Чехословацкие отряды Красной Гвардии
Опубликовал: zampolit, 25-03-2017, 15:45, Путешествие в историю, 1 205, 0
Установление Советской власти на Украине создало, как никогда ранее, благоприятные условия для деятельности чехословацких рабочих организаций. Киевские социал-демократы всемерно использовали новую обстановку для активизации своей работы среди военнопленных. К февралю 1918 г. чехословацкая социал-демократическая организация на Украине насчитывала 5054 члена, имела 62 местные организации (из них 46—провинциальных, вне Киева). Тираж газеты «Свобода», имевшей подписчиков в 48 губерниях России, достиг пяти тысяч экземпляров.
Чехословацкая революционная социал-демократия постепенно начинает понимать, где ее место в той борьбе, которая развернулась между буржуазией и пролетариатом. Обращаясь к исполкому Киевского Совета рабочих депутатов 25 января 1918 г., ее руководство писало: «В нынешний торжественный момент, когда Советская власть укрепляется на Украине, ЦК чешско-славянской СДРП приветствует эту новую победу русского и украинского пролетариата... ЦК считает своим долгом стоять по боку (так в тексте) русских товарищей и их рабоче-крестьянского Советского правительства в их борьбе за осуществление великих идеалов социализма и уничтожение всякой эксплуатации человека человеком...». События показали чехословацким социал-демократам, что большая часть народа, и прежде всего рабочих, идет за большевиками.
Советское правительство Украины в свою очередь всемерно шло навстречу чехословацким социал-демократическим организациям. 15 февраля руководство Чехо-славянской социал-демократической рабочей партии было официально уполномочено народным секретарем по военным делам Ю. Коцюбинским вести пропаганду среди чехословацких рабочих и солдат и формировать отряды чехословацкой Красной гвардии, как составной части социалистической армии пролетарского государства.
Формирование чехословацких красногвардейских отрядов в Киеве началось, очевидно, сразу же после занятия его советскими войсками. В некоторых городах Украины это произошло возможно еще раньше. Так, в Березани чехословацкий красногвардейский отряд начал создаваться еще в июле 1917 г. В Одессе чехословацкий красногвардейский отряд уже в середине января 1918 г. принял участие в борьбе за установление Советской власти в городе. Имеются сведения, что в красногвардейских частях, бравших Киев, было два чехословацких подразделения, в которых насчитывалось около 400 бойцов.
К концу февраля единый чехословацкий отряд Красной гвардии Киева насчитывал уже 700—800 человек, а несколько позже — около 1000. Во главе отряда стоял штаб (расположенный в доме № 51 на Фундуклеевской ул.), членами которого были бывшие солдаты корпуса, социал-демократы В. Петрас, И. Седларж, Л. Шварц, й. Жальский.
В Киеве существовали и интернациональные красногвардейские отряды, в которые входили чехословацкие военнопленные, и красногвардейские отряды отдельных промышленных предприятий, в которых, как например в отряде завода «Арсенал», также, очевидно, были чехи и словаки.
Формируются чехословацкие и интернациональные красногвардейские отряды в Екатеринославе, Таганроге, Харькове и ряде других городов. В Одессе, в частности, было организовано одно из наиболее крупных на Украине, интернациональное красногвардейское формирование— «Интернациональная гвардия». Частью ее был упоминавшийся выше чехословацкий красногвардейский отряд, созданный, очевидно, главным образом из числа чешских солдат, служивших ранее в сербском корпусе.
Филиал Чехословацкого национального совета и командование корпуса со все возрастающим беспокойством следили за уходом чехословацких добровольцев в отряды Красной гвардии. И. Маркович с тревогой писал в президиум филиала, что социал-демократы «...уже наводнили полки агитаторами за Красную гвардию и успех их не так уж незначителен, чтобы не требовал немедленных ответных мер». Острые споры шли на пленарных заседаниях филиала Национального совета и его комиссий по вопросу о мерах, необходимых для того, чтобы воспрепятствовать уходу добровольцев из корпуса в Красную гвардию.
