Печь и домовой в сибирской избе
Опубликовал: zampolit, 10-12-2016, 21:09, Путешествие в историю, 3 236, 0
Важным моментом в строительстве дома в Западной Сибири была установка печи. Иногда печь приходилось ставить не только, когда строился новый дом, а несколько раз перекладывать, если она чем-то не устраивала хозяев или прогорала. Но если в доме была глинобитная печь, последней неприятности не случалось. Глинобитные печи прочнее и надежнее кирпичных, лучше держат тепло, не отсыревают, с течением времени становятся как единый фигурный кирпич, разломать ее трудно даже ломом.
Глину («землю») на печь брали недалеко от деревни, а иногда, если глинистые слои подходили близко к поверхности земли, то и в своем голбчике. Использовали обыкновенную красную глину, пластичную, но нежирную. Битье печи приурочивали к полнолунию, чтобы она не трескалась и не отсыревала.
Печи ставили в углу избы, слева или справа от входа, устьем («целом», «салом») повернув к стене, противоположной входу, почти вплотную к стене, оставляя 20-30 см для кухонной утвари - ухватов, кочерег и т. п. Между печью и стеной, над входом, устраивались деревянные полати, где клали спать детей. На полатях было тепло от печи и просторно. В некоторых домах вместо больших полатей устанавливали узкую полку.
В избах печи делались с дымоходом – «по-белому», печи без дымоходов – «по-черному» - в конце XIX – начале XX века в избах уже не ставили.
«Битые» русские печи делали за один день техникой битья мастер с подмастерьем или хозяин с «помочью». Работать приходилось очень быстро, чтобы глина не пересохла. Кое-где, например в сузунских деревнях, печь била хозяйка, приглашая соседок и родственниц «в помочь», стариков, чтобы помогли советом. Все деревянные детали печи делались хозяином или кем-нибудь из родственников-мужчин. Бревенчатый сруб подводили до уровня пола или немного ниже. На сруб клали половинки бревен, бревна небольшого диаметра или толстые плахи - делали основание для печи. На него насыпали слой глины. Ставили печной столб, делали привязку. Затем до определенной высоты возводили из бруса или плах опечек так, чтобы удобно было бить глину. Накладывали слой за слоем толщиной 5-10 см, которые били, уплотняя, деревянными молотками («чекмарями» - Венгеровский район Новосибирской области) или пестиками. Работа распределялась так, что один человек бил, другой прибивал. Заостренным концом молотка в каждом слое делались углубления - велось пазование, затем накладывали новый слой и били округлым концом молотка. Такой прием был необходим для большего уплотнения. Опечек поднимали до нужной высоты. Между слоями глины насыпали немного соли, чтобы слои лучше «сливались» и печь была крепче.
На удобной для хозяйки высоте (каждая печь делалась индивидуально – «под хозяйку», ведь ей приходилось работать около печи ежедневно по несколько часов) формовали шесток и под печи (гладкую горизонтальную площадку с небольшим уклоном к устью печи), набивая глину в опалубку, которую в дальнейшем разбирали.
Вятские мастера, приходившие с артельным промыслом в Сибирь, определяли размеры печи так. Прежде всего, усаживали хозяйку дома на табурет. Расстояние от верхней пуговки на шее хозяйки до плоскости табуретки давало высоту свода внутренней части печи, которая, однако, не должна была превышать 60 см. Устье печи должно было быть на 10 см шире плеч хозяйки, а высота его равна их ширине. Шесток в глубину должен быть равен размеру от локтя до кончиков вытянутых пальцев. Высота печи делалась равной росту хозяйки плюс два спичечных коробка.
Под подовый слой насыпали слой песка или битого стекла, чтобы печь была жарче. Для образования внутреннего пространства печи делали специальную опалубку – «свинку», короб из досок с полукруглым верхом. Формовали на шестке верхнюю часть печи с чувалом и дымоходом, вырезали устье ножом, делали прорезь для заслонки, печурки - небольшие ниши для трубы самовара, сушки рукавиц, хранения спичек - и специальные отверстия для выгреба угольев и пепла. Выбирали загнету - углубление в подовом слое печи, куда сметали угли для поддержания ровного жара.
