Проблемы материального обеспечения Сибирской белой армии
Опубликовал: lomsecret, 21-12-2016, 12:10, Путешествие в историю, 1 430, 0
Без всякого преувеличения можно сказать, что главным источником материально-технического обеспечения Сибирской армии были боевые трофеи. «Наши интенданты красные, - говорили генералы Голицын и Вержбицкий английскому генералу А. Ноксу в октябре 1918 г., - что от них заберем в боях, то и имеем, с тыла ничего еще не получали».
Взятых в плен красногвардейцев и красноармейцев, как правило, разували и раздевали до нижнего белья. Впрочем, красные поступали точно так же. Даже если конфискованные таким образом обувь и одежда не требовались новому владельцу лично, их всегда можно было выгодно продать гражданскому населению.
После призыва новобранцев численность Сибирской армии увеличилась более чем в три раза, обострив и без того трудноразрешимую проблему материально-технического оснащения войск. Штаб Западно-Сибирского военного округа мог, в той или иной степени, обеспечить новобранцев только предметами снаряжения (ремни, котелки, фляги), запасы же обмундирования, белья и теплой одежды были весьма ограничены. Вопрос об обеспечении новобранцев вооружением стоял еще острее.
По мере притока новобранцев в кадровые полки увеличивался приток жалоб на невозможность разместить всех молодых солдат в казармах, обеспечить их теплой одеждой, обмундированием и обувью. Чтобы хоть как-то улучшить сложившуюся ситуацию командование Сибирской армии решило распустить по домам часть уже призванных новобранцев.
20 сентября 1918 г. начальник штаба армии генерал П. П. Белов разрешил командирам кадровых полков уволить в отпуск до 25 % состава кадровых полков. Отпуска могли предоставляться новобранцам «по слабости здоровья» сроком на 1-2 месяца.
Крайне остро в кадровых частях Сибирской армии также стояла проблема обеспечения новобранцев жилыми помещениями и обмундированием, причем трудности эти в основном носили объективный характер. 20 августа, за пять дней до начала призыва, начальник штаба Степного Сибирского корпуса подполковник Л.Д. Василенко докладывал командиру корпуса, что независимо от всех прилагаемых усилий предоставить каждому новобранцу кров, пищу, одежду и немедленно приступить к занятиям не представится возможным. По его словам, квартир не хватало, а те, которые имелись, еще не были приспособлены для жилья из-за отсутствия рабочих рук и медлительности в ассигновании средств.
По данным на 20 августа во всех местах формирования запасных полков было отведено помещений на половину штатного состава, а нар построено лишь на четверть. В Омске предполагалось подготовить помещений лишь на 2 тыс. человек, тогда как реально пришлось разместить более 12 тыс. новобранцев. Интендантство, по свидетельству Л.Д. Василенко, обещало удовлетворить запасные части лишь на 1/8 от необходимого обмундирования и постельного белья. Совершенно отсутствовали одеяла. Не менее остро стоял вопрос с обеспечением запасных полков вооружением.
Общее количество винтовок, имевшееся в распоряжении штаба корпуса, позволяло выделить одну винтовку на 6-7 человек.
Исходя из вышеизложенного, подполковник Василенко ходатайствовал перед командиром корпуса о том, чтобы осуществить призыв новобранцев в два этапа: в первую очередь призвать граждан срока службы 1920 г., после восьминедельной военной подготовки направить их в действующие части и лишь затем осуществить призыв граждан срока службы 1919 г. Это позволило бы по крайней мере в два раза сократить дефицит жилых помещений, постельного белья и т. д. Однако данное предложение не было принято.
Безрадостную картину состояния быта 5-го Степного кадрового полка нарисовал старший адъютант оперативного отделения штаба Степного Сибирского корпуса штабс-капитан В. А. Завьялов, находившийся в Семипалатинске в конце августа - начале сентября. В докладе на имя начальника штаба корпуса он отмечал, что для размещения шестнадцати рот 5-го кадрового полка были отведены несколько магазинов, а также большие частные дома, которые ко времени прибытия новобранцев совершенно не были оборудованы из-за отсутствия в городе строительного материала. Новобранцы прибыли в полк без верхней одежды и обуви. В складах же ни шинелей, ни сапог, ни белья не было.