Вопреки тем, кто требовал, чтобы уходившим из корпуса не выдавать никаких документов, в приказах объявлять дезертирами и обязательно разоружать, по настоянию Масарика было принято решение действовать более осторожно. Большевики, предупреждал Масарик, узнав об открытых враждебных действиях против своих сторонников, «могут нас завтра же расформировать». У Масарика действительно были все основания для того, чтобы призвать своих сторонников хотя бы временно воздержаться от открытого насилия. Попытки оказать давление на желающих перейти в Красную гвардию встречали решительный отпор органов Советской власти. Так было, например, когда командир 7-го чехословацкого полка в Березани попытался разоружить 200 солдат, заявивших о желании перейти в Красную гвардию. Солдаты обратились за помощью в местный Совет и ревком, которые предупредили командира полка, что он будет арестован, если не отпустит солдат с оружием. Полковник Смуглов, командовавший полком, вынужден был уступить.
18 февраля 1918 года Масарик впервые определенно заявил, что им и французскими дипломатическими представителями окончательно решен вопрос о финансировании корпуса и переброске его на Западный фронт. «Французы,— информировал Масарик членов президиума Национального совета,— приняли решение: дать нам эти деньги и призвать нас, чтобы мы тотчас же отправились во Францию. Путь — через Владивосток (на Мурмане дорога не в порядке, Архангельск замерз до мая)». За отъезд во Францию, заключал Масарик, говорят доводы политические, ибо на Украине ситуация «неясная», и стратегические, так как наша армия не сможет задержать австрийское наступление.
Таким образом, было принято, казалось бы, совершенно неожиданное решение о переброске корпуса через Сибирь и два океана во Францию, определен маршрут, ранее категорически отвергавшийся из-за его дальности и дороговизны.
Решение это может быть объяснено лишь стремлением чехословацких буржуазных политиков выждать и выиграть время.
Масарик всегда исходил из того, что чехословацкие воинские формирования должны быть использованы там и тогда, где и когда это будет наиболее политически эффективно. Он считал, что они должны принять участие в действиях на Западном фронте с тем, чтобы в решающий момент вторгнуться в Австро-Венгрию. В то же время он прекрасно сознавал, какое политическое, значение может приобрести участие корпуса в операциях на Восточном фронте и в антисоветской интервенции. Однако у держав Антанты не было еще единого плана действий против Советской России, российская контрреволюция была, по мнению Масарика, пока весьма слабым и ненадежным союзником. Между тем корпус мог подвергнуться разгрому армиями Центральных держав, вторгшимися на Украину. И, наконец, особенно опасным Масарик считал революционное окружение, влияние которого на солдат становилось все более и более ощутимым.
Маневрирование облегчалось для чехословацких буржуазных политиков тем, что в самих французских правительственных, военных и дипломатических кругах не было единого мнения по вопросу о том, где лучше использовать корпус. Заманчивым было перебросить его во Францию, где ощущалась острая нехватка солдат, но для этого требовалось значительное время и большое количество судов. Не менее заманчивым было использовать его в качестве ядра будущей интервенционистской армии, но приходилось считаться с тем, что повернуть чехословацких солдат против народа России сложно, а возможно и совершенно не реально. В обстановке, когда перспективы были неясны, а решение нужно было принимать быстро, и родилась идея переброски корпуса в Сибирь (в Омске теперь предполагалось начать формирование 2-го корпуса), а затем и «путешествия вокруг света».
Естественно, что приказ о спешном отходе корпуса с Украины в обстановке, когда плохо вооруженные красногвардейские отряды самоотверженно готовились к неравному бою с австро-германскими оккупантами, вызвал среди добровольцев не только недоумение и ропот, но и протест. Многие решительно выступали против отъезда во Францию. Немало было и таких, которые утверждали, что необходимо остаться, чтобы «принять участие в строительстве основ нового социального и политического устройства русской республики».
