Восстания, начавшись в первой половине февраля в Ишимском уезде, быстро распространились по губернии и уже во второй половине февраля охватили все уезды: Ишимский, Ялуторовский, Тюменский, Тобольский, Березовский, Сургутский, Туринский (в последнем несколько северных волостей). Бурно клокотавшее море разыгравшейся мелкобуржуазной стихии неоднократно пыталось залить и последние наши опорные пункты — города, выделявшиеся на общем фоне как одиночные острова. К самому губернскому центру — Тюмени — банды подкатывались на расстояние десятка верст. Пригородные деревни готовы были восстать, а в самом городе в наиболее тяжелый момент было предупреждено восстание сложившейся еще ранее контрреволюционной организации; в городе Ишим были уличные бои с бандами; наконец, 20 февраля пал Тобольск, а позднее — северные города Березов, Обдорск, Сургут.

Тяжесть положения, помимо общего недостатка воинских частей и всего прочего, усугублялась полным отсутствием вооружения у местных отрядов особого назначения, которое было взято для регулярных частей, а тем более отсутствием оружия в сельских ячейках.

Все это создало объективную невозможность задержать быстрое распространение беспорядков и не допустить произведенных последними огромных опустошений. Эти опустошения были поистине огромны, так как подвергались разрушению все партийно-советские аппараты: волисполкомы, частью ссыпные пункты, заводы, больницы и школы,— уничтожению, после зверских пыток, захваченные коммунисты, продработники, честные беспартийные советские работники: служащие исполкомов, учителя и пр. Еще не подведены общие итоги, но громаднейшие разрушительные последствия восстаний вполне очевидны. Одни партийные организации по губернии потерпели жестокую убыль: по неполным сведениям, цифры потерь колеблются от 1000 до 1500, в том числе погибли на фронте два члена президиума губкома — товарищи А.Н. Оловянников и Семаков, а также погиб захваченный бандитами губпродкомиссар т. Инденбаум. Замученные, истерзанные, погибли семьи многих деревенских коммунистов — женщины, дети, часто до грудного возраста.

Конечно, сошли на нет во многих местах все хозяйственные работы: семенная разверстка и перераспределение, лесные заготовки. Огромные потери и в своем хозяйстве, и в людях понесли повстанческие деревни и деревни, подвергнувшиеся налетам бандитов. Цифра погибших повстанцев, во всяком случае, превышает два десятка тысяч.

Встав перед лицом развернувшегося восстания, Губком неминуемо должен был свернуть всю свою обычную работу и направить центр своего внимания на быстрейшую ликвидацию восстания. Эта работа была самая многообразная, начиная с издания соответствующих моменту листовок и кончая непосредственным формированием отдельных коммунистических отрядов. Губком превратился в своеобразный штаб со всеми обычными особенностями боевой обстановки.

При первых зачатках контрреволюционного движения губком принял ряд мер, долженствующих политически предупредить развитие движения. В связи с этим губком решил ускорить посылку в уезды политработников, предназначенных ранее для работ по посевной кампании, во главе с членами губкома. Удалось послать три группы работников в Тюменский, Тобольский и Туринский уезды, в других уездах этого проделать не удалось вследствие перерыва железнодорожного сообщения. Но политработники выполнили свою работу лишь отчасти, вынужденные (в Тобольском и Тюменском уездах) в силу уже вспыхнувшего восстания встать в ряды бойцов, и на этой последней боевой работе сложили свои головы два члена губкома, о которых шла речь выше.

На долгое время губкому пришлось оторвать от своего рабочего аппарата еще двух своих членов: т. Макарова — для возглавления комендатуры города и т. Вадиковского — для командования коммунистическим отрядом особого назначения.
Затем много сил нужно было дать для укрепления действующих на фронте частей; партработники вливались в отряды для политической работы среди населения, а в момент боя они представляли из себя рядовых бойцов. Общее число посланных для данных работ товарищей достигает цифры 300 человек.