В Семипалатинске совершенно отсутствовали общественные бани, и молодые солдаты вынуждены были ограничиваться купанием в Иртыше. Надо заметить, что в это время в городе свирепствовала эпидемия холеры.
Верховный главнокомандующий генерал В. Г. Болдырев, посетив 17 октября 1918 г. расположение второго батальона 8-го кадрового полка, записал в своем дневнике: «Картина потрясающая: люди босы, оборваны, спят на голых нарах, некоторые даже без горячей пищи, так как без сапог не могут пойти к кухням, а поднести или подвезти не на чем... Солдаты сами по себе отличные, хорошо обучены, и если не бунтуют, то это положительное чудо».
Начальник штаба Сибирской армии, присутствовавший 5 ноября на тактических занятиях того же полка, обратил внимание на слабую подготовленность солдат в тактическом отношении и малочисленность офицеров в полку. Командир корпуса генерал-майор А. Ф. Матковский, осмотрев две роты, отправляемые на фронт, заключил, что люди в этих ротах представляют из себя необученную толпу, «пушечное мясо».
11 ноября 8-й кадровый полк посетил командующий Сибирской армией и также остался им очень недоволен. Солдаты выглядели «босяками». Занятия с ними производились в тесном и темном помещении, в силу чего офицер, проводивший занятия, не видел большинства подчиненных. Взводные и отделенные командиры не принимали участия в работе, столпившись за спиной офицера. В роте по списку числилось 500 человек, налицо состояло лишь 300 человек при трех офицерах.
Аналогичная картина наблюдалась и в других кадровых полках Сибирской армии. Капитан А. В. Мартын, назначенный помощником командира вновь формируемого 32-го Сибирского стрелкового полка, по прибытии в конце ноября 1918 г. в Канск получил самое удручающее впечатление от состояния местного гарнизона. В помещениях, в которых размещались новобранцы, «творилось что-то невероятное: грязь, выбитые стекла, поломанные наружные двери..., отсутствие топлива, и в результате невероятно низкая температура воздуха, что в связи с отсутствием у многих сапог и обмундирования... ставило новобранцев в невероятно тяжелые условия жизни».
Несмотря на трехмесячное пребывание в части, они «походили на кого угодно, только не на солдат». Из более чем двух тысяч новобранцев, числившихся в составе Канского гарнизона, налицо оказалось лишь около 400 человек, тогда как остальные разбежались. Массовое дезертирство новобранцев, по мнению А.В. Мартына, объяснялось исключительно вышеизложенными условиями жизни. По его свидетельству, все новобранцы в один голос повторяли характерную фразу: «Сидишь-сидишь, холодно, нет дров, одежды, и сапог не дают, свои износились, обернешь ноги тряпками, да и ходу домой».
Одеть новобранцев из-за отсутствия обмундирования не представлялось возможным, но починить двери, утеплить окна и заготовить дрова было вполне по силам местному военному руководству. Однако начальник Канского гарнизона подполковник Винтер, по свидетельству капитана Мартына, оказался совершенно не знаком с положением в частях. Его преступная халатность во многом усугубила и без того плачевное состояние новобранцев.
Нет ничего удивительного в том, что новобранцы упомянутых 5-го и 8-го Степных кадровых и 32-го Канского полков оказались весьма восприимчивыми к антиправительственной агитации.
17 декабря 1918 г. инспектор пехоты Отдельной Восточно-Сибирской армии генерал-майор Л. Н. Скипетров осмотрел 29-й и 30-й полки 8-й Читинской стрелковой дивизии, расквартированные в Березовке. Личный состав размещался в неотремонтированных и плохо отапливаемых помещениях. Солдаты, ввиду отсутствия матрацев, спали на голых нарах. Обмундирование у них почти совершенно отсутствовало, нижнее белье имелось только по одной паре на человека. Оставляло желать лучшего и обеспечение полков вооружением. Так, на одну роту в среднем приходилось всего 3-4 трехлинейных винтовки и 20 берданок. Пулеметов и бомбометов не было вообще.