Еще 13 февраля подразделения 1-й дивизии начали отход на левый берег Днепра. Вслед за этим (23 февраля) штаб корпуса, а с ним и большая часть членов филиала Национального совета перебрались из Киева в Пирятин. Масарик за день до этого вместе с членами французской и английской военных миссий спешно выехал в Москву.
В обстановке разброда и смятения в руководящих буржуазных кругах и командовании, недовольства и брожения среди солдат и военнопленных, социал-демократы попытались объединиться, взять в свои руки руководство чехословацкими воинскими формированиями и начать борьбу с оккупантами вместе с советскими войсками.
24 февраля в помещении Киевского Коммерческого института было созвано собрание солдат и военнопленных, на котором был создан Чехословацкий революционный совет рабочих и солдат.
Совет, в который вошли руководители Чехо-славянской социал-демократической рабочей партии, социал-демократы — члены филиала Национального совета и Революционно-демократической рабочей организации, решил создать новую чехословацкую революционную армию. В нее должны были влиться и части корпуса, и отряды Красной гвардии, и вновь вооруженные военнопленные. Председателем Совета заочно был избран Масарик.
Однако уже на следующий день под нажимом Максы, Марковича и других, еще остававшихся в Киеве членов филиала Национального совета, Ваничек, Кисела забили отбой, а 26 февраля подписали заявление о том, что вплоть «до решения нового съезда единственным руководящим органом всего чехословацкого народа в России — солдат, пленных и колонистов — является филиал Чехословацкого Национального Совета», а «все остальные организации имеют лишь вспомогательное значение.
Руководители чехословацкой социал-демократической организации с таким пониманием роли Революционного совета согласиться не могли и вместе с руководителями Краевой гвардии заявили о своем выходе из него. Таким образом попытка под руководством социал- демократии объединить все наличные силы для совместной вооруженной борьбы против оккупантов, попытка, предпринятая без достаточной предшествующей организационной и политической подготовительной работы, окончилась неудачей.
Советское украинское правительство и командование неоднократно пытались получить от чехословацких руководителей определенный ответ на вопрос, будут ли части чехословацкого корпуса принимать участие в борьбе против австро-германцев и гайдамаков. Советские представители не скрывали всей сложности складывающейся на фронте обстановки, указывая, что вплоть до создания регулярных частей Красной гвардии натиск оккупантов первое время придется сдерживать силами чехословацкого корпуса.
Во время переговоров с представителями Советского правительства Украины в штабе Юго-Западного фронта в Фастове на прямой вопрос, будут ли чехи поддерживать советские войска в борьбе с немцами, Макса вынужден был ответить «да». Но тут же оговорился, что чехословацкие части примут участие в боях только на левом берегу Днепра и при условии, «если выяснится, что наступление - немецкое, а не украинское».
Основные силы 1-й чехословацкой дивизии уже 20 февраля под предлогом соединения со 2-й дивизией и занятия обороны на левом берегу Днепра начали движение от Житомира и Бердичева на Киев. 1 марта дивизия была уже за Днепром. Однако еще 27 февраля части 2-й дивизии в свою очередь начали отход ввиду того, как говорилось в приказе по дивизии от 28 февраля, что «перед австро-германскими войсками идут украинские части и таким образом события пока еще носят характер гражданской войны».
Уже в первых числах марта советскому командованию стало ясно, что на помощь регулярных чехословацких частей рассчитывать нельзя. «Мы могли лишь надеяться,— констатирует в своих записках В. А. Антонов - Овсеенко,— при поддержке Центрального комитета чехословацкой социал-демократической партии ...отколоть от чехословацкого корпуса некоторые революционные элементы».
В начале марта в Полтаву был вновь послан для переговоров с советским командованием представитель Чехословацкого национального совета Дакснер. Перед ним был поставлен вопрос: считают ли чехи по-прежнему немцев и их вассалов гайдамаков своими противниками и будут ли против них сражаться. Дакснер ответил, что с немцами они остаются во враждебных отношениях, а по отношению к Центральной раде будут сохранять нейтралитет. Тогда советские представители категорически потребовали от корпуса сдать оружие, заявив, что не желают иметь на своей территории нейтральной вооруженной силы.
