам, близким людям (д. Второвагай Тюменской обл.). Информаторы также сообщали, что основными признаками наступления беременности являлись появившиеся у женщины прихоти в еде. Указывали на то, что обычно месяца в 1,5 женщина начинает чувствовать, что забеременела. Косвенными признаками являлось появление у некоторых женщин пятен на лице, происходили изменения во внешности. «Кто посмелее, те сразу сообщали о беременности мужу, кто был стеснительнее, то некоторое время умалчивали, пока положение не становилось явно заметно» (д. Чеплярово Омской обл.).
В предродовой период женщина должна была соблюдать целый ряд мер предосторожности. Беременным женщинам нельзя было одним ходить в баню (нельзя и сразу после родов), т.к. остерегались албасты – злого духа в образе женщины с длинными желтыми волосами и большой грудью (свои длинные груди она могла закинуть за спину. Считалось, что албасты может вынуть у женщины эц, т.е. букв.: матку, нутро, внутреннюю часть, в результате женщина или плод могли умереть. «Албасты как старуха на глаза показывается».
Аналогом албасты в поверьях заболотных татар выступает ацыс, ацыс-корткаяк, которая является вредоносным для ребенка и беременной женщины существом. Описания ацыс сходны с описаниями албасты: ацыс корткаяк также предстает в образе старухи с желтыми волосами и большими грудями.
Беременной женщине нельзя было входить в дом, где кто-то умер, провожать покойника. Нельзя было провожать гостей, т.к. считалось, что в случае нарушения данного запрета роды будут тяжелыми или могут задержаться. У тарских татар беременной женщине, входившей в дом с покойником, надо было обязательно воткнуть в одежду иголку (д. Чеплярово Омской обл.). Во время беременности нельзя было вязать, вышивать, иначе считалось, у ребенка скрутится пуповина.
Если беременная женщина хотела что-нибудь поесть, она должна была обязательно сообщить об этом мужу, близким родственникам. Йорак, йорак аш (букв.: от йорак –«сердце» и аш – «еда») – называли пищу, которую желала кушать беременная женщина. Считалось, что если не дадут беременной желаемый продукт, то ребенок может родиться с недостатками. У всех групп опрашиваемых отмечалась обязательность удовлетворения пожеланий беременной. Причем, исполнить их являлось богоугодным делом – саваплы.
Готовить необходимые принадлежности для ребенка до его рождения было запрещено. В поговорке, бытующей у сибирских татар тумаганка тус пешек (букв.: «не родившемуся – берестяная колыбель»), просматривается опасение того, что ребенок может родиться мертвым. Поэтому приданое начинали готовить только после того, как ребенок появится на свет. Первое время только родившегося младенца заворачивали в подолы старых платьев, штанов.
Если случался выкидыш пала еберу, пала китепкитате (д. Второвагай, Тюменской обл.), обмыв, его хоронили на кладбище. Мертворожденного ребенка тоже хоронили на кладбище. Прежде чем похоронить, давали имя. Если девочка, называли Омырсая, если мальчик – Омырсан (у тарских татар в аналогичном случае встречаются наречение именами Габдулла и Амина). Было принято читать молитвы хатым на 3, 7 дней. Детей, умерших в раннем детстве, хоронили так же, как и взрослых. По отношению к ним бытовал термин нарасита. «Нарасита, как птица над родителями летает, если в четверг садака даешь, а на том свете просит за своих родителей, чтобы их тоже к нему в рай отправили» (ю. Бегишевские Тюменской обл.).
Особая роль в родильном обряде отводилась повитухе. В татарской деревне повитуха всегда пользовалась большим почетом и уважением. Обычно повитухой была пожилая женщина, имевшая собственных детей и обладающая опытом ухода за грудными детьми. «Предполагалось, что женщина, помогающая ребенку родиться, вводящая его в мир людей, ограждающая маленькое беззащитное существо от злых духов, должна быть образцом чистоты, человеком исключительных моральных качеств. Помимо того, повивальная бабка должна выделяться своими личными качествами».
Повитухе приписывалась определенная магическая сила, т.к. она выполняла важную роль в появлении на свет новой жизни. Посредническая функция повитухи между миром людей и миром потусторонним просматривается в широко распространенной у сибирских татар легенде о старухе-повитухе, одну из версий которой нам рассказали в ю. Бегишевских:
«Однажды жила одна старуха – иналек. Она обрезала пуповину многим детям. Потом однажды пришел какой-то человек и позвал иналек. Она пришла в указанное место, а там паре с длинными волосами. Паре принес ведро с молоком и в нем вымыл своего ребенка паре, после того, как иналек отрезала у того пуповину. Потом иналек потихоньку опустила в ведро свое кольцо. А когда ее обратно паре перенес, то она сказала невестке – давай посмотрим ведро с молоком, а оттуда кольцо старухи выпало. Она все рассказала, что с ней случилось, и велела невестке вылить это молоко в землю, прочитав молитву, 3 раза вымыть ведро и только потом уже в него доить корову. Молоко нельзя оставлять открытым, так же нельзя оставлять открытыми еду и воду – паре пальцем ткнет. Съев эту еду и выпив эту воду или молоко, человек мог заболеть».