Сравнительно широко была развита печатная агитация. Было издано листовок до 10 названий с общим количеством экземпляров свыше 50000. Листовки через агентов чека, через разведчиков попадали в тыл противника и производили, очевидно, надлежащее воздействие, так как белая газета в Тобольске писала об искусной, разлагающей — по отношению к населению и бандитам — работе коммунистов в белом тылу.

В самом городе была проделана агитационная работа, разъясняющая характер событий на фабриках и заводах, давшая удовлетворительные результаты.

Наконец, губком, считая себя, в свою очередь, ответственным за быстрейшую ликвидацию восстания и обязанным дать необходимую информацию центру, отправил три подробных секретных депеши непосредственно в ЦК, а также в президиум ВЦИК, РВСР и т. Троцкому (два последних — совместно с губисполкомом). Положение было таково, что ликвидация беспорядков вследствие огромного недостатка реальных сил и вооружения, обширности территории, охваченной восстанием, приняла затяжной характер и грозила повлечь за собой еще более гибельные последствия. А между тем в губернии было не подвезенных к ж. д. станциям несколько миллионов пудов хлеба, встала под угрозой полной гибели посевная кампания, был самый горячий сезон лесозаготовок, пушные и рыбные запасы, речные караваны на Севере и т. д. Подкрепления, присланные из Казани, были ненадежны и не обучены. Например, имели место переходы на сторону противника целых рот в полном вооружении.

Единственная опора — коммунисты — были безоружны, внутренняя обстановка в Тюмени складывалась неблагоприятно (пример — предупреждение за день активного выступления контрреволюционной организации, имевшей связь с чека, с воинскими частями и повстанцами).

Вполне понимая общее положение республики, губком все же считал своей обязанностью исчерпать все средства для скорейшей ликвидации восстания и по крайней мере гарантировать себя от возможных обвинений как со стороны самого ЦК, так и со стороны партийных организаций губернии в том, что губкомом не было сделано попыток к освещению происшедших событий перед центром.

Политическая окраска восстаний сначала была довольно-таки пестра, но затем, с занятием белыми Тобольска, значительно выровнялась по линии эсеровщины. Вот наиболее характерные лозунги:
1) «Долой коммунистов, да здравствует советская власть»,
2) «Свободная торговля»,
3) «Да здравствует Временное правительство, долой коммунистов и хлебные разверстки»,
4) «Смерть коммунистам, да здравствует советская власть»,
5) «Да здравствует Учредительное собрание»,
6) «Долой коммунистов, не нужно товарищей»,
7) наконец, наиболее колоритное: черное знамя с надписями белыми буквами «С нами Бог и царь Михаил II».
Гораздо выдержаннее и прямолинейнее лозунги в Тобольском районе (царство эсеров и отчасти кадетов):
1) «Долой коммунистов, да здравствуют хлеборобы»,
2) «Власть должна принадлежать всему народу, а не одной какой- нибудь группе или партии»,
3) «Да здравствует свободный труд в свободном государстве»,
4) «Только та власть прочна, которая защищает власть трудящихся»,
5) «Да здравствует свободная Сибирь, да здравствует свободная Россия».

Но наиболее характерным и общим является лозунг «Долой коммунистов, да здравствует советская власть» или «Да здравствует общенародная власть, но без коммунистов». Другие черносотенные лозунги наблюдались в отдельных местах, когда оголтелое кулачество не выдерживало тона и ускользало из-под руководства своих более толковых вожаков. Этот практический лозунг находил себе практическое применение (помимо вполне понятного поголовного уничтожения коммунистов) в строительстве повстанцами новой своей власти.

Конструкция этой новой власти была в общем и в целом однообразна. Старые советские институты власти в деревне — волисполкомы и сельские советы — формально сохранились, но контингент их членов, конечно, не имел ни одного коммуниста. Иногда они заменялись военными штабами, а председатели именовались комендантами или начальниками штабов. В захваченном повстанцами Тобольске был организован крестьянско-городской совет, где сидели эсеры и кадеты, а также были представлены профсоюзы (в последнее время по неизвестным причинам это представительство было отстранено).