Чувал был прямоугольной формы и делался так: стержнем его служили чурки из нетолстого березового бревнышка, вокруг них набивали глину, ограничивая ее опалубкой. Между половинками чурок делали зазор, куда вставляли бересту, которую затем поджигали, когда их требовалось убрать. Трубу чувала, сделанную из кирпичей, выводили на крышу. Колено чувала называлось «боровок», его делали для отбоя искр, чтобы они не вылетали в трубу, а тепло дольше сохранялось. Но во многих печах «боровков» не было.
Когда печь была готова, ее топили первый раз, в дымоходе поджигали бересту. Доски свинки и чурки сгорали, образовывая внутреннее пространство печи. Иногда свинку вытаскивали до топки и использовали несколько раз. Для того чтобы вытащить свинку, нужно было дернуть за предварительно прикрепленную к ней веревку; свинка рассыпалась на составляющие ее досточки, и их убирали. Для набирания печью прочности ее топили некоторое время несколько раз в день, и она постепенно высыхала.
Обычно печь белили серой глиной, а позже и известью, несколько раз в год. Часто в горнице для тепла устанавливали голландку («галанку»). В начале века как дополнительную печь стали применять фабричную металлическую печь «Контрамарка».
Сибиряки печи топили дровами из лиственного леса, в холода их не жалели, переселенцы же, приехавшие из бедных лесом районов, поначалу топили кизяками, соломой, дудками, для тепла затыкали окна соломой, а затем перенимали сибирский обычай. Сибиряки иной раз даже стыдили их: «Не позорь Сибирь! Не топи кизяком!».
Окончание работ по установке печи отмечали всей семьей в тот же день, приглашая всех «помочан».
С печью в народном сознании связаны понятия надежности, защиты, основательности. Это воистину ядро дома, домашний очаг, дающий благополучие, сытость, тепло. На печи спали старики; ребятишки, испугавшись грозы, грома, жались поближе к печи.
В сибирских заговорах от тоски по умершему, часто обращались к печи: «Как ты, матушка-печь, не боишься ни воды, ни пламени, так бы и ты (имярек) не боялся, не страшился» (д. Каргополово Ордынского района Новосибирский обл.). Наговорить его нужно было на воду, и сбрызнуть наотмашь того, кто страдал боязнью. При этом он должен был стоять около печи и посмотреть в нее, к чему его нужно было принудить, сказав: «Что-то неладно у вас в печи».
Используя угольки из печи, лечили от испуга. Приговаривая необходимые слова, нужно было бросить три уголька в воду. Если угольки потонут - человек вылечится, если же нет, то причина болезни не в испуге. Некоторые заговоры необходимо было произносить на новый месяц при затопленной печи. Например, такой (при этом нужно было опустить три спички в воду и приговаривать):
Стану я робися, (имярек), благосповясь.
Пойду перекрестясь,
Из дверей в двери,
Из ворот в ворота,
На восточную сторону.
На восточной стороне Есть божия церква,
Есть престол Христовый,
Матушка пречиста, пресвята госпожа,
Не смывайте, не сметайте С моря пену,
А смойте, сполощите
Все хитки, притки, уроки, переполот
И родимое худобище, азевище
С девки-самокрутки.
От слепца, от кривца и проезжа молодца.
От всех дуба проклятых мышей,
Которые договоры, которые переговоры,
Неполна, исцелна
Семьдесят семь жилочек, семьдесят семь суставчиков,
Смой, сполощи
На весь месяц,
На молоду, на ущерб и на полны месяц.
Аминь. Аминь. Аминь (Записано в д. Каргополово).
Кроме того, существовали приметы, связанные с атрибутами печи. Когда шел град, советовали для его прекращения выбросить из окна печную заслонку и нож.
Клюка (кочерга) и помело (веник из еловых или сосновых лап для выметания золы из печи) служили для приманивания домового («суседа», «соседушки», «деда», «хозяина»).