Аналогичные поверья, связанные с повивальными бабками, встречались и в Заболотье (д. Ачиры Тюменской обл.). По ним повитухи, принявшие 100 детей, попадали к паре. Так, например, Карбанай-корткаяк, про которую рассказывали, что приняв 100 родов, она была повитухой у паре.
Г.И. Зиннатуллина отмечает следующие определения повивальных бабок, бытовавшие у тоболо-иртышских татар: иналек (от слова ина – мать), кентек ина (от кентек – пуповина и ина – мать), картна (бабушка), аби/абей, колак ина (от колак – ухо и ина –мать), палапакцы (пала – ребенок и пакцы – от древнетюрк. багу, т.е. смотреть). Кроме того, в сибирско-татарском языке встречаются и другие термины, обозначающие данную категорию: кентекце, кентекце ина, мамай, эбилек, иналек кортакяк, пешек ина, апай корткаяк. Ф.С. Баязитова указывает на употребление в тюменском и тобольском говорах по отношению к повитухе термина мамай. Она также замечает, что термин мамай в значении бабки-повитухи активно употреблялся и в говоре астраханских татар. На употребление термина инака мамай у поволжских татар указывает Р.К. Уразманова.
Повитуху приглашали к роженице тогда, когда начинались схватки. В дом к роженице она заходила с молитвой, помахивая подолом платья, как бы отгоняя от себя злых духов, которые могли войти в дом, при этом произносила заговоры. Подстерегавшие на каждом этапе беременную (роженицу) и плод (младенца) злые силы в образе албасты, когда иналек находилась рядом с роженицей, отходили.
Считалось, что иналек бывают аягы егель (букв.: с легкой ногой), тогда роды проходили легко. Рожали, сидя на нарах урын, урынтык. Под ноги ставили таз. Если плод лежал неправильно, опытная повитуха могла даже повернуть его в животе. Иналек следила за тем, как проходили роды. Когда отходили воды, заставляла роженицу тужиться. Если роженица долго не могла родить, иналек массировала, гладила (сылау) живот, при этом произносила молитву, заканчивая ее словами «Минем кулым тугел – Айша-Фатиманег кулы / Это не мои руки – это руки Айши-Фатимы».
Во время родов мужчин в дом не пускали. На родах повитухе обычно помогала жена старшего брата роженицы енка. Она сидела сзади роженицы, поддерживала ее, гладила живот, читая молитвы с пожеланиями благополучных родов (д. Второвагай Тюменской обл.). В деревне Тукуз нам указали на факт того, что в родильном обряде в случае тяжелых родов мог принимать участие муж роженицы, «муж стоит, под мышки держит жену, потрясает, а иналек в это время помогает ребенку выйти».
Роженицы не должны были стесняться кричать во время родов, а также сообщать о своих симптомах повитухе, иначе могли умереть. Если воды отходили раньше времени, то роды были тяжелыми. Считалось, что часто причиной трудных родов была тяжелая работа. Женщины работали раньше вплоть до самых родов. «Иногда прямо в поле и рожали» – указывали многие информаторы. Только когда «затяжелеют» – в 8–9 месяцев тяжелую работу не делали.
Если роды проходили очень тяжело, то иналек роженицу покрывала сверху покрывалом и била по нему горящим веником, чтобы выгнать ель. Иногда давала понюхать, как указывают информаторы, специальный нюхательный табак самагица. «Если понюхаешь, то потом родишь» (ю. Бегишевские Тюменской обл.).
Роды обозначались термином кусе йару, кус ацылу. Считали, что разрешение от бремени кус ацылаты (букв.: глаза открываются) происходит, когда выйдет послед сун. Если послед не выходил, то роженица могла умереть. «Если его вынет албасты, то потом женщина умирает». После того, как отрезала пуповину, иналек гладила живот роженицы, чтобы вышел послед. Если родившийся ребенок не подавал голос, то громко били по металлическому тазу или ковшу. Ребенок, услышав громкий звук, начинал кричать.
Иналек сначала вытирала рот ребенку, потом мыла его в воде (в воду ничего не добавляли). Некоторые информаторы указывали, что и ребенка и роженицу мыли сразу после родов, а потом, когда уже пуповина отпадет, то снова мыли в слегка подсоленной воде (д. Тукуз Тюменской обл.). Другие указывали на то, что первый раз ребенка моют, когда заживет пуповина кынтыге тошате паланыг, т.е. через несколько дней. «В первый раз ребенка моет свекровь, старшая сестра или сама мать. Воду подсаливали» (ю. Бегишевские Тюменской обл.).