Политическая окраска восстаний, построение новой власти носят определенный эсеровский характер, тон, выдержанный в духе последнего слова контрреволюционной моды,— «Свободно избранные советы». Показательно, что тобольские кадеты заключили тесный альянс с эсерами и своим активным участием в крестьянско- городском совете (председатель и заместитель последнего, между прочим, оба кадеты) подчеркнули, что они хорошо понимают указующий перст своего лидера г. Милюкова. Заслуживает замечания тот факт, что на фоне этого добродетельного народовластия, которое было создано в Тобольске, немедленно появилась и открытая черная сотня, ратовавшая за реставрацию монархизма, и, очевидно, довольно успешно, так как тобольским правителям пришлось обратиться с воззванием к населению с призывом не поддаваться на агитацию черносотенных купцов-спекулянтов и пр.

Наконец, еще один штрих к общей картине: доказано участие в восстании офицерства, частью уже ранее незаметно обретавшегося где-то по глухим углам в деревне или сидевшего где-нибудь в кооперации (как в Тобольске), немедленно вынырнувшего на поверхность при начале движения, частью перешедшего на сторону повстанцев из специально-технических частей Красной Армии (33-е полевое строительство, осевшее в Ялуторовском уезде после прихода Красной Армии в 1919 году).

Начиная от монархистов и кадетов и кончая эсерами, значение которых нельзя переоценить, назвав ее первопричиной восстания. Целый ряд определенных данных показывает, что на 1 февраля 21 года было назначено восстание по Сибири, и оно действительно взяло свое начало как раз с этого времени в Омской, Алтайской, Челябинской и Тюменской губерниях. Историческая роль эсеров в этом случае слишком известна, чтобы было можно много об этом говорить. Крестьянские союзы — реальный факт в некоторых районах Тюменской губернии.
И эти крестсоюзы нащупывают даже малоискушенные в тактике и методике работы эсеров наши политработники, выезжавшие в деревни после подавления восстания. Вот, например, дословное заявление одного товарища: «Из целого ряда допросов белобандитов было видно, что у них в каждой деревне и селе был кружок эсеров не эсеров, а вообще контрреволюционный».

Задачи этих кружков были таковы: всячески и всеми мерами вести пропаганду против союзов и т. д. Эти кружки были спаяны местами крепче наших комячеек. Каждый шаг и каждое действие было продумано и согласовано с общей ситуацией нашей республики. Во главе этих кружков стояли более грамотные люди из крестьян, из почтовых чиновников, из учительниц и т.д. У них было изучено положение наших партийных ячеек, их слабость и т. д.

Как нельзя более показательно выпячивается здесь, из этих слов, действенная роль эсеров в подготовке восстания и характер ими создаваемых крестсоюзов. Кстати сказать, сам ЦК нашей партии в своем годовом отчете от IX до X съезда определенно указывает, что имена заграничных лидеров эсеров связаны с кулацкими восстаниями в Тюменской губернии.

Обращаясь к исследованию почвы, на которой взросли махровые цветы контрреволюционных восстаний, нужно сказать, что она была благоприятной для последних.

В силу ряда объективных условий для всей республики в Тюменской губернии после первых месяцев «романа» с крестьянством пришлось потребовать от него многих государственных обязанностей, часто больно ударявших его по карману. Разверстки, труд и гужповииности многообразных видов вызвали с первого раза враждебное отношение к себе со стороны крестьянства, социальная сущность которого не могла примириться с тем, что советская власть требовала от него по невыгодным для него условиям в пользу абстрактных и далеких для его понимания общих интересов государства: хлеба по разверстке, рабочих рук и лошадей для лесозаготовок. Эта глухая враждебность после известной подготовки со стороны антисоветских сил вылилась в бурные формы восстания, когда мелкобуржуазная стихия расплясалась и оголилась вовсю. Красочным штрихом к этой картине могут служить следующие лапидарные ответы некоторых допрашиваемых бандитов на вопрос, куда и зачем вы шли: «Я шел убивать коммунистов и красноармейцев, потому что советская власть брала у нас разверстку и заставляла пилить дрова». Неприязненное отношение к продразверстке питалось также отдельными неправильными действиями, иногда просто преступными деяниями отдельных продработников. Бесхозяйственность, бессистемность, от которых не свободны наши хозяйственные органы, были примечательны для зоркого и ревнивого на этот счет мужицкого глаза и подогревали общее недовольство.

