На первых порах, кроме подмоги на переезд, бесплатного проезда на место и иногда еще подмоги на первое обзаведение, новоприбранным ямским охотникам предоставлялись и иные льготы. Например, верхотурским ямщикам к 1600 г. дана была льгота на три года в платеже по кабальным и бескабальным долгам. По общему распорядку, с самих ямщиков и с ямских земель не взимались никакие сборы, так что посадские люди, бобыли, захребетники, платившие оброк, раз они записывались в ямщики и устраивались на ям, этим самым освобождались от всяких платежей.

Около 1605 г. верхотурский воевода попытался привлечь к отбыванию различных натуральных повинностей даже не самих ямщиков, а лишь их «наймитов ярыжных» – наемных работников, которых ямщики держали для обработки пашни и отбывания вместо себя гоньбы, но ямщики пожаловались в Москву, и было приказано этих ярыжных «ни на какие изделия не собирать». В 1615 г. верхотурским ямщикам удалось добиться еще одной льготы: их освободили от уплаты сенных денег, если, отправляясь из Верхотурья со служилыми людьми, на обратном пути они шли «по вольному найму» с хлебными запасами или с товарами разных торговых людей. Сенные деньги должны были с этих пор взиматься с ямщиков только в том случае, когда и с Верхотурья они ездили «своей волей нарочно», т.е. по вольному найму.

В «московских» городах ямские слободы ограждались от воевод своими привилегиями, и с этим воеводской власти приходилось считаться. Сибирские ямские охотники первого набора были обеспечены такими же привилегиями. Верхотурские ямщики, например, еще в 1644 г. ссылались на уставную грамоту царя Федора Ивановича. В ней, в частности, определялось, что ямщики обязаны летним путем возить лишь до Семенова дня (1 сентября), а зимним – до Благовещенья, чем, следовательно, освобождались от обязанности отпускать подводы в распутицу (разскалье). Так как эти же числа были и сроками получения ямщиками жалованья, то, по мнению И.Я. Гурлянда, «можно думать, что в грамоте вообще определялось положение ямской слободы. Однако, когда ямщики ссылались на грамоту 1644 г., в Москве уже не имели сведений о существовании такой грамоты и решили, если даже грамота такая и была, скорых гонцов с государевыми делами отпускать и осенью и весной без всякой задержки.

Таким образом, в Сибири уставные грамоты слободам быстро утратили свое значение. С ними утратилось и представление об особом ямском праве, быть может, связь с традициями, вывезенными первыми слободскими охотниками из московских городов. Ямщик здесь скорее, чем где-либо, должен был превратиться в обыкновенного крестьянина, занимавшегося кроме землепашества еще и ямской гоньбой, а это всецело передавало его в руки воеводского управления.

Общие условия сибирской жизни были таковы, что едва ли могли способствовать сохранению за ямскими слободами какой-либо самостоятельности из-за особых полномочий воевод в Сибири и необходимости интенсивно заниматься землей и промыслами. Кроме того, расселение ямщиков не обособленно, а среди крестьянского и посадского населения не способствовало развитию слободской автономии».
По своему сословному положению ямщики и в XVIII в. были близки к крестьянам. Это подтверждает выписка из журнала Тюменской воеводской канцелярии от 14 января 1750 г. «О непринуждении ямщиков брить бороды, ибо нет в них разности от крестьян, кроме того, что они освобождены от собираемых с народа государственных податей, за что им необходимо отправлять ямскую службу и почтовую гоньбу…». Да и весь образ жизни ямщиков был аналогичен крестьянскому.

На основании общих учреждений они принадлежали к состоянию казенных поселян, почему и пользовались одинаковыми с крестьянами правами на пользование землями и прочими угодьями. Относительно крестьян они имели следующие преимущества: 1) по указу 1650 г., отправляли одну почтовую гоньбу и не платили государственные подати; 2) по указу 1672 г., жившие в городах освобождались от повинностей всякого личного отправления службы; 3) избавлялись от платежа денег на исправление больших государственных дорог, на усовершенствование судоходства; 4) не несли общей внутренней погубернской повинности на воинские надобности; 5) по указу от 13 января 1714 г., освобождались даже от поставки рекрутов, но данная выгода общими учреждениями о рекрутах 1766 г. была отменена.

Ямщики пользовались землями наравне с крестьянами, занимаясь хлебопашеством, разного рода ремеслом, северными рыбными и звериными промыслами и собиранием кедровых орехов. Некоторые из тюменских ямщиков, получая от извоза купеческих кладей достаточные выгоды, не обрабатывали земель.