В представлении русских крестьян Приобья домовой являлся полновластным хозяином дома и двора, от него зависели в большой степени здоровье и благополучие домочадцев и скота. По рассказам, домовой перед каким-нибудь важным событием подавал знак - ночью шумел в голбце, скрипел, а то и тоненько плакал. Если ночью слышали какой- нибудь необычный звук, то спрашивали: «К худу ли, к добру?» Если ответ был: «К худу», то ожидали беды.
Местопребывание домового можно было определить только по косвенным данным, если он являлся кому-то из домочадцев, то по собственному желанию. Обитал он где-то в подполье, рядом с печью, или же на чердаке, т. е. на периферии жилого пространства. Обличье его описывали по-разному.
То это маленький мужичок, одетый в рванье, обутый в лапти (Сузунский район), то - лохматое существо (Ордынский район Новосибирский обл.), то - вообще его образ совмещался с лаской, маленьким шустрым хищником. «Это черненький прогошистый зверек - хозяин дома, обижать и трогать нельзя» - из полевых записей, сделанных в д. Ключевая Венгеровского района Новосибирский обл.
Обычно домового увидеть нельзя, если не применить особого способа. Для этого хозяину дома или кому-нибудь из старших в семье нужно было под Пасху пойти в церковь, взять там зажженную свечу и донести домой, чтобы она не погасла. Со свечой нужно было подняться на чердак, там-то в этот момент и можно было увидеть домового (д. Малышево Сузунского района Новосибирской обл.).
Кроме того, считалось, что домовой любит животных той же масти, что и он сам. Поэтому у хозяина волей-неволей подбирались все животные одной масти - и лошади, и коровы, и собаки, и кошки. Животных другой масти домовой не любил, гонял их ночью, мучил. Полюбившихся же коня или корову домовой ласкал, обихаживал, чистил, конскую гриву заплетал в косы. Особым покровительством домового из обитателей дома пользовались старые бабушки. Ночью он им заплетал косички, такие мелкие да частые, что расплести было невозможно.
Говорили, что двум хозяевам нельзя в одном доме жить, так как домовые будут соперничать, драться, тесно им: «Два медведя в одной берлоге не живут». Это замечание, несомненно, указывает на рудиментарные представления о духе дома как предке хозяина.
Недаром при переселении в новый дом необходимо было позвать с собой домового. Часто, переселяясь, хозяйка в первую очередь переносила клюку и помело, клала их на печь, тем самым приманивая домового на новое место, при этом приговаривая: «Соседушка-братушка, пойдем к нам на ново место» (Нижний Сузун Сузунского района Новосибирской обл).
Существовало огромное множество вариантов приговоров, зовущих домового: «Хозяин мой, пойдем со мной, я дорогой, а ты стороной» (старожилы - выходцы из Нижегородской губ.), «Соседушка- батюшка, ты у нас хозяин, так иди, люби скотинушку», «Дедушка- вуканушка, пойдем со мной» (старожилы деревень Сузунского района), «Домовой-домовой, не оставайся, пойдем со мной» (старожилы районного пос. Маслянино) и т. п. Считалось, что если домового не позвать с собой, то он рассердится, все в семье разладится, домовой будет бродить вокруг, беспокоить всех. Для домового пекли специальный маленький хлебец из остатков теста, поставленного на большой каравай, который пекли на новоселье. Такой хлебец клали в подпол дома и под крышу в стойле для животных.
У домового был весьма капризный нрав. Если кто-то из домочадцев ему не полюбится, то будет ему мешать спать, ночью душить, щипать до синяков. Особенно часто это случалось, если из дома уезжала одна семья и въезжала другая или же в доме оставалась на постой чужая семья. Иногда доходило до того, что, не выдержав, люди уезжали из такого дома.
Чтобы задобрить домового, хозяйка также пекла специальный хлебец для него и с приговором «Дедушка-соседушка, люби хозяина с хозяюшкой да скотинушку» (вариант – «Батюшка-соседушка, братанушка, полюби нас да скотинушку, красную и синюю, чернопес и краснопес, и белую») кладут его в подпол, предварительно разделив на четыре части, к северной, восточной, южной и западной стенам (д. Устюжанино Ордынского района Новосибирский обл.).
Из книги «Традиционная культура русских Западной Сибири XIX-XX вв», издательский дом «Наука», Омск, 2003 г.