9 марта филиал Национального совета принял решение «откровенно и энергично» заявить Советскому правительству, что поскольку Центральные державы оказывают лишь «помощь Центральной раде» и борьба на Украине ведется из-за формы правления, чехословацкий корпус отказывается принимать в ней участие. В то же время корпус отказался сдать оружие. При этом для оправдания был выдвинут аргумент о том, что корпус является частью русской армии, а русские части, «отходящие с фронта, не разоружаются, а складывают оружие, где пожелают».
Филиал Национального совета позволил себе такой ответ лишь потому, что Советское правительство Украины не имело в тот момент достаточно сил, чтобы настоять на своих законных требованиях.
Перед командованием чехословацкого корпуса стояла задача любыми средствами оторваться от наступающих австро-германских войск и обеспечить погрузку в эшелоны солдат и военного имущества. Командование 1-й дивизии попыталось начать с гайдамаками и немцами переговоры о перемирии. Хотя переговоры и закончились неудачей, они позволили чехословацким частям эвакуироваться на левый берег Днепра.
Как только 1-я дивизия переправилась через Днепр, 2 марта последовал новый приказ: «Чехословацким войскам,— гласил он,— приказано выйти с территории Украины и сосредоточиться в районе Льгов — Курск с целью дальнейшего движения на Челябинск, который становится следующим пунктом сосредоточения корпуса, а далее двигаться во Владивосток».
Вслед за этим, самовольно захватывая железнодорожные станции, подвижной состав, продовольствие и боеприпасы, бесконтрольно пользуясь телеграфной связью, чехословацкое командование стало грузить части 2-й дивизии, одновременно готовя железнодорожные эшелоны для 1-й дивизии.
При этом оно, в зависимости от обстоятельств, ссылалось то на разрешение на эвакуацию, полученное от Муравьева, то на согласие Коцюбинского сосредоточить силы обеих дивизий.
Чехословацкие части явно угрожали сорвать планомерную эвакуацию и помешать боевым действиям советских войск. Ввиду этого Верховный главнокомандующий войсками южных республик В.А. Антонов-Овсеенко был вынужден отдать приказ не выполнять не подтвержденные им приказы Муравьева в отношении передвижения чехословацких эшелонов.
Встревоженный Макса спешно выехал в Курск для переговоров с Антоновым-Овсеенко.
В эти дни для частей корпуса (передвигавшихся пешим порядком и уже погрузившихся в эшелоны) важнейшее значение приобрел железнодорожный узел Бахмач, к которому с запада (от Гомеля) и с юга (от Киева) приближались авангардные части австро-германских войск. На обоих направлениях чехословацкое командование предложило немцам заключить перемирие, пока чехословацкий корпус не будет погружен и не очистит Бахмач.
На южном участке фронта 11 марта такое перемирие было заключено, но вскоре, однако, нарушено немцами и гайдамаками. Теперь не оставалось ничего другого, как совместно с советскими отрядами попытаться задержать австро-германские войска силой.
В течение 12—14 марта 6-й и отчасти 7-й и 4-й полки вели арьергардные бои с австро-германскими войсками и гайдамаками, а на станции Бахмач — спешно грузились остальные части корпуса. Подполковник Ушаков, начальник штаба чехословацкого арьергарда, в своем донесении командованию откровенно признавал, что в боях под Бахмачем «у немцев не было ни численного, ни технического превосходства и чешские войска могли держать Бахмач и далее.
Однако перед командованием арьергарда была поставлена задача — без нужды не ввязываться в борьбу, а вывести войска из боя с наименьшими потерями, погрузить и отправить их из Бахмача, чтобы они соединились с остальными частями армейского корпуса. Эту задачу удалось выполнить, причем главные трудности при ее выполнении создавали не немцы; они вытекали из внутриполитической обстановки в России; иными словами, выполнение этой задачи тормозили командиры советских войск, поэтому пришлось пустить в ход дипломатию, угрозы, лесть и даже использовать то обстоятельство, что комиссары не имели никаких познаний в военном деле».