Общее заключение генерала Скипетрова гласило: «Начальник дивизии и полки, а также и штаб дивизии еще не наладили между собой должной связи и нормальных служебных отношений. Нет достаточной твердости управления. Полки обставлены нищенски. Люди не вооружены, плохо одеты. Офицеры плохо устроены и нуждаются в возобновлении своих знаний. Недостаток опытных руководителей по тактике и стрельбе. Солдаты призванных сроков представляют отличный материал и при устранении недостатков снабжения и обучения могут составить отличный кадр для дальнейшего разворачивания частей».
Но, пожалуй, еще более критическим оказалось положение, сложившееся в уральских кадровых полках, которые уже в декабре 1918 г. в полном составе начали выдвигаться на фронт. 22 ноября 1918 г. командир 5-го Уральского кадрового полка полковник П. П. Раутсен сообщил начальнику штаба 2-й Уральской кадровой дивизии об отсутствии в полку подготовленных к бою солдат, а 25 ноября заявил начальнику дивизии, что к 1 декабря полк к выступлению в поход готов не будет. Как следует из его докладов, полностью обмундированных солдат в полку не было: часть людей имела шинели, но не имела рубах или шаровар, другая часть имела рубахи или шаровары, но не имела шинелей. У всех солдат отсутствовало нижнее белье и портянки. «Кое- какой» обувью располагала лишь 1/3 солдат, остальные имели или совершенно негодную обувь (в том числе лапти), или ходили босыми. 2/3 солдат «за неимением обуви» не прошла строевой и полевой подготовки. Из-за нехватки винтовок, а также отсутствия учебных и боевых патронов полк не прошел и огневую подготовку. Походных кухонь и обоза полк не имел, если не считать 22 саней для обслуживания хозяйственных нужд воинской части. Вместо положенных по штату 513 лошадей полк располагал только 38, да и те вследствие усиленной работы находились в изнуренном состоянии. Специальные команды в полку к занятиям еще не приступали, так как не было лошадей, седел, пулеметов, бомбометов и телефонного имущества.
В связи с вышеизложенным П. П. Раутсен обращался к начальнику дивизии: «Прошу Ваших указаний, как мне двинуться с полком в поход, не имея походных кухонь, лошадей, обоза и обуви. При настоящем положении я могу отправить только маршевые роты на пополнение других частей, уже имеющих все хозяйственные приспособления».
Впрочем, в трудностях, с которыми столкнулся полковник Раутсен, имелась не только объективная, но и субъективная составляющая. Хороший командир во все времена был способен самостоятельно решать хозяйственные проблемы своей части, если, конечно же, для этого имелось соответствующее желание и стремление. Характерна позиция, занятая Раутсеном. Он не перечисляет, что конкретно и в каких количествах ему требуется, чтобы выступить с полком на фронт, а достаточно безапелляционно заявляет о том, что отправляться в поход не намерен.
До начала октября 1918 г. командиру корпуса генералу Ханжину отказывалось в праве осуществлять заготовку обмундирования собственными силами. В то же время, несмотря на неоднократные просьбы самого Ханжина и корпусного интенданта, Уральский корпус не получил от центральных снабженческих органов ни одной пары сапог, ни одной шинели, папахи и т. д., за исключением некоторого количества белья и телогреек. В конце концов, интендантство Западно-Сибирского военного округа совершенно отказалось снабжать корпус.
Безвыходное положение заставило генерала Ханжина прибегнуть к нежелательной для него мере - передаче заготовок обмундирования непосредственно в части. В приказе по войскам корпуса от 5 октября 1918 г. он писал: «Части Уральского корпуса с призывом новобранцев нуждаются в обмундировании. Мастерские не в состоянии заготовить сразу того громадного количества обмундирования, которое требуется для корпуса. В деревнях, станциях, селах, в особенности в городах, лица, не состоящие в армии, носят солдатское казенное обмундирование, распроданное и растащенное большевиками.