Ямщики всегда протестовали против привлечения их к исполнению посадских обязанностей. В мае 1717 г. ямской охотник Медведев обращался с челобитной в тюменскую воеводскую канцелярию об освобождении их от излишнего дровяного «накладу» и теми дровами «разверстаться» с другими чинами подымно, чтобы от того лишнего «накладу» не прийти в полное разорение. В челобитной, как и всегда, ямщики жаловались на трудности в ямской гоньбе и наличие посторонних обязанностей. 19 ноября 1735 г. староста тюменской ямской городовой волости доносил о необходимости снятия с тюменских ямщиков обязанностей по караулам по улицам г. Тюмени. В 1739 г. с ямщиков брали деньги на провиант, в 1740 г. собирали «подымные» деньги.

Видимо, жалобы ямщиков на неправомерность всякого рода дополнительных повинностей доходили до властей, и они, в который уже раз, давали свои указы. Так, 15 октября 1750 г. в выписке из журнала тюменской воеводской канцелярии вышла промемори Верхотурского, Туринского и Тюменского ямов от ямских управительских дел тюменской воеводской канцелярии «О непривлечении тюменских посадских людей и ямщиков для починки и исправления около г. Тюмени… рогатой палисаду… оных ямщиков в наряд и городовую работу не употреблять». А 19 ноября 1751 г. тюменская воеводская канцелярия указывала, чтобы «имеющимся в Тюмени откупщикам перевозные и за водопой и пролубных денег с тюменских ямщиков не брать.

Ямщики сами отказывались выполнять возложенные на них посадские обязанности. Так, в заседании от 29 сентября 1757 г. тюменская воеводская канцелярия констатировала: «ямщики в выборе в полицейские чины и в содержании караулов исполнение неотменное учинили…».

Послаблением пользовались также и работники ямщиков. Около 1605 г. верхотурский воевода Л. Никитин пытался привлечь наемных работников к выполнению некоторых повинностей, в частности велел собирать с них деньги на содержание общественных бань. Ямщики пожаловались в Москву. Они писали, что наймитов держат для выполнения сельскохозяйственных работ и, если их оторвать для отбывания городских повинностей, полеводством пришлось бы заниматься самим ямщикам, отчего может случиться скорой гоньбе задержание. Москва согласилась с доводами ямщиков, и воеводе приказали «наймитов ни в какие изделия не собирать».

Ямщики платили так называемый выдельный хлеб. Выдел происходил из «лишней» пашни, т.е. сверх данной вместо жалованья или оклада. Из каждого хлеба выделялся пятый сноп – с ямских охотников и пашенных крестьян, десятый сноп – со служилых людей и т.д. Выдельный хлеб собирался по выдельным книгам особыми выдельщиками при особо избираемых целовальниках. Хлеб ссыпался в государеву житницу тут же на месте. Выдел этот в 1623 г. определил тобольский воевода Ю.Я. Сулешев, который заставил ямщиков выделять хлеб на государя. Выдельный хлеб расходовался на месте. Житницы выдельного хлеба иногда имели значение хлебозапасных магазинов. Из этих житниц выдавались, в частности, ссуды на обсеменение, в том числе и ямщикам. Пашня ямских охотников называлась «белою пашнею», так как они пахали ее на себя без «выдельного снопа на государя.

В 1648 г. верхотурские и тобольские ямщики добились освобождения от сбора «выдельного хлеба» со своих пашен. В следующем году правительство предписало местным воеводам выяснить, у кого из ямщиков пашни выше установленной нормы, и брать «выдельный хлеб» со сверокладной земли. И в 1715 г. тюменские ямщики, наряду с посадскими и служилыми людьми, должны были сдавать в казну выдельный хлеб с пашенных земель, о чем свидетельствует наказная память тюменского коменданта Зубова пушкарскому голове Льву Лузинову и подьячему Ивану Крупенникову.

По мере развития гоньбы на ямщиков возлагались расходы, которые первоначально вовсе не имелись в виду: так, например, на самаровских ямщиков была возложена обязанность оснащать и содержать суда, что стоило им в год больше 50 руб. Своими лошадьми им при растущем разгоне никак было не обойтись, между тем за наем подводы они нередко должны были платить столько, сколько стоила лошадь, которая не всегда выдерживала трудного пути и не всегда возвращалась назад. Обо всем этом свидетельствуют не только челобитные ямщиков, но и факты бегства их с ямов, особенно с 20-х годов XVII в. Немалое значение в этом могли иметь и притеснения местной администрации. В отношении к ямщикам своеволие могло проявляться с особенной силой. Неслучайно, видимо, неоднократно издавались предписания воеводам не брать у ямщиков подводы без особой необходимости, а если дело не очень спешное, не посылать с ними, а ждать, пока накопятся еще дела, чтобы посылать заодно, и т.д.