Губкому настоящего состава не пришлось оказать своего влияния на продкампанию, так как она началась тремя месяцами раньше до его избрания на 3-й губконференции в декабре 1920 года, когда разверстка уже заканчивалась, но еще все же на одном из декабрьских заседаний президиума губкома был поднят вопрос о работе продорганов, о некоторых неправильных болезненных формах ее, о грубом, бесцеремонном отношении к населению со стороны некоторых продработников и было вынесено решение о:
1) Производстве через органы РКП и ЧК широкого и тщательного обследования на местах после выполнения основных видов разверстки всех тех отрицательных фактов, которые явились следствием неправильного в отдельных случаях проведения продкампании.
2) Предании виновных в преступных деяниях, халатности и небрежности суровому суду с широкой оглаской среди населения (такое суровое преследование виновных продработников во время продразверстки не могло быть допускаемо, как заявлял предгубчека, по специальным директивам ВЧК).
3) Об издании приказа к продработникам от имени губисполкома, губкома и губпродкома об искоренении отдельных фактов недопустимого бестактного отношения к населению, о введении планомерности в производимые конфискации, о безусловной недопустимости отбирания семян в разверстку, о бережном отношении к беднякам и семьям красноармейцев.

Но, очевидно, эти меры оказались уже запоздалыми, равно как и специальное обращение-приказ к продработникам о тактике и способах подхода к населению и строгой наказуемости их проступков от имени губисполкома, губкома и губпродкома, выпущенное перед началом семенной разверстки (приказ, между прочим, характерный тем, что из-за него губкому пришлось выдержать большую борьбу с губпродкомиссаром, утверждавшим большой вред приказа для темпа и твердости проведения семенной разверстки).

Известной почвой для восстаний могла послужить слабая политическая кампания перед началом семразверстки и забронирования. И в этом отношении ошибка губкома последним признается.

Гораздо более серьезным в смысле благоприятствования восстанию представляется общая слабость политической работы в деревне. Наши партийные организации не сумели противопоставить тонкой, умелой антисоветской агитации свою уничтожающую первую (имеется в виду контрреволюционная агитация) политическую работу.

Общим резюме ко всему вышесказанному может явиться следующая резолюция об анализе событий пленума губкома, которая затем подтверждается губпартийным совещанием 25-27 февраля:
«Установить, что причины, вызвавшие контрреволюционные беспорядки в пределах некоторых уездов Тюменской губернии, заключаются прежде всего в усиленной организованной работе контрреволюционных сил.

Почвой для беспорядков, с одной стороны, явилось недовольство крестьянства проведенной продразверсткой и начавшейся семенной разверсткой в силу новизны и социальной враждебности к последним населения, отдельных неправильных действий, а иногда и преступных деяний со стороны некоторых продработников; с другой стороны — общая слабость наших еще не окрепших партийных и советских организаций; общая слабость политической работы в деревне».

Забегая несколько вперед для полноты и цельности общей картины и захватывая текущий месяц апрель, не входящий вообще в очередной период, общую политическую обстановку губернии следует признать тяжелой. Если восстания в основном и целом ликвидированы, то остались еще многочисленные, во многих случаях хорошо вооруженные банды, непрестанно нарушающие порядок, срывающие советскую и партийную работу, производящие грабежи, вырезывание целых ревкомов, иногда по нескольку раз в одной и той же волости. Но невероятно, что в губернии может укрепиться на неизвестное время «Украина»: бандитизм со всеми его вредными сторонами.

Партийные и советские аппараты сколько-нибудь сносно не восстановлены, так как гибель не менее как 1500 старых (по местному деревенскому стажу), более или менее выработавшихся коммунистов везде и всюду тяжело дает себя знать.

Сугубо ухудшилось положение с продовольственным и семенным делом. В силу происшедших событий время до продналога не могло быть использовано для внутреннего перераспределения хлеба, некоторые ссыппункты были солидно разграблены, и теперь многие беднейшие группы сельского населения голодают и огромными толпами осаждают исполкомы.