Наступающие холода заставляют меня принять крайние меры и одеть людей. Ввиду изложенного приказываю моим уполномоченным и начальникам гарнизонов в течение пяти дней со дня получения сего приказа произвести реквизицию солдатских вещей за плату по ценам: шинель от 20 до 75 руб., рубаха суконная - от 10 до 27 руб., шаровары суконные - от 8 до 21 руб., малескиновые - от 3 до 6 руб., фуражка - от 4 до 8 руб., рубаха малескиновая - от 4 до 8 руб.». Деньги на покупку обмундирования должен был выдать корпусной интендант по представлении смет. Принятые вещи командир корпуса приказал употребить на обмундирование частей, входивших в состав 6-й и 7- й Уральских дивизий горных стрелков и Уральской кадровой бригады.
За ношение военного обмундирования лицами, не состоявшими в армии, за сокрытие указанных вещей или же за их покупку и продажу предусматривался штраф в размере до 3 тыс. руб. или тюремное заключение на срок до трех месяцев и бесплатная реквизиция всех сокрытых вещей.
19 октября 1918 г. начальник 6-й Уральской дивизии полковник В.М. Нейланд объявил в г. Златоусте и Златоустовском уезде платную реквизицию у гражданского населения седел артиллерийского, кавалерийского и казачьего образцов, каковые в пятидневный срок надлежало доставить в штаб дивизии. Лицам, не исполнившим данное распоряжение, грозил денежный штраф до 3 тыс. рублей или тюремное заключение сроком на 3 мес, с бесплатной реквизицией сокрытого.
Приказом № 36 от 30 октября 1918 г. врид уполномоченного командира III Уральского корпуса по охране государственного порядка и общественного спокойствия в Екатеринбургском, Камышловском, Шадринском, Красноуфимском, Ирбитском и Верхотурском уездах полковник М.Н. Некрасов обязал всех портных города Ирбита и десятиверстной полосы его окрестностей два дня в неделю работать на оборону и сшить не менее четырех шинелей или 10 рубах, или 12 шароваров за соответствующую оплату. В течение трех дней со дня объявления приказа представителям портняжных мастерских и всем одиночным портным предлагалось явиться в штаб 8-го Уральского кадрового полка для регистрации.
В тот же день полковник Некрасов приказал начальнику Шадринской уездной милиции в трехдневный срок зарегистрировать всех проживавших в городе и уезде сапожников. Каждому сапожнику в течение двух недель предлагалось изготовить две пары армейских сапог из материалов, предоставляемых Шадринским кожевенным комитетом.
Путем реквизиции вещей, организацией швален и сапожных мастерских, привлечением мастеровых из числа новобранцев и военнопленных многое удалось сделать, но все же предпринятые меры оказались далеко недостаточными для того, чтобы обеспечить обмундированием 60 тыс. человек.
«Наступившие холода застали корпус необутым, неодетым, без теплых вещей», - писал генерал М. В. Ханжин командующему Сибирской армией 26 октября 1918 г. По его словам, «генерал Голицын, чтобы отправить на фронт по экстренной просьбе генерала Гайды половину своей дивизии, вынужден был почти раздеть другую. Отсутствие обмундирования, обуви, теплых вещей задерживает обучение, никак нельзя сразу вывести всех людей из казарм... Недостаток обмундирования и особенно контраст с соседними чехословаками и сибиряками может вызвать тяжкие последствия...», - предупреждал командир Уральского корпуса.
Опасения Ханжина имели под собой вполне реальные основания. 1 октября 1918 г. две роты расквартированного в Троицке 2-го Уральского кадрового полка отказались выйти на занятия по причине отсутствия обуви. Батальонный командир вынужден был применить оружие, в результате чего несколько солдат получили ранения.
Инициативу генерала М.В. Ханжина по реквизиции предметов обмундирования поддержал командующий Сибирской армией генерал П.П. Иванов- Ринов.