В челобитной о злоупотреблениях верхотурского воеводы М.Ф. Стрешнева (1644 – 1646 г.), поданной соборным попом Василием Савиным и рассматривавшейся в Сибирском приказе в 1646 г., указывалось, что управление уездными пашенными крестьянами М.Ф. Стрешнев доверил своим сыновьям. Их разъезды по уезду, «верст по 200», на казенных ямских подводах сопровождались пьяным разгулом – с «цимбалами», избиением приказчиков и крестьян и взиманием многочисленных «кормов». В 1648 г. верхотурские охотники жаловались, что воевода Борис Дворянинов вгораживал в государеву десятинную пашню каждый клочок ямской земли, лишь только выбывал охотник, или даже если дворовое строение какого-нибудь охотника от ветхости разваливалось, так что новые ямские охотники оставались без земли, вся же ямская слобода скоро оказалась отрезанной от проезда, и, наконец, ямские лошади должны были пастись на лугу между десятинной пашней. «А зайдет лошадь в пашню – с головы берут за потраву по полуполтине, кроме того, лошадь ведут на гостиный двор, хозяина же сажают в тюрьму. Был у ямщиков еще лужок, но и его воевода велел косить на себя».

Поэтому в октябре 1648 г. ямщики участвовали в «отказе» от должности воеводе Б.С. Дворянинову, от безобразий которого вместе с другим населением Верхотурья много натерпелись. В составленной Б.С. Дворяниновым и доставленной в Москву в конце января 1649 г. росписи «советников» и «бунтовщиков» перечислялись подьячие приказной избы, пятидесятники, десятники и казаки, староста ямщиков и многие посадские люди. Целый месяц начальник Сибирского приказа князь А.Н. Трубецкой разбирал это дело.

22 января 1649 г. в грамоте новому тобольскому воеводе В.Б. Шереметеву предписывалось зачинщиков выступления против Б.С. Дворянинова И. Недовескова и Ф. Дрягина бить кнутом «на козле», а из мирских сообществ служилых и посадских людей, ямщиков и крестьян выбрать по три человека «сущих воров» и также наказать их кнутом нещадно на торговой площади.

В сибирских городах, где были ямы, население с самого начала не обязано было давать ямским охотникам подмоги, не обязано было строить ямские дворы, но только помогало ямским охотникам чистить дороги. Так, до 1615 г. одна из наиболее важных сибирских дорог – от Верхотурья до Соликамска – находилась исключительно на попечении верхотурских ямских охотников, и лишь с указанного года, по жалобе ямских охотников, было предписано впредь чистить и бродить дорогу верхотурским пашенным и торговым людям с ямщиками вместе, «за один».

Но еще в 1619 г. ямщики, сообщая, что на этой дороге мосты все погнили, а сама дорога заросла, жаловались, что никто не помогает им чистить дорогу. Надо отметить, что когда какая-нибудь дорога впервые устраивалась, то все население «за один» должно было принимать участие в общем деле. Так, в 1602 г. ямщики нового Туринского острога (Епанчина) сообщали в Москву, что по указанной дороге на Тагильское устье к Верхотурью ездить трудно, так как дорога требует больших объездов, идет по сырому грунту и пересекается тремя бродами, временами не проезжими вовсе. Между тем, по показанию епанчинских татар, есть другая дорога, более прямая и удобная. В ответ было приказано, когда дорога будет разыскана и написана на роспись, вычистить ее общими силами, взяв служилых людей из стрельцов, казаков, ямщиков и волостных татар, сколько потребуется.

Дороги в XVII в. содержались плохо, и сами по себе они были трудны, так как шли по слабозаселенным местам, промежуточных и подможных ямов было мало. Ямщики, помимо почтовой гоньбы, наряжались и для исправления дорог. Но особенность этого наряда подчеркивалась специально в делопроизводственной переписке властей.