А между тем последним распоряжением наркомпрода сельское население снято со снабжения. Принимаемые губисполкомом меры к частичному снабжению сельского населения продовольствием не выводят совсем из положения.

В городе Тюмень в целях экономии сократили паек населению, и местные — полуобывательские, вообще говоря,— рабочие, не привыкшие к такому обычному для центральной России подтягиванию животов, не замедлят реагировать на это по меньшей мере глухим недовольством.

Не лучше дело обстоит и с семенами, так как семразверстка, забронирование не везде прошли, и переброски семян из более богатых районов в нуждающиеся были невозможны вследствие распутицы. А теперь уже поздно, и большие площади земли могут в худшем случае оказаться незасеянными.

Разбитые и уничтоженные, часто до основания, хозяйства и семьи деревенских коммунистов; разграбленные, а иногда и вырезанные сотнями людей коммуны; не потерявшие еще своей ранящей остроты кошмарные сцены бесчисленных пыток и зверств со стороны бандитов; с другой стороны, десятки тысяч убитых повстанцев и, таким образом, лишенные иногда большей части взрослого мужского населения деревни и т. д. и т. д.—- все это дополняет общую картину кровавого хаоса разрушения.

Не удивительно поэтому, что весьма нередко наши местные партийные организации, отдельные члены партии, к тому же далеко и далеко не везде вооруженные (а вооружались они, надо сказать, только захваченным оружием от бандитов) и не прошедшие еще настоящую коммунистическую выучку, насыщены упадочными настроениями, чувствуют себя оглушенными каким-то сильным ударом и не понимают элементарной логики происшедших событий, с глухой злобой иногда обвиняют высшие органы власти, чаще всего уездную власть, видя в них исключительных виновников восстания.

Не удивительно также, что бурно и довольно бестолково проходят сейчас уездные съезды советов, несмотря на то, что коммунисты там имеют все-таки превалирующую роль и на съездах присутствуют специально посланные авторитетные члены губкома.
Работников нет. Нет не только в деревнях, это понятно, но и в уездных центрах. Нельзя назвать работниками тех, кто недалеко ушел и возвысился над уровнем среднего члена деревенской ячейки. Немногие единицы выдержанных, стойких работников задыхаются в окружающей полуобывательской атмосфере, кладут последние свои силы на изнуряющей непомерно тяжелой работе.

Но на этом окрашенном в мрачные тона фоне общей обстановки вырисовываются довольно ярко выраженные светлые моменты. Наблюдается вполне определенный перелом в настроении крестьянского населения. Отношение к бандитам враждебное, и оно все больше усиливается по мере увеличения, которые теперь начали грабить самих крестьян. Сами крестьяне ловят бандитов, приходя к воинским частям с просьбой прогнать от них бандитов. Отношение к советской власти и к коммунистам также резко изменилось в лучшую сторону: крестьяне, поняв бессмысленность восстаний, начинают смотреть на советскую власть и коммунистическую партию как на власть, способную установить порядок и дать возможность после трудных переходов достигнуть лучших времен.

Надежды на улучшение положения при успехе восстаний уже нет. Если раньше множество (а может быть, и большинство) крестьян на восстание шли неохотно, как мобилизуемые бандитами, если раньше в период наибольшей горячки целые волости эвакуировались вместе с нашими частями при отступлении последних и скрывали от руки бандитов или подавали приговоры за своих коммунистов, то теперь это обычное явление.

Этот перелом в настроении крестьянских масс еще резче и отчетливее характеризуется небывалым наплывом в партию: записываются в ячейки иногда чуть не целыми деревнями. Некоторые волости насчитывают теперь в ячейках по несколько сот человек (в одной Шатровской волости с окружающими селениями насчитывается до 600 человек, большей частью рабочих овчинных шубных заводов). Этих вновь всыпающих в партию можно разделить на три группы.

Первая группа — лица, безусловно преданные и твердые, наиболее сознательные, большей частью пострадавшие от бандитов и носящие на своем теле следы от самодельных бандитских пик. Вторая группа — лица, вступающие в ячейки для сохранения своего хозяйства, для собственной защиты от бандитов. Наконец, третья группа — лица, у которых рыльце в пушку и которые вхождением в партию думают замазать свои грехи и преступления.