10 октября 1918 г. он приказал образовать комиссию под председательством главного начальника Западно-Сибирского военного округа генерал-майора М.К. Менде для разработки вопроса о возможности реквизиции одежды казенного образца у гражданского населения. В состав комиссии вошли от Министерства снабжения В. Ф. Рыбаков, от Министерства внутренних дел - И. Ф. Долгополов, от Министерства труда - М. Кучин, от Омского городского самоуправления - Д. С. Ковлер, от Омского военно- промышленного комитета - инженер М. Жернаков, от уполномоченного по продовольствию Акмолинской области - А. Канорский, от Окружного Западно-Сибирского интендантства -СМ. Купчий, а также дежурный генерал штаба Сибирской армии генерал-майор М. Н. Фукин, начальник Омского гарнизона генерал-майор С. И. Лящик и представитель штаба II Степного Сибирского корпуса поручик Глазунов.
Заседание комиссии состоялось 12 октября. После всестороннего обсуждения вопроса о возможности реквизиции одежды казенного образца у лиц, не принадлежащих к составу армии, комиссия нашла необходимым от имени военного ведомства и Министерства снабжения обратиться к населению с воззванием о добровольной сдаче в семидневный срок необходимых для армии предметов обмундирования: шинелей, походных суконных рубах и шароваров, а также ватных тужурок защитного цвета. При приемке вещей комиссия нашла возможным уплачивать за шинель от 60 до 80 руб., за походную суконную рубаху - от 40 до 60 руб., за походные суконные шаровары - от 30 до 50 руб., за ватную тужурку - от 30 до 40 руб. В случае безуспешности данного мероприятия намечалось объявить о воспрещении ношения одежды казенного образца и приступить к ее реквизиции. При этом предполагалось уплачивать за шинель - 28 руб. 25 коп., за рубаху - 27 руб. 50 коп., за шаровары - 21 руб. 25 коп. и за тужурку - 20 рублей.
Комиссия постановила «просить Министерство снабжения принять на себя организацию при содействии городских и земских самоуправлений и военного ведомства через своих уполномоченных сбора добровольно сдаваемых населением вещей в установленный семидневный срок, а в последующем, если окажется необходимым, то провести и реквизицию необходимых для армии вещей». На протоколе заседания комиссии командующий Сибирской армии 13 октября наложил резолюцию: «Вполне согласен, ввиду наступающих холодов, ходатайствую перед управляющим Военным министерством о скорейшем проведении в жизнь».
Эта акция оправдала себя. Так, в Бийском уезде к 23 ноября военное обмундирование за соответствующую компенсацию сдали три волости, в том числе Хайрузовская волость - 194 шинели, 37 ватных тужурок, 23 суконных гимнастерки и 23 брюк; Бийская волость - 284 шинели, 27 ватных тужурок, 27 суконных гимнастерок и 3 брюк; Шубинская волость - 18 шинелей и одна ватная тужурка, а всего 498 шинелей, 65 ватных тужурки, 50 гимнастерок и 26 брюк. Общая сумма денежной компенсации составила 40 610 руб.212
Реквизиции, однако, иногда выходили за законные рамки. Злоупотребления на этой почве позволяли себе чаще всего казачьи атаманы Б.В. Анненков и И.Н. Красильников и их подчиненные. По словам Верховного главнокомандующего генерала В. Г. Болдырева, атаманы «учли общую расхлябанность, отсутствие организованной заботливости и давно уже перешагнули черту, отделяющую свое от чужого, дозволенное от запрещенного. Утратив веру в органы снабжения, они просто и решительно перешли к способу реквизиции. Почти каждый день получались телеграммы о накладываемых этой вольницей контрибуциях. Они были сыты, хорошо одеты и не скучали. Система подчинения была чрезвычайно проста: на небе Бог, на земле атаман».
Но «если отряд атамана Красильникова, развращенный пагубной обстановкой Омска, носил все признаки нравственного уродства и анархичности, то в частях другого атамана, Анненкова, представлявшегося человеком исключительной энергии и воли, было своеобразное идейное служение стране».
Большой общественный резонанс получили злоупотребления казаков 1-й запасной сотни анненковского отряда во главе с есаулом Сургутским. 26 сентября 1918 г. на станции Чаны в местном отделении Сибирской компании есаул Сургутский с санкции атамана Анненкова конфисковал тридцать ящиков спичек стоимостью более 11 тыс. рублей. Служащие компании попытались добиться уплаты денег за спички, но безуспешно.