По указу Сибирской губернской канцелярии, в 1764 г. ямщики Верхотурского и Тюменского ямов наряжались «для расчистки по Московской большой и на протчих по сибирскому тракту лесов и постройки по оным мостов и гатей на каждом против своих дач». В этом указе специально ссылались на указ правительствующего сената от 16 мая 1740 г., по которому «через ямские слободы мосты и дороги мостили сами ямщики». Указ уточнял: «чтоб и во всех по большим дорогам селах и деревнях обыватели каждой против своих дворов мосты содержали своим коштом во всегдашней исправности». И уточнялось, как это делать: «По указу 1761 г. 5 мая большие проезжие дороги содержать шириною десять сажен, а по Санктпетербургскому тракту по обе стороны в ширину между оной тридцати, а по протчему по всем трактам в обе стороны по пятнадцати сажен… лес истребить».

В местах компактного проживания ямщиков, там, где не было крестьян, они должны были сами заниматься ремонтом и поправкой дорог, мостов и перевозов без ущерба для ямской гоньбы. Указ 8 мая 1740 г. уточнял, что мосты и дороги мостить ямщики могли принуждаться в случае крайней необходимости, но уже из казенного леса и за плату.

Часто ямскую гоньбу власти заменяли ямщикам другими занятиями. Например, из «Книги конных поденщин» 1700 г. следует, что в мае верхотурские ямщики «возили воду к каменному строенью на 3 лошадях, день» и т.п. В 1702 г. 4, 6 и 10 января «возили государево вино с поварни в подвал на одной лошади». 12 января возили дрова от земской мельницы на гостиный двор на 3 лошадях и т. д.
Сословные границы и в XVIII в. были довольно жесткими, сменить род занятий было непросто. Так, в 1766 г. сибирский губернатор генерал-майор Чичерин просил разрешения Тобольского яма ямщику Петру Захарову, вступившему в тобольское купечество, «из ямщиков навсегда выключить для съезда в Камчатку и дать из Тобольского магистрата на три года паспорт».

И в середине XVIII в. власти стремились сохранить ямщиков в их сословии. Поэтому 20 июня 1745 г. было запрещено ямщикам выдавать своих дочерей в замужество за дворцовых, архиерейских и монастырских служителей.

Однако в XVIII в. сословие ямщиков, как и другое русское население Сибири, было в социальном плане довольно подвижно. Так, в число березовских купцов, внесенных в ревизские сказки города конца XVIII в., входили: Василий Егорьев сын Корепанов – из ямщиков Березовского округа; Прокопий Терентьев сын Куклин – из демьянских ямщиков; Иван Дмитриев сын Сургутский – из самаровских ямщиков.

А группа сургутских мещан, возникшая уже после 1782 г., сформировалась из представителей самых разных сословий, в том числе из шести ревизских душ ямщиков. Ямщики выдавали своих дочерей и за березовских государственных крестьян. С 1804 г. Сургут вместе с уездом был приписан к Березову. Резкий рост численности государственных крестьян здесь к 1827 г. произошел за счет перевода в это сословие березовских ямщиков.

Через доверенных лиц торговали с Березовым и Сургутом многие сибирские купцы. Демьянский ямщик Григорий Елисеев выступал в роли доверенного лица тобольского посадского Ивана Баженова, тобольского бухарца Кулея Салеева, казаца Федора Пушникова и родного брата своего Конона Елисеева. Ямские охотники со своим товаром приезжали в Березов, туринские ямщики снаряжали суда, которые ходили ежегодно с товаром через Тобольск до Сургута и Березова. Самаровский ямщик Шеламов, арендуя «рыбные ловли», добывал в год от 15 до 60 тыс. штук разной рыбы.

Предприимчивый потомок ямщика купец Максим Походяшин жил в Верхотурье. «Оригинал любопытный», безграмотный, основатель огромных и разнообразных заведений содержал в Верхотурье богатый дом, обучал своих детей по образцу дворянскому, а сам одевался как простолюдин, ходил в смурном кафтане с заплатами, сверху в армяке и в чарках», – пишет о нем П.А. Словцов.

Влияние Походяшина как строителя и содержателя винокуренных заводов, заводчика медеплавильного Петропавловского завода, нанимавшего городских и окрестных жителей и ссужавшего их деньгами, в Верхотурье было сильно. Зеленцовы, служившие при его делах, сделались впоследствии винными откупщиками. Поповы, ученики еленцовых, вошли в капиталы тем же ремеслом.

Источник: Катионов О.Н. «Московско-Сибирский тракт и его жители в XVII-XIX вв». Новосибирск, 2004.скачать dle 12.1

---