Первая группа количественно довольно крупная и безусловно, за редким исключением, останется в партии и будет твердым оплотом. Вторая группа, собственно говоря, скорее советская, чем коммунистическая ячейка, строго просеянная, процеженная, также оставит много преданных и сознательных людей в партийной организации. Третья группа — совсем вышвыривается из партии и близко на порог даже не допускается.

Таким образом, мы констатируем определенную классовую дифференциацию в деревне.

Если раньше даже в нашей партийной среде шли споры о том, можно ли или нет расколоть сибирское крестьянство, то теперь это классовое разделение, родившееся в огне и буре кровавых восстаний,— реальный факт. Следовательно, заключая, несмотря в общем на тяжелую обстановку (разрушения, растерянность, запуганность населения, продовольственный и отчасти семенной кризис, беспорядочное состояние умов партийных товарищей, непрекращающиеся налеты банд), есть объективные условия, которые позволяют восстановить положение, развернуть — может быть, еще в большем масштабе — партийно-советскую работу и создать крепкую революционную базу в деревне, могущую предупредить повторение кровавых экспериментов.

Эти выводы уже сделаны X съездом партии — изменение взаимоотношений с крестьянством (продналог и пр.). Эти изменения — наиболее ценное приобретение текущей эпохи, которые сулят в будущем много положительных достижений в крестьянской деревне.

Далее (в условиях Тюменской, преимущественно крестьянской, губернии), нужно еще раз подчеркнуть и на деле осуществлять перенесение центра тяжести работы на деревню: нужно подчинить и закрепить за собой идейное руководство в деревне, ушедшей из-под нашего коммунистического влияния; развить в огромной степени политическую работу среди крестьянства, которая раньше была слаба.

Затем, необходимо в такой же огромной степени развить работу по укреплению партийных организаций, в особенности в деревне, довести до большего напряжения работу по коммунистическому просвещению, хорошему перевариванию в коммунистическом желудке свежих еще масс вновь вступивших в партию: иначе эти новые члены будут бременем и даже вредным бродильным элементом в партии.

Затем, нужно объявить последовательную жестокую борьбу против бесхозяйственности, бессистемности отдельных наших советских органов, против чинодралов в деревне, творящих как те, так и другие почву для контрреволюции.

Затем, конечно, надлежит последовательно укреплять и усиливать органы революционной охраны: чека, милицию.

И, наконец (что тоже весьма важно), создать крепкие коммунистические части как в городе, так и в деревне, обученные и вооруженные (ибо в нашей губернии даже при нормальной обстановке были слабые коммунистические кадры и жалкое вооружение — и то только в городе).

Вот наиболее главные выводы, которые логически вытекают из анализа происшедших событий и создавшейся обстановки. Предстоит непомерно трудная работа, громадные, сложные задачи. И надо вполне объективно заявить, что без всесторонней помощи центра партийным организациям губернии ни в каком случае не справиться с новой работой и задачами. Нужны новые хорошие, дельные, тактичные работники, по крайней мере 300 человек, работники губернского, уездного, районно-волостного масштаба. Нужны интеллектуальные лекторские силы, по крайней мере несколько десятков человек, для открытия партшкол в уездных и районных центрах. Нужна литература для деревни, нужна литература для партячеек, партшкол. Нужно — ив кратчайший срок — вооружение для коммунистических кадров.

Эти жгучие запросы и потребности удовлетворить местными силами и местными ресурсами совершенно невозможно. Перед ЦК нашей партии и его Уральским бюро стоит объективно неотложная задача оказать всестороннюю помощь Тюменской губернии, и надо думать, что эта помощь будет дана.

Использован Политический отчет Тюменского губкома РКП(б) за февраль — март 1921 года г. Тюмень. апрель 1921 г. ЦДООСО, ф. 1494, on. 1, д. 41, л. 16-23. Машинописный подлинник.

Источник http://www.alexanderyakovlev.org/скачать dle 12.1

---