В Каинске, несмотря на противодействие уездного комиссара, есаул Сургутский 15 октября самовольно реквизировал до 6 тыс. ведер спирта, хранившегося на Ново-Троицком заводе Мариинского товарищества и проданного еще в 1917 г. французскому правительству для нужд Генерального штаба. Спирт не удалось вернуть даже после вмешательства в это дело томского губернского комиссара.
Узнав о творившихся безобразиях, уездный комиссар через местную прессу обратился к населению с просьбой сообщить ему о причиненных убытках и пропавших вещах. В числе заявителей был крестьянин села Погорелки Покровской волости Бондаренко, сообщивший о реквизиции в их селе 39 голов скота, 100 пудов сена, 100 пудов муки и 20 возов сена на общую сумму 2,5 млн руб.214
Павлодарский уездный комиссар С. С. Зефиров в донесении от 30 декабря 1918 г. обращал внимание акмолинского областного комиссара на открытое вмешательство в сферу административной и судебной властей уезда штаба пополнения отряда Анненкова в лице начальника штаба поручика Чернова и его адъютанта хорунжего Пашина. По словам С. С. Зефирова, возглавляемый ими отряд совершал порки, производил реквизиции и налагал контрибуции, оставляя получаемые таким образом средства в своем распоряжении.
Уездный комиссар зарегистрировал также несколько случаев, когда представители штаба вызывали к себе «разных киргиз» и под страхом порки и лишения свободы вымогали у них деньги и скот. На просьбы Зефирова прекратить беззакония Чернов и Пашин заявили, что будут поступать так, как им желательно, ибо они действуют не по указаниям правительства, а по непосредственному распоряжению атамана Анненкова. По словам Зефирова, это «нежелательное явление» в значительной степени затрудняло «дело управления уездом и главным образом дело воспитания в массах уважения к законности и порядку».
Вышестоящие командиры и начальники не обращали особого внимания на все эти злоупотребления. Достоинства атаманов перевешивали их недостатки. Верховный главнокомандующий генерал В. Г. Болдырев смотрел на атамана Анненкова прежде всего как на человека «исключительной энергии и воли», а в его частях видел «своеобразное идейное служение стране».
Снисходительное отношение верховной власти к незаконным реквизициям очень хорошо иллюстрирует случай, свидетелем которого был министр снабжения И. И. Серебренников. В своих воспоминаниях он пишет: «Начальник гарнизона одного большого сибирского города реквизировал своей властью большую партию мануфактуры в местном кооперативе.
Кооператоры обратились к Верховному правителю с жалобой на действия военных властей. Колчак вскипел: - Как, реквизиция? По-большевистски? Мы должны действовать иначе. Вызвать сюда начальника гарнизона! Начальник гарнизона приезжает в Омск и дает адмиралу свои объяснения, каковые Колчак покойно выслушивает.
Оказывается, призванные в войска молодые солдаты совершенно не имеют белья; при отсутствии такового в гарнизоне распространяются всякие эпидемические болезни; среди солдат нарастает большое недовольство; можно ожидать вспышек этого недовольства, даже бунта.
Министерство снабжения, в лице местного уполномоченного, собиралось скупить мануфактуру кооператива, но за отсутствием средств затягивало закупку; тогда он, начальник гарнизона, вынужден был обратиться к реквизиции товаров, иначе он не мог бы отвечать за спокойствие гарнизона. Выслушав это горестное повествование, Колчак сказал: - Поезжайте с миром обратно к себе. Вы поступили правильно. Я на вашем месте сделал бы то же самое. И адмирал пожал руку начальника гарнизона».
Руководители высших органов военного управления не имели возможности наладить централизованное снабжение вооруженных сил, поэтому переход армии на «самоснабжение» был объективно неизбежен. Тем не менее, незаконные реквизиции не получили широкого распространения в Сибирской армии.
Источник: Симонов Д.Г. Белая Сибирская армия в 1918 году: монография / Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2010. 610 с.