Действительно, как только было захвачено необходимое количество подвижного состава и угля, были погружены солдаты, боеприпасы, реквизированное продовольствие, вооружение и снаряжение, чехословацкое командование, применяя обман или угрожая оружием, спешно двинуло свои эшелоны к границам Российской советской республики. При этом, не считаясь ни с чем, оно выводило из боя свои части, сдерживавшие совместно с красногвардейцами наседавшие австро-германские и гайдамацкие войска. Делалось это зачастую без всякого предупреждения или под любым, первым попавшимся предлогом. Так, например, подразделения 4-го полка отказались сражаться лишь потому, что рядом с ним дрались красногвардейцы-интернационалисты (немцы, австрийцы, венгры).
При этом, однако, следует отличать действия чехословацкого командования от поведения рядовых солдат и низших офицеров, действительно самоотверженно дравшихся с неприятелем и с недоумением узнававших и о переговорах с немцами и о приказах покидать поле боя в самый разгар сражения, оставляя, как признавалось даже в Официальных чехословацких реляциях, храбро сражавшихся интернационалистов и красногвардейцев на произвол судьбы.
13 марта 1918 года чехословацкие части окончательно покинули фронт, поставив красногвардейские отряды Примакова, защищавшие Бахмач, в критическое положение.
14 марта В.А. Антонов-Овсеенко констатирует в телеграмме, посланной украинскому Советскому правительству в Екатеринослав: «...Положение под Бахмачем очень серьезно, благодаря предательскому поведению командного состава чехословацкой дивизии...» Советские отряды вскоре действительно вынуждены были оставить Бахмач.
Во время переговоров с чехословацкими руководителями, проходивших 13—14 марта в Курске, отмечал в своих воспоминаниях В. А. Антонов-Овсеенко, он исходил из того, что в сложившихся условиях не оставалось ничего другого, как по-возможности безболезненно пропустить эшелоны корпуса с Украины. А так как принудить чехословацкое командование предварительно сдать оружие не было реальной возможности и он не терял надежды, что корпус возможно еще примет участие в борьбе с немцами, Антонов-Овсеенко дал согласие на сдачу лишь части оружия. Макса же позднее признавался, что исходил из того, что, демонстрируя свою добрую волю, командование в то же время сдаст лишь ту часть оружия, которая «затрудняет перевозку», причем у корпуса останется «более чем достаточно» вооружения.
Согласно договоренности, достигнутой в Курске, корпус обязан был сдать в Харькове, Белгороде, Курске, Воронеже и Пензе все боевое и обозное имущество, кроме винтовок, 12 пулеметов «максим» и 12 «кольт» на полк, одной двухорудийной батареи на дивизию и соответствующего количества повозок. Однако в приказе по корпусу было предписано оставить по два орудия на каждый полк и кроме того не говорилось ничего о сдаче бомбометов и минометов. Между тем, первых было по 32, а вторых по 16 на дивизию. Таким образом, корпус оставлял оружие даже свыше штатного расписания военного времени.
Следует особо подчеркнуть, что договоренность между Максой и Антоновым-Овсеенко носила сугубо предварительный характер. Как телеграфировал после окончания переговоров в Москву начальник военных сообщений Украинской республики С. С. Бакинский, было специально оговорено, что: «договор с Главковерхом Украины нисколько не связывает Совнарком всей России и может быть изменен, но не ранее, чем все части выйдут за линию Купянск — Курск, к востоку».
В эти же мартовские дни И. Клецанда вел переговоры в штабе Московского военного округа. Как следует из записок Клецанды о беседе, состоявшейся 15 марта в фронтовом отделении штаба, ему было заявлено, что Советское правительство готово оказать всемерное содействие быстрейшей отправке корпуса во Владивосток. Однако при этом было подчеркнуто, что оно исходит из твердого убеждения, что чехословацкий корпус не ввяжется в дальневосточную авантюру.
Корпус уходил с территории Украины. Против австро-германских оккупантов бок о бок с советскими войсками продолжали героическую борьбу лишь чехословацкие интернационалисты.
Точное число чехословацких и интернациональных красногвардейских отрядов и количество бойцов, сражавшихся в них на Украине, установить пока не представляется возможным. Известно однако, что чехословацкие красногвардейцы принимали участие в боях с немцами еще на правобережной Украине. Так в Ровенском отряде В. И. Киквидзе в боях под Бородянкой и Жмеринкой принимал участие великолепно дравшийся, по свидетельству В.А. Антояова-Овсеенко, чехословацкий батальон. Чехословацкие красногвардейцы участвовали в недолгой, но упорной схватке под Киевом совместно с отрядами Чудновского. Чехословацкий красногвардейский отряд защищал железнодорожный узел Гребенку. Часть его затем, очевидно, была переброшена на север, к Бахмачу (здесь же сражались чехословацкие красногвардейцы в рядах интернационального отряда), а часть—на юг, к Золотоноше. Эти отряды вновь объединились уже под Ромоданом, а потом с тяжелыми боями, неся серьезные потери, отходили к Полтаве и Харькову. В документах, приведенных в воспоминаниях Антонова-Овсеенко, есть сведения о том, что в обороне Полтавы в составе частей Киквидзе-Барабаша, наряду с «руссо-сербским отрядом», действовал «чешский отряд» (17 марта). В оперативных документах IV армии В. И. Киквидзе при обороне р. Ворсклы фигурируют уже «чехословацкие отряды» (28 марта). Среди частей V армии Сиверса, действовавших в районе станции Ворожба (16 марта), упоминается «отряд интернационалистов и интернациональная батарея» численностью в 900 бойцов.
В 20-х числах апреля «чехословацкий батальон с батареей» направлен из Луганска в Камышеваху в резерв Донецкой армии. И, наконец, в начале мая в армии Чикваная, оборонявшей рубеж между станциями Журавкой и Уразово, числится «чехословацкий батальон» в 150 штыков, при 12 пулеметах и 1 орудии.
В дальнейшем часть чехословацких красногвардейцев влилась в формировавшуюся в Тамбове дивизию Киквидзе, часть отошла к Луганску и Миллерову, а большая группа совместно с ЦИК Чехославянской социал-демократической рабочей партии, штабом Чехословацкой Красной гвардии и редакцией газеты «Свобода»— к Таганрогу. В Таганроге только на военном заводе Русско-Балтийского общества работало свыше 1800 бывших военнопленных — чехов и словаков. Здесь, наряду с одной из самых многочисленных периферийных чехословацких национальных организаций, активно действовала крупнейшая после киевской и екатеринославской, ячейка Чехославянской социал-демократической рабочей партии (в конце 1917 г. она насчитывала 276 членов).
Чехословацкие социал-демократы — рабочие Русско- Балтийского завода принимали непосредственное участие в январском вооруженном восстании и установлении Советской власти в городе, сражались в красногвардейских отрядах против калединцев, а в середине марта часть из них по решению местного Совета была отправлена на Кубань для борьбы с Корниловым.
Во второй половине марта местная национальная организация самоликвидировалась, большинство ее членов отходило с Украину совместно с частями чехословацкого корпуса. Однако в городе еще оставались многие социал-демократы, которые и пополнили вступивший в город чехословацкий красногвардейский отряд, в дальнейшем, очевидно, отступивший на северо-восток к границам Российской республики.
Известно также, что чехословацкие красногвардейцы сражались под Екатеринославом, где 17 попавших в плен интернационалистов в апреле 1918 г. были повешены австрийскими оккупационными властями, и на юге, сдерживая наступление немцев на линии Раздельная — Одесса, а затем через Феодосию были переброшены сначала под Царицын, а оттуда в Пензу, где начал формироваться 1-й чехословацкий революционный полк.
Источник: А.X. Клеванский, Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус. Издательство «Наука». Москва 1965 г.